31 декабря 1968 год.

Предновогоднее утро. Мама, перекрестив меня, благословляет на пятую операцию. Она печальна, но не плачет. Хочется сказать ей что-то ободряющее, но не нахожу слов. На душе тоскливо.

Трясется подо мной каталка, и опять рядом не отрывая от меня взгляда, шагает мама.

Операционная встретила запахом терпкого воздуха, после кварцевания. Как тени движутся обезличенные марлевыми повязками хирурги. Редкие слова и звуки гулко отдаются в полуовальном помещении операционной. Свет рефлектора слепит глаза. Резиновая маска накрывает нос и рот – нечем дышать. Удушающий запах эфира…

Кто-то гладит мои волосы на голове. С трудом открываю слипшиеся веки – лежу в палате. В тумане различаю силуэт мамы.

- Проснулся, сынок?

Киваю головой. Хочу спросить ее, но не могу, очень болит горло. Мама догадывается по моему взгляду.

- Иван Ильич, что смог то и сделал, так Виктор Николаевич сказал. Очень много спаек в кишках. – голос у мамы монотонный без эмоций.

– Теперь все зависит от нас с тобой. Пока ты не окрепнешь – оперировать больше не будут.

Душевный настрой мамы передается и мне - радости нет.

1 января 1969 год.

Новый год встречаем скучно. На тумбочке стоит украшенная елочка. Мама молча ухаживает за моим вновь обездвиженным телом. Мне не дает говорить отечное горло. Кишечник в ране «ворчит» сильнее прежнего. Видимо, не доволен – зря его потревожили хирурги.

В палату санитарка с медсестрой завозят каталку, на которой лежит худой парень. Его перекладывают на параллельно стоящую кровать. Вся видимая часть кожи паренька, представляет собой огромный синяк, лицо отечно, вместо глаз тонкие щелочки. Из неимоверно раздутых губ торчат подрезанные капроновые нитки швов. Левая рука и правая голень - загипсованы. По свежей, аккуратно приклеенной повязке на животе и по запаху эфира для наркоза, догадываюсь – он только что прооперирован.

Не отошедший окончательно от наркоза сосед бубнит своими разбитыми губами, что-то нечленораздельное и порой, в его бессвязной речи, проскакивают нецензурные слова…

Забот у мамы прибавилось. Ночью вместо кровати, ей придется как и раньше, спать на сложенных в один ряд стульях.

От медсестер она узнала, что зовут его Василием, ему 18 лет. Нашли его избитого в комнате общежития, где он проживал.

Внешне мы соответствовали друг-другу. Оба худые и даже рана у Васи на животе – правда зашитая. Симметрично стоящие у кроватей две капельницы дополняли картину и мама впервые за день улыбнулась.

- Два сапога пара.

Прошло около часа. Повернув голову в сторону соседа, я увидел перед собой осознанный взгляд, и непроизвольная улыбка тронула мои губы.

- Привет – говорю осипшим голосом.

В ответ улыбка наподобие гримасы и медленное:

- З-дра-вс-твуй.

Знакомство состоялось…

Во время «тихого часа» в палату вошел молодой мужчина. Посмотрев мельком на меня, он уверенно присел на стул рядом с Васей. Раскрыв на своих коленях папку с чистыми листами бумаги, приготовился писать.

- Вася! Я следователь прокуратуры, веду твое «Дело» - мой сосед с опаской, удивленно, смотрит на него. – Рассказывай, что случилось в общежитии. Кто и за что тебя избил?

Василий еле-еле раздвигает отекшие с кровоподтеками губы.

- Го-во-ри-ть тр-у-дно.

Следователь молча раздумывает, затем захлопывает папку.

- Хорошо! Приду позже – не попрощавшись, выходит из палаты.

В течении дня, мама лучше следователя, выяснила его историю:

После окончания в сельской школе 10 класса, Вася приехал в Саранск поступать в университет. Не пройдя по конкурсу, решил в деревню не возвращаться. Устроившись учеником слесаря на завод, поселился в общежитии. Деревенский паренек жил в одной комнате с двумя пьющими мужиками. Он как мог им ублажал – готовил еду, а сожители нажравшись водки, ругали матом непьющего Василия за плохое обслуживание. Во время празднования Нового года, Васе наказали приготовить закуску к столу. Он кинул сухую вермишель в кастрюлю с холодной водой ,и когда она закипела, то вместо вермишели уже плавал комок из липкого теста. Били Васю с остервенением, вначале руками, а когда упал на пол, пинали ногами. Как попал в больницу - не помнит. Очнулся в нашей палате.

Смотрю на Ваську и мне не так грустно – хотя собственно радоваться нечему, но тем не менее улыбаюсь, а он в ответ кривит лицо – тоже улыбается…

5 января 1969 год.

К Василию пришел первый посетитель – высокий худой мужчина среднего возраста.

- Сынок! – он наклоняется и неуклюже обнимает обрадовавшегося Васю. – Что с тобой сделали, сволочи!

- Папка! Ты как узнал?

- Следователь позвонил в сельсовет. Не надо было тебе в городе оставаться. Поправишься и пожалуйста, возвращайся домой.

- Сам давно в деревню хочу, но стыдно. В университет не поступил!

- Ну и что. В следующий раз поступишь. Да в деревне Вася и без высшего образования можно жить хорошо. Дома все лучше, и воздух и люди!

7 января 1969 год.

Прибирая в палате, мама сообщает:

- Сегодня Рождество Христово, еще исполнилось семнадцать лет твоему брату. Поеду проведаю дом и что-нибудь к празднику приготовлю.

- Мам, пришли ко мне Кольку, хочу поздравить его с Днем Рождения.

- Хорошо, как придет с работы, поест и пошлю. А я немного отдохну от больницы…

Поздний вечер. За окном темно. Заходит брат, в хорошем настроении.

- Извини, Санек, задержался. Сам понимаешь, у меня День Рождения – слегка отметили с ребятами.

- Тоже тебя поздравляю! Через год в армию пойдешь.

- Еще год прожить надо – кивает на соседа. – Ты здесь не один, вдвоем гораздо веселее!

- Это Вася, его избили.

Брат улыбается.

- Уже в курсе – приветливо протягивает Василию руку, тот в ответ подает свою, здоровую: – «Хорошо» тебя отделали! Вылечишься, умнее будешь – выбирай друзей получше!

Сконфуженный сосед, отвечает:

- Я их не выбирал.

Прерываю неприятный для Васьки разговор:

- А у нас на «ТЭЦ-2», все ребята «святые»? Сколько их на зоне чалятся (находятся в исправительном лагере для заключенных). Кто отсидел - тот «авторитет».

- Ну и что, зато подлянки не допустят. Бьют, так за дело. На «ТЭЦ-2» пацаны к самостоятельности приучены и себя в обиду не дадут. - Когда кодлой за 50 километров от дома в поход на Суру ходили, сколько тебе было?

- Это после окончания пятого класса, значит двенадцать лет.

- И младше тебя были.

- Мамку обманули, сказали, что с нами взрослые будут.

Колька смеется.

- А самому взрослому - Ваське Грязнову, всего пятнадцать лет, да и ростом он ниже меня. Ночевали несколько дней в лесу на берегу реки.

- Помню, когда подходили к реке, идущие первыми пацаны бросились в воду. Думал, они просто плывут по течению, а их понесла стремнина – еле выбрались.

- Никто не испугался.

Качаю головой.

- Во время переправы могли утонуть!

Колька отмахивается:

- Все же перебрались на другой берег, да еще с баулами набитыми едой.

- Глупо поступили, очень рисковали!

Он вновь смеется.

- Зато есть, что вспомнить – свобода, песни у ночного костра и уха с портвейном – заметив, что Василий слушает нас, брат поворачивается к нему: - Не переживай! Кости зарастут, окрепнешь и отметелишь своих обидчиков.

Васька угрюмо отвечает:

- Их судить будут. Придется им несколько лет зарабатывать себе «авторитет» в исправительном учреждении…

10 января 1969 год.

Нина Сергеевна вносит в палату костыли.

- Васек! Пора вставать на ноги.

Еще вчера Виктор Николаевич снял ему швы с губ и на животе. Отечность с лица практически сошла, на губах остались еле заметные ранки, а живот его совсем не беспокоит.