Тускло горит на потолке лампочка. В палате я и папа.

- Будет меня еще учить, как рану перевязывать – он достает из кармана пачку сигарет и засовывает одну из них в рот.

Со страхом смотрю на дверь палаты.

- Пап, не кури здесь! Медсестра может войти – отец нагибается, снимает с живота пеленку – махорка из незакуренной сигареты сыпется в рану: – Ну, пап! - он с досадой сминает злополучную сигарету и бросает ее в плевашку.

- Не бойся сынок, на войне специально рану махоркой присыпали, лучше заживала - покачивает головой: - Чего они сегодня наоперировали?

Пожимаю плечами.

- Профессор хотел свищи зашить, но все не смог.

- Распороть живот получилось! А зашить его не могут – тоже мне «б…ть», доктора.

- Когда я немного поправлюсь, Иван Ильич все зашьет.

- Хрен с ним. Как вылечишься, куплю «крыленку» (вентерь) и летом поедем в Вейсэ. Наловим в речке рыбы, да на берегу сварим уху. Можно у кого-нибудь взять ружье - зайца подстрелим. Знаешь я их сколько набил, когда пастухом был.

- Сколько?

- Много. Ружье у меня было старенькое, но хорошо пристреленное – шестнадцатикалиберное. Говорю своей матери: «Ставь котелок в печь – за зайцем иду!» Выйду к речке, спрячусь в кустах на этом берегу, а зайцы на той стороне под горой травку щиплют. Не торопясь выбираю, что покрупней – «Бах» и готово! Там на речке его и свежевал. Прихожу домой, а у матери еще вода в котелке не закипела.

- Ладно пап, врать то!

- Не веришь, твое дело. Поедем в деревню, сам у бабушки спросишь. Раньше зайцев много было. Сейчас все луга тракторами перепахали, им негде разводиться. Но все равно одного где нибудь найдем!

- Пап, давай сами ружье купим и будем вместе охотиться!

- С твоей матерью купишь. Она за рубль «удавится». Хорошее ружье больших денег стоит…Слушай сынок! Вот ты и попроси у нее. Тебе не откажет.

- Хорошо пап, обязательно попрошу.

- Лучше купить двенадцатикалиберное - оно надежнее!

- Оно же тяжелое.

- Можно пока и шестнадцати, тогда только двустволку.

- Дамку на охоту возьмем? Она нам дичь находить будет.

- Нет, твоя собака годится только курей пугать. Заведем для охоты - легавую. Она дичь в траве покажет и зайца поднимет.

- Хорошо. Пап, а почему нас в деревне называют «Псакань» (Кошкины - эрзя)?

- Не нравится?

- Обычное прозвище, просто интересно.

- Когда мой прадед был грудным ребенком, в дом к нам зашла соседка. Посмотрела на сладко спящего в люльке младенца и сказала: «Удэ кода псакине» (спит, как котеночек – эрзя). С того времени прижилось за нашим родом прозвище «Псакань». А твоя мать стесняется. Да и в Саранск мы переехали в основном по этой причине - она настояла. Пойду где-нибудь покурю. Затем поедим и спать.

- Пап, а перевязка?!

- Нет, вначале покурю – терпенья нет. Перевяжу! Не впервой мне этим заниматься…

Лежу один в палате. Вспоминаю скудную информацию о жизни родителей:

«На мамины упреки отец обычно кричит:

- Молчи, «кулацкое отродье»

Мама в ответ:

- А у вас в роду - вечные пастухи.

«Действительно, все предки у отца по мужской линии - пастухи. Папа после выписки из госпиталя, восстанавливая разрушенные немцами мосты, обучился плотницкому ремеслу. Но после демобилизации снова взял в руки кнут, оставленный в наследство от отца.

Мой дедушка - Иван Дмитриевич Уланов, погиб 4 мая 1942 года в боях с фашистами, возле поселка Сосновый в Карелии. В месте его захоронения на братской могиле памятник - на высоком постаменте с автоматом в руке склонив голову, стоит советский солдат.

Моя бабушка - Оксинья Филипповна, занималась тем, что собирала по домам «пастушью дань». Денег у колхозников не было, и они расплачивались с пастухом продуктами с подворья - ведро картошки, яйца, масло, а осенью ошметок мяса или сала. Бабушка домашними делами себя не утруждала. Уйдет с утра, посетит два-три дома и только к вечеру возвратится домой. Со слов моей мамы: «Только людей от дела отрывала».

Пастухи с ней не живут – дедушка не вернулся с войны, а мой папа плотничает в Саранске, но привычку ходить по домам не бросила. Она иногда брала меня с собой. Возвращались всегда к вечеру, и от ее пустых разговоров я приходил домой измотанный.

В 1951 году, родители с малолетними детьми Ваней и Петей ,по государственной программе «Переселения на Дальний восток» выехали на Амур и поселились в селе Марьяновка, где в январе 1952 года родился брат Николай.

Папка вспоминает жизнь на Амуре с удовольствием:

«Вокруг села огромный лес. Скотина пасется самостоятельно – без привязи и пастухов. Травы вдоволь – живи и радуйся. Двух лет не пожили, мать твою потянуло обратно к родне - соскучилась. Местные «хохлушки» уговаривали: «Родня – это дети и муж», но разве «прокурора» убедишь.»

У мамы другая версия:

«Стал отец без стеснения «жить» на две семьи. Я не скандалила, даже жалела «вторую жену», очень она болела – постоянно задыхалась».

Весной 1953 года, семья возвратилась в свой родной поселок - Вейсэ. Мама жить со свекровью не захотела. Родители купили сруб сельской бани и построили в другом конце поселка, напротив соснового леса, себе домик, где 26 декабря 1953 года родился Я.»

9 декабря 1968 год

Просыпаюсь – передо мной «мамины глаза». Но почему она в солдатской форме? Наконец осознаю: «Ваня приехал»!

Старший брат трогает за руку.

- Здравствуй, братишка. Проснулся? Папка домой поехал, а я давно здесь, не хотел будить.

Радостно спрашиваю:

- Ты же в армии должен быть? – голос мой спросонья осипший.

- В отпуске я, Сашок. Телеграмма пришла в часть, что ты заболел. Подал рапорт своему командиру и мне предоставили отпуск на десять суток. Ночью приехал. Разбудил тебя, да?

Улыбаюсь ему:

- Так рад тебя видеть, хорошо что приехал. - мне не привычно видеть брата – солдатом. Трогаю тихонько его военную форму под белой больничной накидкой: – Вань, я тоже солдатом буду.

- Обязательно будешь!

- А у меня на животе огромная рана и кишки в дырках. Почему вчера хирурги их не зашили?

Брат в замешательстве молчит. Неожиданно в палату входит толпа врачей, и Ваня совсем растерялся.

- Саш, пока в коридоре побуду – он выходит сквозь расступившийся перед ним строй в белых халатах.

Профессор садится рядом.

- Мы тебя немного побеспокоим, если ты не возражаешь.

Смущенный всеобщим вниманием, отвечаю:

- Вы же меня лечите!

- Стараемся – поперхнулся он.

Иван Ильич оголяет мой живот и дав возможность подойти всем поближе, поучительно продолжает:

- Перед вами студенты, наглядный пример, чем может осложниться банальный аппендицит. В результате несостоятельности культи аппендикса образовался периаппендикулярный абсцесс, который в свою очередь вызвал распространенный гнойно-фиброзный перитонит. Затем, как следствие - парез кишечника и абдоминальный сепсис.  В результате интенсивной медикаментозной терапии  перистальтика кишечника возобновилась, но к сожалению,

возникли множественные тонко и толстокишечные свищи. Из-за малой усвояемости пищи больной катастрофически теряет вес. Вчера проведена очередная операция. Смогли ушить несколько доступных нам тонкокишечных свищей - профессор некоторое время молча оглядывает вспоротый живот, в котором недовольно ворчит дырявый кишечник. Затем смотрит на меня и продолжает: - Саша, когда пройдет воспаление брюшной полости, мы постараемся ушить остальные свищи, но для этого тебе надо хорошо питаться - он повернулся к студентам: - В настоящее время проводится заместительная,

дезинтоксикационная и антибиотикотерапия. Прокапали

несколько литров донорской крови и плазмы, но потребность еще большая – встает: - Пройдемте в аудиторию, обсудим данную историю болезни …