Проснулась. За окном расцвело, кричали наперебой петухи. Надо выгонять со двора скотину, растапливать печь, но я еще долго лежала в постели и думала: «К чему бы это»?!»

Исполнилось Ване четырнадцать лет - целый год не покидала тревога, но ничего не случилось. Четырнадцать Пете, затем Коле – года прошли обычно. Сейчас поняла - в то время тебя под сердцем носила! Вот и ухаживаю за тобой как за ребенком.

Еще до восьми, подошел Виктор Николаевич.

- Здравствуйте. Как прошла ночь? Что нового скажите?

Мама обреченно отвечает:

- Его ночью вырвало и совсем не ест.

- А ты, Саша, что скажешь?

- Повязка на ране почему-то намокла?

- Давай посмотрим - доктор садится на стул и откидывает одеяло.

Кожа на вздувшемся животе лоснится. Виктор Николаевич сдирает мокрую повязку - из раны между швами течет гной. Прикрывает ее той же повязкой

- Сейчас вернусь.

Уходит и вскоре возвращается. Медсестра – Нина Сергеевна, следом катит двухъярусный металлический столик. Сверху лежат никелированные стерилизатор, медицинские инструменты, снизу – бутылки с разноцветной жидкостью и перевязочный материал. Доктор, надев резиновые перчатки, ножницами режет нитки удерживающие края раны. Шов расходится - гной потоком выбрасывается в предварительно подставленный лоток, затем из бутылки льет прозрачную жидкость - из раны извергается грязная пена. Весь живот и простыня подо мной мокрые, а он все льет и льет, а пена все прет и прет. Наконец жидкость перестала пениться. Врач промывает рану желтой жидкостью, запихивает в нее пинцетом наполовину рванную резиновую перчатку.

- Это дренаж, чтобы не зарастала.

Я удивлен.

- Как не зарастала? Виктор Николаевич, так и буду с ней в школу ходить?

- О чем ты? – опешил доктор.

- После операции Вы сказали: «Через неделю выпишем!»

- Какая неделя! У тебя осложнение.

- А как же школа?

- Да не об учебе надо думать! Сейчас главное вылезти из этого «дерьма», в которое мы с тобой попали.

Он выбрасывает в лоток перчатки, вытирает руки о пахнущее хлоркой влажное полотенце и обращается к медсестре:

- Нина Сергеевна, подайте зонт.

Она вытаскивает пинцетом из стерилизатора резиновый светло-коричневый шланг. Хирург раздраженно кричит:

- Да не этот! Тонкий-тонкий давайте! Медсестра послушно, даже не обидевшись, из того же стерилизатора вытягивает взамен длиннющую тонкую резиновую трубку.

Успокоившись, Виктор Николаевич смотрит на меня:

- Будем удалять дрянь, что скопилась у тебя в желудке - берет конец зонда, смазывает его вазелином. Открываю рот, но он без объяснений втыкает зонд в мою левую ноздрю и приказывает: - Глотай! Глотай! – послушно делаю глотательные движения и ощущаю, как зонд движется по пищеводу. Из трубки в подставленный лоток льется содержимое желудка – серо-зеленая вонючая жидкость.

Неприятно, но боль в животе уменьшилась. Врач вновь вытирает руки полотенцем.

- Теперь можешь пить воду сколько хочешь. Нина Сергеевна, скажите санитарке пусть поменяет постельное белье и рубашку Саше. А Вы – он обращается к маме: – Пожалуйста, приберите здесь!...

В окна светит яркое зимнее солнце. Возле кровати мама и санитарка навели порядок. На мне свежая чистая рубашка.

В палате идет общий обход. Группа врачей, во главе с профессором и заведующим отделением, осматривают больных. Виктор Николаевич докладывает им, кто чем болен и какое получает лечение.

Обход идет быстро. Жду своей очереди. Наконец нахожусь под пристальными взглядами врачей.

Профессор смотрит на лечащего врача:

- Здесь что нового?

- Утром вскрыл периаппендикулярный абсцесс – вздыхает Виктор Николаевич. Иван Ильич садится на стул, откидывает одеяло, затем пеленку прикрывающую рану.

- Какова же причина? Мне интересно ваше мнение Виктор Николаевич.

Доктор как-то весь напрягся и после некоторого молчания, выдавил из себя:

- Вероятно…прокол иглой купола слепой кишки или несостоятельность культи аппендикса. Мне надо было более внимательно следить за действиями врача - интерна.

- Ревизия брюшной полости покажет. Будете производить лапаротомию, обязательно пригласите меня.

Виктор Николаевич согласно кивает и продолжает:

- По-прежнему сохраняется парез кишечника. Проводим медикаментозную стимуляцию, но пока без эффекта.

Профессор постукивает пальцем по моему раздутому животу.

- Больше капайте жидкости. Не жалейте!

Заведующий вступает в разговор:

- Капаем регулярно до двух литров и надеемся на благополучный исход.

Процессия уходит. Общий обход закончен. В палате вновь свободно и тихо.

Рядом раздается осипший голос:

- Наконец-то ушли! – поворачиваю голову. С соседней койки поднимается с постели молодой розовощекий мужчина. Он садится на свою кровать лицом ко мне. Обе его кисти плотно забинтованы – пальцев нет. Мужчина достает культями из-под подушки бутылку вина и зубами ловко ее откупоривает. Затем, также придерживая бутылку, остатками кистей припадает губами к горлышку. Под звуки льющегося в горло вина входит мама.

- Зачем Вы это делаете? – голос осуждающий, но мягкий – боится обидеть.

Сосед с наслаждением произносит:

- Хорошо! В горле пересохло, с трудом дождался конца обхода.

Мама садится на край моей кровати.

- Видимо и руки отморозил из-за пьянки?

- Из-за нее. С друзьями отметили получку. До дома не дошел, уснул на улице без рукавиц - он отхлебнул из бутылки, закрыл ее и спрятал вновь под подушку: – Шофер я. Теперь нечем «баранку» крутить. - сосед смотрит на меня осоловелыми глазами:

- Вырастишь не пей – он приподняв руки, покрутил своими культями у меня перед глазами и вдруг виновато говорит: – Наверное я вам голову морочу. У вас и своих проблем по горло.

Мама соглашаясь, медленно вторит ему:

- Да, действительно своих проблем по горло – решительно встает и быстро уходит. Ее долго нет…

Возвратившись, она тяжело опускается на стул. Некоторое время молчит, затем положив свою прохладную ладонь на мою горячую руку, тихо спрашивает:

- Сашенька, если приедут Ваня с Петей ты не будешь против?

Вижу красные, припухшие глаза мамы.

- А разве Ваню из армии отпустят? Да и у Пети только летом отпуск.

- Пошлем им телеграммы о том что ты болен. Отпустят сыночек, обязательно отпустят!

- Хорошо бы. Пока они доедут – я уже вылечусь.

Взгляд мамы оживляется. Она крепко прижимает мою голову к своей груди и сухо, как будто кому-то говорит:

 - Всем на зло выздоровеешь! И еще сам будешь врачом…

- К вам можно? – в дверном проеме, не решаясь зайти стоит в цветном больничном халате Фаина Васильевна – моя учительница немецкого языка.

- Проходите! Проходите! – мама поспешно встает со стула на встречу ей: - Как же Вас, Фаина Васильевна, угораздило тоже попасть в больницу?

- Я рядом, в кардиологии – она подходит: - Сердце в последнее время стало пошаливать. Сегодня узнаю - Саша здесь лежит. Решила навестить своего ученика. Вам не помешаю?

- Да что вы, Фаина Васильевна! – мама разводит руками: – Мы очень рады Вам. Садитесь пожалуйста!

Фаина Васильевна осторожно садится на мамино место.

- Здравствуй Саша – голос ее домашний и совсем не такой отрывистый как на уроках немецкого языка: «Guten Tag» (Добрый день), «Nehmen sie platz» (Садитесь на место).

Смущенный, тихо говорю:

- Фаина Васильевна, извините меня за все.

Она растерянно смотрит на маму, затем быстро, как бы оправдываясь, говорит мне:

- Да Бог с тобой, Саша! Разве я за этим сюда пришла. А уроки, оценки – это такая мелочь, по сравнению со здоровьем. Давай забудем на время об этом.