Ваня вернулся в палату, и уже я ему объясняю, почему хирурги не зашили свищи кишечника и рану на животе…
10 декабря 1968 год.
Ушедшая утром мама, вернулась к обеду. Ее лицо светится от радости.
- Мам, ты чего такая?
- Сашенька! Представляешь, столько людей сдали для тебя кровь? Папа, Ваня, Петя и я пришли в пункт сдачи крови, а там - соседи, учителя из школы, родственники, наши знакомые и не знакомые нам жители с «ТЭЦ – 2». Любой матери приятно узнать, что ее дитя еще кому-то нужное. Они просили меня не сдавать самой кровь, но я их не послушалась - мама засучила правую руку и показала повязку на предплечье: - Материнская кровь самая полезная.
Не найдя что ответить, смущенно улыбаюсь.
Голова переполнена неизвестным до этого чувством, все смешалось в моем возбужденном сознании - благодарность, смущение, долг перед людьми и стыд за причиненное всем беспокойство .
Мама добавляет:
- Александр Дмитриевич, ваш классный руководитель, сказал что и ребята из класса тоже хотели сдать кровь, но им еще нельзя. Она поглаживает мою руку, все еще находясь под впечатлением пережитого и ласково приказывает: - Теперь, ты просто обязан выздороветь. Нельзя подводить людей… Есть будешь?
- Буду!
11 декабря 1968 год.
Красивая кисть рябины лежит на тумбочке. Алые ягоды чуть сморщились, а красные листья над гроздью как свежие.
Мама рассказывает:
-Тетя Аня Акашева дала. Она нам дальней родственницей приходится.
- Знаю. Ее дом напротив Зориных.
- Мне, Вера Зорина и подсказала, что может быть рябина у Акашевых. Тетя Аня, оказывается лечебные травы заготавливает. Пошла к ней, и точно – рябина есть. Долго искать не пришлось.
Жую кислые с горчинкой ягоды – одну, другую, а третью уже с трудом - набил оскомину.
- Все.
- Быстро же ты наелся!
Смущенно улыбаюсь, затем тихо прошу:
- Мам..?
- Что сынок?
- Купи мне охотничье ружье!
- С чего тебе это в голову пришло…Понятно - папка надоумил!
- Да я о нем сам давно мечтаю. Просто не решался сказать. Папка еще собаку заведет охотничью.
- На одну ночь оставила его с ребенком, и уже успел тебя взбаламутить. Одни расходы. - она ругается, а голос мягкий и глаза добрые.
- Не сердись мам. Мы с ним настреляем столько зайцев и уток, что и поросенка держать не надо - от него только грязь и вонь в сарае.
- Свинину-то мы едим всю осень и зиму. Посмотрим, сколько вы настреляете! Купим сыночек! Лишь бы ты выздоровел.
12 декабря 1968 год.
- Виктор Николаевич! Мне капают кровь, а на флаконе написано женское имя.
- Ну и что? Просто донор – женщина.
- Я мужчина, а кровь женская!
Доктор снисходительно улыбается.
- Ты боишься превратиться в женщину?– насупившись, молчу. Виктор Николаевич продолжает уже серьезно: – Надо же такое в голове держать. Вливание крови никоим образом не влияет на пол.
- Сколько еще ее можно капать? Все руки в синяках и вены от игл попрятались.
- Ты очень истощен и ослаблен. Кровь разносит питание и кислород по организму, а у тебя низкий гемоглобин – не хватает железа. Пока без донорской крови не обойтись. «Наедай» свою, больше ешь мяса и фруктов.
- Да, с дырявыми кишками «наешь», зря продукты перевожу.
Врач успокаивает:
- Ешь понемногу, но чаще – больше усвоится. Как окрепнешь, свищи постараемся ушить…
13 декабря 1968 год.
Медсестра Нина с пятой попытки, наконец попадает иглой в тонюсенькую венку на тыльной стороне моей кисти.
- Саша! Прошу не шевели рукой, – даже пальцами. Выйдет из вены игла, колоть будет некуда – она осторожно закрепляет иглу кусочками пластыря.
- А когда я шевелил?
- Просто лишний раз предупреждаю! – Нина некоторое время смотрит на медленно капающую в стеклянной колбочке кровь, затем регулирует зажим на трубке капельницы – кровь закапала быстрей. Обращается к рядом стоящей маме: – Тетя Феня, как будет заканчиваться, позовете! – медсестра вышла…
Появившаяся мелкая дрожь во всем теле сменяется сильным ознобом, кожа покрывается зудящими пятнами.
- Мам! Тело «горит» и чешется!
- Сынок, да ты весь красный - мама выбегает из палаты и быстро возвращается с медсестрой: – Нина! Ты посмотри, что с Сашей стало!
Лицо мое отекает, глаза превращаются в щелочки, на теле появились крупные водянистые волдыри. Медсестра молча пережимает зажимом трубку капельницы.
В палату входит Виктор Николаевич.
- Нина! Срочно наберите преднизолон - тридцать миллиграмм и десять кубиков хлористого кальция.
Возвратившись, медсестра вводит в капельницу, ниже зажима, лекарство. Горячая волна проходит по телу, но продолжает знобить. Она отключает капельницу и уходит вместе с ней.
Врач объясняет маме:
- Кровь донора оказалась несовместимой с кровью Саши. Не волнуйтесь, все пройдет - доктор разворачивается, про себя бормочет: - Сколько крови зря пропало!
- Сынок, да что за напасть такая!? – вздыхает мама, накрывая вторым одеялом. – Раньше кровь хорошо переносил, а сегодня почему? Видимо донор, сам больной. Ешь больше.
Своя кровь - лучше!
18 декабря 1968 год.
Испугавшая нас с мамой реакция на донорскую кровь, прошла в тот же день. Теперь ее переливают через день, и темные капли в стеклянной колбочке, уже падают медленнее.
Сплю хорошо, без «полетов» и «падений в пропасть». Ем все подряд, запивая пищу капустным рассолом и домашним хлебным квасом. Приходила мать Сашки Зорина – тетя Вера. Принесла большой пакет горячих пирожков с требухой свежеизготовленных в цеху мясокомбината и бутылку темно-красного вина «Кагор». Принимаю его по одной столовой ложке перед едой – для аппетита.
Общее состояние улучшилось, гнойники уменьшились в размерах. Перевязка стала безболезненной, но свищи кишечника по-прежнему без изменений – «хлюпают».
Вчера уехал достраивать свой автозавод Петька, сегодня пришел прощаться Иван.
- Саша! Десять дней пролетели, надо ехать в часть.
- Вань, а ты из автомата стрелял?
- Один раз. Я же художник - оформляю стенды, пишу плакаты – Вот такая браток у меня служба.
- А мне нравится стрелять. Мамка ружье мне купит!
- Знаю, отец говорил. Каждому свое – кому стрелять, а кому рисовать. Вернусь из армии, пойду с тобой писать этюды. У художника Перова есть картина «Охотники на привале». Я вас с папкой нарисую. Возьмешь?
- Возьму! И пострелять из ружья дам.
- Нет, спасибо! Лучше рисовать буду. От стрельбы в ушах звенит…
22 декабря 1968 год.
- Саша, ты знаешь ее? – рядом с мамой стоит, в деревенском темном сарафане, невзрачная маминых лет женщина.
Догадываюсь - она наша родственница из деревни, но вижу ее впервые.
Мама подставляет ей стул:
- Настя, садись. Сынок! Она моя племянница. Из всех родственников, Настя для меня самый близкий человек. А тебе двоюродная сестра – мама насильно усаживает ее на стул.
Удивленно смотрю в лицо женщины и она прерывает молчание:
- Чумбрачи, Саша. Монь лицясь сырей? (Добрый день, Саша. Мое лицо старое?)
- Здравствуйте. Нет, не старое – вопросительно смотрю на маму: – Как так может быть? - мама улыбается.
- Очень просто. Твоя бабушка и моя старшая сестра Екатерина, в один год нас рожали. С Настей мы в одной люльке выросли. Все детство провели вместе.
Новоявленная сестра гладит мою руку.
- Кода тонь тефне, вишка ляляй? Берянсто? (Как твои дела, младший брат? Плохо?)