И вот он на моих руках, моё Сердце, молча плачущий от боли. Гнев волной затопил мой разум. Когда я уже развернулся, чтобы кинуться к Владыке, сильные руки моего Логайна обхватили за пояс, и голос пробормотал в ухо:

- А ты всё такой же холодный.

- Что? – спросил я, оборачиваясь.

- Смотри, - он ладонью разворачивает моё лицо в сторону происходящего в зале. А там было на что поглазеть. Князь и шипящий парень о чём-то горячо спорили, размахивая руками. А белобрысый эльф преспокойно снял со стены парнишку с золотыми волосами и сейчас преспокойно, без тени смущения, брал у него в рот. При всех. От увиденного я онемел. А вот Логайн со смешком сказал:

- Я так же хочу… Только не здесь.

- Сейчас я только с этим разберусь… - начал я говорить, имея в виду князя, но мантикор закрыл мне рот ладонью и сказал:

- Помолчи. Сейчас говорю я.

Его голос стал холодным и резким. От испуга я икнул и замер, будто парализованный. Настал тот момент, которого я так боялся весь минувший год. Богиня, дай мне сил! А мантикор уже чёрной звериной лапой с выпущенными когтями невесомо скользнул мне по груди. В районе сердца когти слегка укололи кожу. И я вздрогнул. На что Логайн сказал:

- Я хочу услышать от тебя только одно слово. И от того, что ты скажешь, зависит наша дальнейшая судьба, великий дурак.

Я сглотнул. Это какое же слово я должен сказать? Я, натворивший не самых умных дел год назад. Бедный ты мой… Я медленно произнёс:

- Прости.

Когти над сердцем сжались сильнее, причиняя острую боль. Чёрная лапа дёрнулась, рассекая мне кожу, но вновь застыла. Кажется, я ляпнул что-то не то. А Логайн с грустной усмешкой покачал головой:

- Не то. Дам тебе ещё одну попытку. А насчёт простить… Я тебе уже давно всё простил, дурень лохматый. Говори же!

И столько жадной надежды было в его голосе, что слово само сорвалось с моих губ. На что Логайн легко, по-мальчишечьи засмеялся, словно ему не сорок лет, а всего лишь семнадцать-восемнадцать. И жадно впился мне в губы поцелуем. Так целуют обычно перед смертью! Я с силой прижал его к себе и прошептал, оторвавшись от сладкого рта:

- Не отпущу.

- Да уж, - хохотнул Логайн. – На этот раз я не против.

И показал глазами, что надо мне ещё кое-что увидеть. Оказалось, золотой парень пришёл в себя и сейчас жизнерадостно лупил серебряного эльфа по спине, голове, плечам, везде, короче. А тот со смехом лапал его, таская на плече. Двое же других ошарашенно таращились на эту парочку в немом ступоре. Наконец, Владыка бесконечно холодным тоном сказал громко и отчётливо:

- Стража! Арестовать моего брата!

Словно плотная пелена тишины рухнула на помещение. Едва слышный перезвон монист донёсся из ниоткуда. А затем прямо из стены в зал вошла Она. Прекрасная из прекраснейших, хозяйка судеб Ллайяна. А за ней её подруга, сама Прерывательница утех и Утешительница Болей, светлая Мараана. Увидев полупрозрачные образы двух богинь, все в зале простёрлись ниц. Ну, почти. Мне Логайн не дал и пошевелиться. Лунари мгновенно заступил между богинями и своим «богом». А князь со змеем прытко так улеглись мордами в пол и оттопырили задницы в благоговейном экстазе. Я даже слегка присмотрелся… А ничего так пятая точка у шипящего. И тут же получил лёгкий удар кулаком в ухо. После чего Логайн быстренько опустил когтистую лапу на кое-что нежное промеж моих ног и выпустил когти. Намёк был прозрачен и недвусмыслен. Я сердито хмыкнул. И Ллайяна укоризненно посмотрела в нашу сторону. Мараана же быстро прошла до трона и взяла с него шакрам. Пристально осмотрев артефакт, аватара богини с заметным усилием отстегнула от круга парную статуэтку сфинкса с мантикором, а затем и единорога с грифоном. Шакрам тут же защёлкнулся обратно. Богиня спрятала священное оружие неведомо куда и сказала:

- Я заберу это. Мой жрец, подойди.

Диармайд остался на месте, холодно глядя на неё. И Смерть с тёплой улыбкой продолжила:

- Не бойся. С твоим золотцем ничего не случится. Даю слово. Его время не придёт ещё очень долго.

Лунари вздохнул и шагнул к красавице-блондинке, облачённой в синее платье, усыпанное мерцающими звёздами. Мараана сунула ему в руки статуэтки и приказала:

- Исполни то, что в силах. Раздели их и отправь на покой.

Жрец повертел в руках сокровища моего Логайна, а затем с хрустальным звоном вместо двух искусных статуэток в его пальцах оказались четыре. Диармайд вскинул над собой руки, и потолок зала словно живой раздвинулся, открывая нашим взорам ночное небо со звёздами и луной. Четыре метеора брызнули от пальцев эльфа в бархатную высь, а там разлетелись в разные стороны. Золотая, серебряная, бело-зелёная… И странная чёрная, со светящимся контуром. Лунари тут же вернулся к своему «сокровищу», а богиня Смерть обернулась к Владыке и холодно сказала:

- Ты заигрался, князь. И, похоже, зажился на этом свете.

Её правая рука поднялась на уровень глаз. И богиня щёлкнула пальцами, говоря при этом:

- Первая мечта этого мира рассыпалась прахом из любви к жизни.

Мороз охватил меня всего, от кончиков волос на голове до пальцев на ногах. Второй щелчок отразился от стен зала громких раскатом. Голос Смерти зазвучал глухо, словно из колодца:

- Первая правда этого мира искривилась ради самой любви, пришедшей вместе с жизнью.

Я ощутил, как буквально примерзаю к полу. Побледневший Владыка медленно встал на ноги, глядя на Смерть бешеным взором. Мараана с тонкой улыбкой щёлкнула пальцами в третий раз. Громовыми раскатами отразился звук от самого мироздания. Голос богини стал частью всего мира:

- Первая смерть этого мира пришла ради нежности, отдавая себя во имя смирения в руки равновесия.

Следом за князем на ноги встал и Насс. Человек-змей молча обнял князя за плечи. И это увидела Мараана. Она замерла, а потом спросила:

- Кагарвелас Фланналиэн Рэйнаранид, старший сын Альберина и Титании, первых богов Хальбина. К тебе обращаюсь я, Мараана, та, что третьей пришла в этот мир. И спрашиваю тебя, смертный. Кто должен умереть? Ты, поправший законы мироздания и вознамерившийся уничтожить миропорядок? Или тот, кто сейчас обнимает тебя за плечи? Тот, кто идёт с тобой по жизни столько веков, сколько ты себя помнишь…

Тишина в зале стала вязкой, страшной, удушающей. Князь с хрипом поднял руки вверх и с силой оторвал от себя руки Насса. После чего оттолкнул его от себя и громко сказал:

- Не смей забирать его! Это мой удел! Я в ответе за свои дела, а не он.

- Ты сказал, я услышала, - новая волна холода прокатилась по залу от богини, хотя казалось бы – куда ещё? Её пальцы сошлись в четвёртый раз. И мир треснул от божественной воли. Я попытался закричать, купаясь в жутком океана леденящей боли. Рядом зашёлся в немом вопле мой Логайн. Золотой парень начал падать на пол, но его подхватила рука Диармайда. Сам жрец смотрел на госпожу взглядом убийцы. По его белому лицу текли капли алой крови, что придавало облику принца волшебство неведомого страха. Губы Мараан разошлись, собираясь выпустить наружу слова. И шипящий парень рывком дотянулся до князя, вновь обнял его и с вызовом уставился на богиню. Та медленно опустила руку, помедлила несколько секунд и сказала:

- Да обрушится гнев мой на край мира. Ахой!

Вселенная вздрогнула и успокоилась. И всё прекратилось. Словно и не было только что божественного гнева. Ллайяна, наблюдавшая за всем этим без единого звука, наконец, нарушила молчание:

- Ну и зачем? Ты, тётушка, перестаралась. Могла ведь просто забрать его жизнь без всех этих пафосных речей.

- Что бы ты понимала, пигалица, - фыркнула богиня Смерти. – Это же кайф, вот так вот напомнить смертным, кто есть кто под луной.

- Ну, перед ней мы вообще все мошки, что живут один день и мрут в забвении, - богиня Судеб улыбнулась. – Всё, иди, дорогая. Дальше я сама.

- Сама тут не буянь, - погрозила ей пальцем Мараана. – А то знаю я тебя. А ты…

Её взгляд переместился на Владыку.

- Запомни этот день, смертный. И благодари слепую любовь к тебе того, кто носил тебя на руках, когда ты ещё ходить не мог. Того, кто отдал за тебя всего себя, до смерти. Но я не взяла. И помни, я всегда могу передумать.