— Чем она занимается — эта Суркова? — спросил Турецкий.

— Откуда я знаю!

— Конечно, то, что Суркова вчера принесла передачу, еще не доказательство того, что это именно она оставила отраву. Может, Бережкова сама имела наркотик в загашнике?

— Человек — это такое существо, — признался Миронов, — что ничего невозможно предсказать. А уж если говорить о женщинах, так тут и вовсе дурдом. Что у них в голове, сам черт не поймет. Мелкий и коварный народец. Вот ты, Александр Борисович, сейчас ведь и мою команду начнешь подозревать, что отраву доставили?

— Такая у меня профессия — подозревать, — улыбнулся Турецкий. — Конечно, придется подозревать. И копать, допрашивать. А как Бережкова вела себя накануне вечером? Что говорит контролер?

— Ничего особенного не заметил.

— Что ж, спасибо, Петр Николаевич, за информацию и за документы. Пошел я…

Турецкий простился с Мироновым. Надо было спешить. Действительно, слишком много на него свалилось в последние дни. И все дела зависали, а он с ужасом думал о том, что еще добрая половина материалов, относящихся к делу банка «Ресурс» еще не изучена. Он никак не мог ухватиться за что-то важное, что стало бы разгадкой множества трагедий, связанных с этой злополучной организацией.

Из прокуратуры Турецкий позвонил Грязнову.

— Что нового? — спросил тот.

— Хреново, Слава.

— Что еще случилось? Между прочим, я про свой проигрыш помню. Так что, если настроение хреновое, могу соответствовать.

— Бережкова отправилась в лучший мир.

— Как это ей удалось?! — изумился Слава. — Когда?

— Наглоталась наркотиков.

— Редкий случай. Если не ошибаюсь, ее бывший супруг — тоже?

— Вот именно. Просто голова кругом идет.

— И что ты собираешься предпринять по этому поводу? — нетерпеливо спросил Грязнов. — Это же был твой самый важный участник и свидетель преступлений! Неужели провал?

— Да, — согласился Турецкий. — Вот по этому поводу у меня есть предложение, Слава. Бережковой приносила вчера передачу некая Суркова. Дай задание Саватееву разыскать эту особу и побеседовать с нею лично. Только, пожалуйста, не вызывайте повесткой, пусть он подъедет сам. У меня нехорошее предчувствие: наши свидетели исчезают, как только мы ими начинаем интересоваться.

— Будет сделано.

— А что с пожаром?

— Ничего утешительного. По заключению пожарных, взорвались баллоны с газом. Там выгорело все. Огонь, знаешь ли, здорово заметает следы. От недвижимости одни обгорелые стены остались.

— Кроме мальчишек, видевших поджигателей в масках, больше никаких свидетелей не обнаружилось?

— Нет. Так что получается обычная бытовуха. А теперь и счет, оказывается, предъявлять некому.

— Мне, Слава, надо собраться с духом и дочитать этот кошмар — материалы дела по банку «Ресурс». Я больше не могу терять время на изучение документов. Картины в целом не вижу. А у нас тем временем свидетелей убивают.

— Хорошо, Николай сегодня же выудит эту твою Суркову.

Женщина стояла на пороге и бессмысленно улыбалась. Потом протянула руки к Саватееву, обняла за шею и томно прошептала:

— Ангелочек ты мой маленький, я жду тебя целую вечность.

— Вы Суркова Марина Демьяновна? — спросил строго Николай, отводя ее руки.

— Я это, душа моя. Понимаю, входи. Эта лестница… соседки, собаки, кошки, мышки…

Она отступила в прихожую, пропуская мужчину. Саватеев заколебался: женщина явно наглоталась наркотиков и вряд ли сейчас способна дать какие-либо показания, но с другой стороны, возможно, именно в таком состоянии она сможет сказать то, о чем побоялась бы и подумать на трезвую голову.

— Кто у вас в квартире? — на всякий случай спросил он.

— Только я и ты, родной. Я видела тебя сегодня во сне, ты летел ко мне на ангельских крыльях.

— Марина Демьяновна, а вы не принимаете ли меня за кого-то знакомого?

— Я же говорю, что видела тебя во сне! И вдруг — наяву. Чудеса, правда?

Саватеев наконец переступил порог и оказался в прихожей. В квартире было необычно холодно.

— У вас не работает отопление?

— Работает, солнце мое! У нас все работает, но мне жарко! У меня все тело горит, — она взяла Николая за руку и повела в комнату, где было широко растворено окно, мокрый ветер шевелил штору. — Я ждала тебя, изнывала от любовного огня. Я сейчас умру.

Женщина прильнула к нему, обвила руками шею, закрыв глаза, ждала его поцелуя. А он резко освободился из ее объятий, усадил в кресло, крикнул:

— Прекратить сексуальную истерику! Я из милиции!

— Да? — изумилась она. — А разве милиционеры не любят женщин? Ты не прав, душа моя. У меня уже был один капитан милиции, и он меня очень обожал, невзирая на то что имел жену.

— Ну, а я пока старший лейтенант. Значит, есть перспектива. Гражданка Суркова, вы вчера приносили передачу вашей сестре Бережковой?

— Да, сладкий мой. Я приносила ей передачу. А через месяц опять понесу. Алла — замечательный человек, я ее люблю, всех люблю, только меня никто не любит, — она захныкала, по-детски вытирая глаза кулаком.

— Вы употребляете наркотики?

— Это не наркотик, это порошочек от головной боли.

— А где вы его берете?

Она вдруг испуганно взглянула на Саватеева и спросила:

— А ты правда из милиции?

— Да.

— И ты меня арестуешь за этого порошочек?

— Нет. Зачем же? Это, наверно, лекарство, коль вам так хорошо помогает. У меня тоже бывают адские головные боли. Скажите, где вы его покупаете?

— У Мирека. Он мне дает по большому блату.

— А вы, Марина Демьяновна, могли бы познакомить меня с ним?

— Могу, но ведь ты, душа моя, не любишь меня, — она кокетливо улыбнулась. — А ты знаешь, я умру без твоей любви.

Глаза ее снова засветились страстным огнем желания. В мгновение ока она кошкой повисла на шее Саватеева и впилась в его губы. Он едва оторвал от себя женщину и не без труда вернул ее в кресло.

— Гражданка Суркова, давайте сначала все обговорим, а потом уж будем объясняться в любви. Вам не холодно? Может, окно закрыть?

— После порошочка мне жарко, я хочу раздеться, ты мне поможешь? Ну пожалуйста!

Она стала торопливо расстегивать блузку. Николай чертыхнулся, появилось желание отхлестать ее по щекам, привести в чувство, но он понимал, что это ему не под силу, следует как можно скорее вызвать бригаду из психоневрологического диспансера. Он же медлил, надеясь еще хоть что-нибудь узнать о наркотике и Бережковой.

— Марина Демьяновна, ответьте мне еще на несколько вопросов, а потом я сделаю для вас все, что пожелаете.

— Ты полюбишь меня, ангел мой? — страстно спросила она. — Полюбишь? Да?

— Разумеется. Но — позже, как в капитаны произведут. Скажите мне, вы собственноручно готовили передачу?

— Передачу готовил Вовочка Козлов, Алкин любовник.

— Разве у нее есть любовник?

— Да, но это секрет, никому нельзя говорить, — женщина приложила палец к губам. — Никому и никогда.

— А чем этот ваш Вовочка занимается?

— Он бизнесмен, у него магазин, дома, пароходы… Не знаю, не пытайте. Прежде он работал с Алкой, а потом, когда банк лопнул, он занялся собственным делом. Но Алку любит. Так любит! Интересуется, заботится. Я ему говорю: пока она в тюрьме, полюби меня. А он смеется, он все время смеется…

— А каким образом погиб муж Бережковой?

— Я не знаю… У него, наверно, что-то было с сердцем, уснул и не проснулся. Хороший был человек, царство ему небесное.

— Марина Демьяновна, а как мне разыскать Мирека, чтобы порошочка у него купить от головной боли?

— У меня есть телефончик, душа моя. Но ты меня уже достал своими вопросами, — капризно сказала она, протягивая ему записную книжку. — Я сейчас тебя, мой сладенький, проглочу.

— Минуточку, Марина Демьяновна, один звонок Миреку — и я в вашем распоряжении.

— Хорошо, я воды попью и вернусь, а ты готовься.

Николай быстро набрал номер Грязнова, сказал: