А.Н. Уланов

«История Болезни»

(документальная повесть)

Часть первая

Республиканская больница

г.Саранск

А.Н. Уланов

«История болезни»

(Документальная повесть)

Ф.И.О. больного: Уланов Александр Николаевич

Год рождения: 26.12.1953

Время поступления: 24.11.1968

(Республиканская клиническая больница г. Саранск Мордовская АССР)

Время выписки: 30.07.1971

(НИИ скорой помощи им.Склифосовского г.Москва)

Посвящается

с благодарностью родной маме Улановой (Ларькиной)

Фёкле Никифоровне и

названному отцу - хирургу Беляеву Александру Анатольевичу

Все имена персонажей и даты в повести реальны,

но возможно некоторые из них не совпадают (минуло 50 лет).

Простите!

2018-2019 гг.

Республиканская клиническая больница. г. Саранск

Диагноз: острый гангренозно-перфоративный аппендицит.

Первая операция 24.11.1968 года.

Аппендэктомия.

Осложнение: несостоятельность культи. Периаппендикулярный абсцесс. Распространенный гнойно-фиброзный перитонит. Парез кишечника(динамическая кишечная непроходимость). Абдоминальный сепсис.

Вторая операция 29.11.1968 года.

Лапаротомия. Дренирование брюшной полости через срединный разрез и разрезы в подвздошных областях.

Осложнение: межпетлевые абсцессы. Множественные тонко и толсто кишечные свищи. Несостоятельность швов передней брюшной стенки.

Третья операция 05.12.1968 года

Релапаротомия. Ревизия брюшной полости.

Осложнение: дефект передней брюшной стенки (20x14 см.). Спаечная болезнь.

Четвёртая операция 08.12.1968 года.

Ушивание доступных свищей.

Осложнение: несостоятельность нескольких ушитых свищей. Образование новых свищей тонкого и толстого кишечника. Спаечная болезнь.

Пятая операция 31.12.1968 года.

Ревизия брюшной полости. Ушивание свищей кишечника.

Рассечение межпетлевых спаек.

Осложнение: несостоятельность ушитых свищей.

24 ноября 1968 год.

Мне 14 лет. Я ученик 8 «А» класса школы №3 города Саранска.

Воскресенье. В школу идти не надо, но все равно на душе «хреново» - целый день ноет живот. Решил прогуляться.

Мать возится на кухне – готовит еду:

- Куда сорвался? Уроки сделал?

- Сделал.

Взял хоккейную клюшку и вышел из дома. Серый от замершей грязи поселок «ТЭЦ-2», так именуют окраину нашего города, преобразился. Белизна первого снега режет глаза. Даже наш обшарпанный двухэтажный дом, окруженный

заснеженными деревьями, выглядит красиво. За сараями ребята лопатами чистят каток. Стою и думаю: «Стоит ли подходить? Не поверят, что болею – скажут притворяюсь». Разворачиваюсь и возвращаюсь домой.

Мать по-прежнему на кухне гремит посудой, но дверь прикрыта. Тихонько вешаю пальто, шапку, снимаю валенки и незаметно прохожу в спальню. Заваливаюсь на застеленную кровать. Свернувших «калачиком», засыпаю…

Просыпаюсь от болей в животе. За окном темнеет, в проеме двери стоит мама.

- Сашка! Ты чего это делаешь? - остатки сна мгновенно улетучиваются. Лицо ее сердито: – Совсем совесть потерял! Что лень с человеком делает!

Сажусь на кровать, голова немного кружится и подташнивает.

- Мам! У меня живот болит.

-Сейчас огрею по хребту хоккейной клюшкой, быстро поправишься – голос у мамы дрожит: – Только знаешь, жрешь и в хоккей играешь. Немецкий учил?

- Мам, правда живот болит, а ты со своими уроками!

- Разве мне их задали? На родительском собрании не знаешь куда глаза от стыда прятать. Бери учебник! Если еще раз Фаина Васильевна в школу вызовет, точно сломаю клюшку о твою голову - хлопнув дверью, выходит из комнаты.

Встаю с кровати, ноющая боль разливается по животу и рука интуитивно ложится на него. Обреченно достаю из сумки учебник немецкого языка. Сажусь за стол, раскрываю книгу на первой попавшейся странице, а сам смотрю в окно на заснеженную улицу - рассуждаю: «Почему в Германии, даже маленькие дети могут говорить на немецком языке, а я четвертый год его учу и «тишина». Эх! Пожить бы годок среди немцев - «шпрехал» бы, не хуже своей училки.»

Фаина Васильевна, эту четверть спрашивает каждый урок и раз за разом ставит мне в журнале двойки. Там их набралось тринадцать или четырнадцать. Последний раз разнервничалась, накричала и выгнала из класса. Другие предметы даются легко, даже есть четверки. Здесь же надо зубрить, а это выше моих сил.

В комнату заглядывает мама – удивляется:

– Учишь?

– Нет! Третий раз говорю, у меня болит живот, тошнит и знобит.

Она подходит, кладет свою ладонь мне на лоб.

– Набегался! Иди поешь.

– Не хочу. Сказал же, тошнит.

Мама садится на помятую мной кровать, и нерешительно спрашивает:

– Саша, может «скорую» вызвать?

– Не надо, пройдет. Пойду приму ванну, что-то замерз.

Лежу в ванне, но горячая вода не согревает. Успокаивая боль, поглаживаю живот. Неожиданно сильный позыв тошноты подступает к горлу, быстро встаю и одеваюсь. Кружится голова. Открываю дверь - стоит мама.

– Ну как?

Обреченно машу рукой.

– Вызывай «скорую» …

Разбивая бампером снежные заносы, машина скорой помощи увозит меня из дома. Освещенные фарами, бесчисленные снежинки несутся на встречу и мгновенно исчезают во мгле.

В салоне машины холодно, сильно трясет. Одной рукой держусь за вибрирующую перегородку, за которой весело переговариваются фельдшер и водитель, другой крепко прижимаю живот. Каждая «колдобина» на дороге отдается в ней болью, но просить водителя ехать аккуратнее, не решаюсь - терплю…

Долгое нудное ожидание в приемном отделении Республиканской больницы закончилось - пришел дежурный хирург. «Железные» пальцы вонзились в мой живот, вызвав острейшую боль и приступ тошноты, вскрикнув, отбрасываю руками его кисть. Врач, поправляя пальцем массивные роговые очки сползающие с его крупного носа, спокойно изрекает:

– Аппендицит. Готовься парень к операции.

Мое сердце вдруг заколотилось быстро-быстро.

– Когда?

– Сейчас! – хирург ободряюще хлопает меня по плечу, встает и уходит.

Сажусь на кушетку – снова жду. Подходит маленькая худенькая девушка в медицинском халате, на голове белый колпак.

– Больной, пойдемте за мной – шагаю за ней…

Переодетый в застиранную полосатую пижаму, продолжаю следовать за медсестрой. Поднимаемся по мраморным ступенькам на второй этаж, затем идем по длинному слабо освещенному коридору. Слева огромные окна, справа двойные белые двери палат. Никого. Слышны только ритмичное цоканье туфелек медсестры и шарканье безразмерных шлепанцев на моих ногах. Поворот налево, и мы упираемся в застеклённую закрашенную белой краской перегородку. В центре ее широкая дверь, над ней крупными красными буквами по стеклу написано: «Операционная». Внутри что-то екает: «Вот и пришли».