— Мирослав Демидович, где вы берете именно этот наркотик? — спросил Турецкий.

— Ну, где я могу его взять? Сам делаю, — тихо признался наконец Шайбаков.

— Ты, брат, ври да не завирайся! — резко вмешался Грязнов. — Мы знаем, что первитин изготавливался в секретных лабораториях Англии и Соединенных Штатов. Там тобой и не пахло. Какое у тебя образование?

— Среднее.

— Рассказывайте, не тяните, откуда к вам поступает наркотик? — настаивал Турецкий.

— Говорю: сам делаю. Прямо на кухне приспособился, наладил производство. Не верите, поедем ко мне домой, покажу.

— Обязательно поедем, поскольку ордер на обыск вашей квартиры вот он, у меня в кармане. Но поедем чуть позже.

— А почему ты выбрал именно этот наркотик? — спросил Грязнов.

— Первитин мощно повышает половую возбудимость. Сами видите, внешность у меня заурядная. Комплексовал по этому поводу. А мне всегда нравились красивые, стройные девушки. Так — взаимности никакой, а с первитином все легко и просто…

— Значит, ты подсыпал им в шампанское, как сегодня? — возмутился Грязнов.

— А что такого? Первитин не имеет вкуса и запаха. Повышает настроение и жизненный тонус. И никакой усталости в течение нескольких суток! Полный кайф. Трахаешься и еще хочется.

— А вас не смущает то обстоятельство, что девушки по вашей воле становятся наркоманками? В психоневрологической клинике в настоящее время находятся уже три ваших жертвы. Возможно, за последние сутки их количество увеличилось, — заявил Турецкий.

— Это не мои проблемы, — парировал Шайбаков.

— Ваши, ваши, господин Шайбаков, по статье двести двадцать восьмой Уголовного кодекса — ответственность от трех до семи лет, — объяснил Турецкий и добавил: — Владимир Козлов вам знаком?

— Да. А что?

— Откуда вы его знаете?

— Работал с ним одно время в банке, потом я ушел оттуда.

— Брал ли у вас Козлов первитин?

— Брал… один раз… недавно.

— Он сам употребляет наркотики или, как и вы, пользуется им для привлечения девиц?

— Не знаю. Это его проблемы.

— Понятно. А Марина Суркова тоже ваша клиентка?

— Да. Меня с ней, кстати, познакомил Козлов. Она дважды брала у меня первитин. От головной боли, — усмехнулся он.

— Скажите, Шайбаков, никак в толк не возьму, почему у вашего первитина такой необычный, шокирующий эффект? Ваши клиентки прошлой ночью бегали по Москве голыми и с безумными глазами. Их пробег закончился с нашей помощью в психоневрологической клинике. Объясните, что вы туда добавляете?

По лицу Шайбакова пробежала тень самодовольства, которое он поспешил погасить, и с унылой миной стал рассказывать:

— В первитин я добавляю препарат для анестезии, то есть с совершенно противоположным действием. Ну а пропорцию выбрал опытным путем. Вон, у вас есть образец, можете сами попробовать на девицах. Для них — такой кайф! На все способны! Еще и благодарить будут, — победно заключил Шайбаков, уже не скрывая гордости.

— Это мы уже видели, — процедил сквозь зубы Грязнов.

Турецкий поднял трубку телефона, набрал номер дежурного врача клиники, в которой размещалась Суркова и две девушки, взятые на Красной площади. Когда там отозвались, он представился, спросил о состоянии пациенток.

— Суркова отпущена на похороны сестры, она чувствует себя удовлетворительно, — ответила дежурная. — А вот девушкам плохо. Мы в затруднении, не знаем, чем их лечить, как найти противоядие.

— Все понятно. Спасибо за информацию.

— Что они сказали? — спросил Грязнов.

— Плохи дела, врачи не знают, как вытаскивать пострадавших из их кайфа. А этот алхимик научился только убивать, спасать не умеет. Верно, Шайбаков? В общем, если случится беда с ними — понимаете? — вы будете привлечены как убийца.

Арестованный опустил голову и рассматривал мыски своих блестящих ботинок. До него, похоже, не доходило, что ему угрожает.

— А сам-то пробовал свое зелье? — спросил Грязнов.

— В очень ограниченном количестве, — пожал тот плечами.

— Накормить бы тебя до одурения, чтоб вывернуло наизнанку!

— Не кипятись, Слава. Шайбакова отправляем в следственный изолятор. Разыщем Козлова, проведем очную ставку, допросим отравленных им девиц и отправим дело в суд.

Турецкий вызвал конвой, Шайбакова увели.

Грязнов вздохнул с облегчением:

— Меня едва не стошнило от этого клопа вонючего! Скотина! Вот такого я мог бы и застрелить, рука б не дрогнула! Он же запросто всю Москву может превратить в психушку! Представляешь?!

Утром Турецкий пригласил к себе следователя Мосгорпрокуратуры Олега Величко, который занимался убийством Арбузова, а теперь вел еще и дело о наркотиках.

— Здравствуйте, Александр Борисович, вот и я. Меня, как я понял, снова в вашу группу включили?

— Здравствуй. Именно так. Поэтому присаживайся, рассказывай, как дела?

— Пока никак. Долгалев где-то скрывается, Козлов в Англии, словом, оба подозреваемых пока вне досягаемости.

— Олег, как только их разыщем — задержим и допросим.

— Это понятно, Александр Борисович. А как быть с депутатским иммунитетом?

— Надеюсь, решим.

В кабинет заглянул старшина-конвоир:

— Арестованный доставлен.

— Хорошо. Пусть ждет в машине. Я сейчас иду. Олег, мы с тобой сейчас поедем делать обыск в квартире Шайбакова, с нами поедет эксперт-криминалист, там будет что посмотреть.

— Ясно. — Олег быстро вышел из кабинета.

Турецкий старался не суетиться, но всякий раз, когда он отправлялся производить обыск или на какую-либо другую операцию, его охватывало странное волнение, сродни тому, которое переживают охотники перед началом гона.

Сейчас ему вспомнился недавний обыск у торговца оружием. Человек психологически не был готов к встрече с милицией, а дома хранил целый арсенал. Сначала он растерялся, а потом бросился внутрь квартиры и стал палить из пистолетов, автоматов, револьверов, из всего, что попадалось ему в руки.

Оперативникам пришлось попрятаться и выжидать. За это время подтянули к зданию пожарную машину, «скорую помощь» и отделение спецназа. Но все эти меры сами по себе ничего не решали.

Прибыл даже Меркулов и вступил в переговоры с преступником, но тот ни в какую не соглашался выходить. Тогда с другого конца города привезли его мать, которая стала на колени перед окном и умоляла сына не губить себя, так как за торговлю оружием он отсидит в тюрьме и выйдет, а если по его вине погибнут люди, то ему не миновать высшей меры. А может, и еще раньше убьют.

Нервы у всех были на пределе. Преступник грязно матерился, захлопнул окно, чтобы ничего не слышать и не видеть, с полчаса раздумывал над тем, как ему жить дальше. Потом выставил требование: вертолет и сто тысяч долларов.

Опять потянулись часы ожидания, переговоров, обещаний. Пришлось даже вызвать вертолет и броневичок из банка, чтобы создать видимость того, что все условия выполняются. Работники органов, конечно, больше всего беспокоились о жильцах жилого дома. Не ровен час, преступник взорвет квартиру! Неизвестно же, что у него там в арсенале имеется. В такой ситуации требовалась предельная осторожность.

Спустя некоторое время преступник потребовал, чтобы к нему пропустили его мать. Кто мог подумать, что именно ее злодей решил взять в заложницы.

Когда все было готово к вылету, преступник наконец вышел, прикрываясь женщиной и держа пистолет у ее виска. Она была бледна, но держалась уверенно и спокойно. Вместе они подошли к вертолету через коридор, созданный спецназовцами.

Уже поднимаясь по ступенькам в вертолет, преступник на миг потерял бдительность, и на него тут же навалились спецназовцы, в одно мгновение уткнули мордой в землю и надели наручники.

Все в тот раз закончилось благополучно, но скольких нервов стоила эта победа!..

Турецкий выглянул в окно. Там властвовала осень, без остановки лил дождь, тучи мокрыми тряпками провисли едва не до крыш. Мокрые голуби на карнизе уныло смотрели вниз, словно пережидали ненастье.