Несмело вхожу в раскрытую дверь и замираю. В центре большой ярко освещенной комнаты, как эшафот стоит операционный стол. Возле него два хирурга. Оба затянуты в мятые серые халаты, лица повязаны по самые глаза марлевыми повязками, а руки в резиновых перчатках держат на весу. В одном из них узнаю осматривающего меня хирурга. Другая, судя по фигуре, молодая девушка. Хирург-мужчина машет мне призывно рукой.

- Проходи смелей, не стесняйся.

Медсестра уходит, а подошедшая санитарка, взяв под локоть, говорит:

- Пойдем милок, нехорошо врачей задерживать.

Она бесцеремонно стаскивает с моего закрепощенного тела пижаму, и привычно укладывает меня на твердый операционный стол. Сквозь тонкую нательную рубашку и простыню в тело проникает холод. Стыдно - лежу в неприличном виде. Перед лицом вездесущая санитарка вешает на металлическую скобу пеленку и получается шторка - хирургов не вижу

Отворачиваюсь от света рефлектора. Санитарка привязывает бинтами к столу мои руки и ноги: – «Теперь не вырвусь»

Стоявшая до этого в стороне операционная медсестра, подкатила к нам маленький металлический столик. Хорошо видны блестящие хирургические инструменты, аккуратно разложенные на такой же серой и мятой как халаты врачей пеленке. Мужской голос прерывает тишину:

- Начинайте!

Живот мажут чем-то холодным. Запахло ийодом. Женский голос:

- Новокаин! - вздрагиваю от укола в правую половину живота. - Еще! – медсестра быстро заправляет шприц из флакона стоящего на столике с инструментами. Кожу в месте инъекции распирает, но боли от последующего укола не чувствую: - Скальпель! – ладонь хирурга прижимает мой живот и лезвие инструмента, дергаясь, проходит безболезненно по одеревеневшей коже. Теплая струя стекает по правому боку. Хирург режет мое тело и тянет внутренности. Нудная тошнотворная боль изматывает, со лба стекают холодные капли пота, а врачи за шторкой неторопливо спокойно переговариваются. Умоляюще смотрю на медсестру и с трудом выдавливаю из себя:

- Долго еще?

Она берет салфетку, вытирает мой лоб:

- Потерпи, еще чуть – чуть.

Закрываю глаза и до скрежета зубов сжимаю челюсти. Ее «чуть-чуть» тянется бесконечно. Наконец зашивают. Проколы через кожу чувствительны, но не сравнимы с прежними болями. Все позади - мышцы рук расслабляются, челюсти разжимаются. Хирург – мужчина, звонко срывая с рук перчатки, говорит:

- Молодец! Терпеливый мальчик. Через неделю выпишем.

Собой доволен: «Действительно молодец!» Санитарка на каталке вывозит меня из операционной и останавливается.

Подошедшая дежурная медсестра поясняет:

- В палатах мест нет. Пока полежишь на кровати в коридоре.

Закутавшись с головой в байковое одеяло, при помощи своего дыхания согреваюсь и засыпаю…

Проснулся – в коридоре тишина и темень. Болит живот, в горле сухой комок - не проглотишь, язык липнет к небу. Очень хочется пить. Приглядевшись, замечаю за углом моего закутка, все же брезжит слабый свет. Скинув одеяло, осторожно поворачиваюсь на бок и придерживая руками повязку сажусь на кровать. Немного подумав, все же решаюсь и встаю. Внутренности живота резко тянут вниз – боли усиливаются, кажется, что кишки вылезут через рану. Еще крепче прижимаю живот рукой, а второй нащупываю на спинке кровати свою пижаму. С трудом одеваюсь. Ногами нахожу шлепанцы и иду туда, где мерцает свет. Завернув за угол в середине коридора, вижу спящую за столом знакомую медсестру. Свет настольной лампы освещает голову девушки, лежащую на ее скрещенных руках. Темные прямые волосы, выскользнув из-под белого колпака, разметались по столу. Шлепаю к ней. Постояв рядом, все же не решившись будить, хочу идти дальше. Но медсестра вдруг просыпается и смотрит на меня непонимающим взглядом.

Прерываю затянувшееся молчание:

- Девушка, где здесь у вас вода?

Она торопливо поправляет свои волосы и преодолев замешательство, тихо возмущается:

- Кто тебе разрешил вставать?!

- Пить хочется – опешил я.

Медсестра шепчет, почти шипит:

- Иди ложись в постель!

С трудом глотаю липкую слюну, разворачиваюсь и плетусь обратно к своей кровати: «Вот «змея», а спала как ребенок».

Вслед слышу уже доброжелательный голос:

- Сейчас принесу.

Сижу на кровати - жду. Медсестра подходит со стаканом воды. Протягиваю руку, но она отводит ее в сторону:

- Тебе пока пить нельзя. На возьми ложку - обматывает ее бинтом: – Обмокни, и смачивай себе губы. Придётся потерпеть - кладет стакан на рядом стоящий стул и уходит.

Влага из мокрого бинта орошает сухие губы и язык, но жажда не уменьшается. Хочется пить! Отложив ложку, беру в руку стакан. Первый глоток теплой воды пробивает брешь в горле, второй добирается до желудка, принеся некоторое облегчение. Рука помимо воли не отпускает стакан.

Поддавшись искушению, выпиваю оставшуюся воду. Стало лучше. Закутавшись с головой в одеяло - засыпаю…

«Я почему-то каменщик. Веду кладку стены высотного дома. Прохладный ветерок колышет волосы. К животу справа привязана бутылка с водой. Кладу кирпич – глотаю из бутылочки, еще кирпич – вновь глоток и так постоянно. Бутылочка бьет по животу, мешает работать – но без воды мне нельзя, а ее все меньше и меньше и вскоре она заканчивается. Охватывает отчаянье. Вдруг вижу летящий в мою сторону вертолет, а под ним на тросе висит бочка. Вертолет зависает надо мной. От лопастей бьет холодный ветер - мне зябко. Из бочки свисает тонкая резиновая трубочка, из нее льется вода. Трубка болтается - не могу поймать ртом струю воды. Залезаю на стену пытаясь схватить конец трубки руками. Тянусь за ней, но сырая кирпичная кладка рассыпается под ногами и я…» Просыпаюсь…

25 ноября 1968 год.

Утро. Во рту пересохло, язык не шевелится - «припаялся» к небу. Боли в животе усилились. Одеяло сползло, знобит от холода. В моем закутке посветлело. Свет падает через стеклянную стенку операционной и немного из-за угла в коридор.

 Закутываясь в одеяло, с удивлением слышу за изголовьем тихий женский голос:

- Коля, тебе водички дать? - но ей никто не отвечает.

Не согрелся, но слово «вода» поднимает с постели.

Сажусь. Осмотревшись, вижу вдоль стены еще кровать, на которой лежит худой с осунувшимся лицом мужчина. Рядом с ним в небрежно накинутом на плечи помятом халате, сидит на стуле с усталым скучающим лицом женщина. Впалые глаза больного закрыты, но веки дергаются – не спит. Поборов нерешительность и облизав шершавым языком губы прошу ее:

- Тетенька! Принесите воды.

Она от неожиданности вздрагивает:

- Да! Да конечно. - обращается к мужчине: - Коля, я на минутку. - женщина встает, берет мой стакан и хочет идти, но передумав, останавливается: – Может тебе «минералки» налить? Будешь?

Киваю головой. Вода из бутылки булькая льется в стакан, а пузырьки газа с шипеньем вырываются из него.

- Спасибо – беру стакан и с жадностью пью. Солоноватая вода вливается в мой пересохший рот. Каждый новый глоток отзывается в душе благодарностью к доброй женщине

- Мужу сделали операцию - кивает в сторону мужчины:

- Всю ночь просидела рядом. Устала, спать хочу. Да ты не спеши, пусть газ выйдет - немного подумав, продолжила:- Мальчик, мне нужно на работу сходить - отпроситься. А ты, если понадобится, позови медсестру – она ставит на мой стул бутылку «Боржоми» с оставшейся водой и быстро уходит.

Пока сидел, вновь замерз. По телу забегали «мурашки». Лежу под одеялом, только глаза и нос снаружи. По мере необходимости достаю рукой бутылку, прикладываюсь к ее горлышку и маленькими глотками пью драгоценную воду – экономлю.

Периодически мимо проходят люди в белых халатах. Несколько раз провозили на каталках прооперированных. Также на каталке, куда-то увезли и дядю Колю. Снова один. Бутылка «Боржоми» стоит пустая, а пить хочется и очень болит живот.