Тетя прерывает молчание:

- Это вещий сон. Болезнь будет долгой, но закончится выздоровлением. Терпи патинем (сестренка), такая ваша доля.

Родные мне женщины крестятся…

Проводив сестру, мама подсаживается ко мне.

- Сыночек, дай Бог тебе силы еще два раза потерпеть. А мне каково у дверей операционной стоять? В последний раз, думала с ума сойду. Каждого, кто выходил, спрашивала: «Как там мой сыночек?» Скажут: «Все хорошо» - на душе легче. Другие пробурчат себе под нос и дальше идут, а у меня ноги подкашиваются. Спасибо Нине Сергеевне - принесла стаканчик разведенного спирта и заставила меня выпить.

- Мам, ты же не пьешь.

- Не пью, а в тот раз выпила и знаешь, действительно полегчало.

- Я тоже пил.

- Что ты говоришь сынок? Папке своему позавидовал?

- Никому не позавидовал. Просто еще в прошлом году с Зориным и Моторевым Вовкой решили отметить первое сентября.

- С ума сошли! С таких лет пить.

- Одна бутылка портвейна на троих - мы и пьяными то не были, разве чуть-чуть, но как приятно ощущать себя взрослым.

- Какой ты еще глупый, Саша! Пьяница – это пропавший человек. В семье муж пьет – полбеды, а женщина запьет - считай семья пропала. Смотри больше не пей!

- Не буду.

- Повинились друг перед другом и больше об этом говорить не будем. А Моторев, это мальчик у которого ты говорил собачка ученая?

- Да, но сейчас он не живет в Саранске. Они переехали в Воронеж. У Мотырева собака была умная, не то что моя Дамка - носится по двору кругами и ни одной команды не знает. А Вовкина – все с первого раза выполняла, как в цирке. Посадит он собаку на задние лапы, положит ей на нос кусочек колбасы - она сидит и глазами ее «ест». Затем скажет: «Ешь!». Собака радостно подкидывает колбасу и ловит на лету. Не успевает ее проглотить, звучит команда: «Нельзя!». Она послушно кладет колбасу из пасти перед собой. И так несколько раз дразнил, пока не разрешит съесть. И еще многое другое умела.

- Саша! Ты свою собаку постоянно взаперти держишь, а выпустишь на свободу, она и носится как угорелая.

- Хорошо, мам. Вылечусь - обязательно буду гулять с Дамкой и начну дрессировать.

- Будешь, сынок. Собака ждет и скучает по тебе. Давай спать, завтра у нас тяжелый день.

Мама молится: «Помоги нам, пресвятая Богородица. Не оставь нас, заступница»…

8 декабря 1968 год.

- Улановы, готовы к операции? – спросил подошедший заведующий и ожидающе посмотрел на маму.

Мама тяжело встает навстречу Ивану Никифоровичу и с тревогой в голосе отвечает:

- Доктор, не рано еще? Саша – такой слабенький!

- Мамаша, мы планируем ушивание свищей, как раз с этой целью. Пища должна усваиваться организмом. Иван Ильич – ведущий хирург Мордовии. Думаю, под его руководством у нас все получится и Саша станет поправляться. В дальнейшем закроем рану. Впрочем…Вы можете отказаться, это ваше право.

- Мы согласны – вздыхает обреченно мама. – Делайте как вы считаете нужным. Очень волнуюсь за сына.

- Понимаю, но поверьте альтернативы нет. Операция ему крайне необходима. – переводит взгляд на меня. - Как настроение?

- Нормальное. Я согласен!

- Не боишься? – голос врача серьезен.

Показываю рукой на живот.

- Дырки в кишках зашивать же надо!

- Молодец, правильно понимаешь!

Мама с мольбой смотрит на заведующего.

- Пожалуйста…

Иван Никифорович сухо прерывает ее:

- Что от нас зависит, мы все сделаем! – уходит.

Она опустошенная садится на стул и тупо смотрит куда-то вдаль.

Успокаиваю:

- Мам, не переживай, операция простая - просто зашьют дырки и все!

- Сыночек, когда тебя забрала «Скорая» в больницу, тоже думала операция «аппендицит» - простая. Тебя увезли, а к нам зашла соседка - баба Тоня и пригласила пойти с ней на индийский фильм. Я, как последняя дура, согласилась и пошла. Тебя оперировали, а я смотрела индийские танцы и слушала их песни. Никогда себе этого не прощу! Надо было с тобой ехать!

Беру ее за руку:

- Сейчас ты со мной …

Лежу на каталке головой к дверям. Мама шепчет молитву и крестит меня, благословляя на четвертую операцию. Рядом стоит медсестра Нина Сергеевна. Неудобно перед ней - прикрываю лицо ладонями. Она терпеливо ждет.

- С Богом, сыночек! – вздыхает мама.

Глаза ее печальны, на щеке слеза. Периодически постукивая о выбоины пола, вновь скрепят колесики. Страха нет. Смотрю в уходящий назад потолок коридора. Удары сердца отзываются болью в висках.

Операционная встречает щемящей тишиной. Бесшумно двигаются обезличенные марлевыми повязками люди в серых халатах. Холодный операционный стол, раздражающий запах резины от маски для наркоза и все…

Медленно издалека приближаются голоса. В горле першит. Глотаю скопившуюся во рту слюну – боль пронизывает все тело. Открываю глаза, сквозь «пелену», вижу прибирающую хирургические инструменты медсестру и спины уходящих врачей. Кружится голова и очень болит горло. Во рту вновь скопилась слюна, но глотать боюсь. Наклонив голову, выдавливаю ее изо рта в ладонь.

Медсестра говорит:

- Проснулся, Саша? – вытирает салфеткой мне лицо и ладонь: – Сейчас санитарка подгонит каталку, и поедешь в палату.

- А операцию сделали?

- Да. Три часа продолжалась, а надо было еще дольше, Иван Ильич не решился. Вот наберешься силенок, и остальные свищи ушьют.

- Разве не все зашили?

- Пока к сожалению нет. Наверное тебе лишнее говорю, да и каталка едет.

Выезжая из операционной, вижу маму. Ее лицо пытается улыбнуться, но наклонившись и прижавшись ко мне , вдруг разрыдалась. Пришлось остановить движение. Соленые слезы падают на мои пересохшие губы.

- Сашенька, мой! Видимо за меня страдаешь сынок! А я-то чем грешна перед тобой, Господи?!

В коридоре воцаряется жуткая тишина, мама «ушла в себя», лицо ее делается бледным, кажется, еще мгновение и она потеряет рассудок.

Нина Сергеевна, отводит маму в сторону.

- Феня, не надо так убиваться. Саша живой, а это самое главное.

Каталка тронулась в путь, рядом с трудом переставляя ноги идет мама.

Почти до самого вечера не разговариваем. Мама привычно убирает скопившиеся в моей брюшной полости, кишечное содержимое - кожа вокруг раны разъеденная пищеварительным соком, отечная и печет. Затем обрабатывает, образовавшиеся в области выпирающих тазовых костей пролежни, не дающие мне спокойно лежать на спине. Перекисью водорода смывает гнойный налет, промывает раствором фурацилина и в конце «штукатурит» края раны и пролежни густой пастой «Лассара».

Наконец она прерывает молчание:

- Саша, как придет отец, оставлю его с тобой - истомилась. Я хочу посмотреть, что в доме без меня творится. Может тебе что-нибудь сварить?

- Хлебного кваса хочу и рябину.

- Квас сделаю, но ему зреть надо два-три дня. А где рябину среди зимы взять? В лесу птицы склевали. Может у бабушек поспрашивать?...

Папка пришел поздно вечером - глаза блестят.

- Как у тебя дела ,сынок? – повеяло винным перегаром.

Я сморщился, а мама ему с укором:

- Эх! Называешься отец! Другого дня не нашел нажраться?

- Молчи,«прокурор»! Я с устатка. На работе за двоих «пашу» и все заботы по дому на моих плечах. Люди относятся ко мне с «пониманием» - сын в больнице. Это ты сидишь здесь целый день на стульчике, отдыхаешь!

- Теперь ты отдохни, а я поеду домой.

- Езжай! Мы здесь без тебя обойдемся!

Мама смотрит на меня.

- Поеду, Сашенька. Вы как-нибудь, а я завтра вернусь. «Миколь» (Николай - эрзя.), ты если что, зови медсестру. Она поможет обработать рану, да и Саша подскажет.

- Иди-иди , разберемся…