Трое парней сидели у компьютеров, чрезвычайно занятые.

— Здравствуйте, молодые люди, мы из Генпрокуратуры к вам с визитом, — представился Турецкий.

Парни настороженно переглянулись.

— Скажите, пожалуйста, чем вы занимались вчера вечером?

Плотный коренастый парень спокойно ответил:

— Проводили Долгалева и разъехались по домам.

— Расскажите поподробнее, как ехали, куда? На чем уехал Долгалев?

— По Ленинградскому шоссе проводили за Химки, потом вернулись. Долгалев дальше поехал с водителем на «мерседесе».

— А почему вы за всех отвечаете? Остальные отчего молчат?

— Подтверждаем. Да, так и было, — вразнобой ответили двое.

— На Волоколамское шоссе не сворачивали? — уточнил Грязнов.

— Нет, — ответил плотный. — Зачем, это же не по пути?

— А Крохин тоже был с вами? — спросил Турецкий.

— Нет, он уехал домой. У него голова болела. — Плотный ухмыльнулся. — Он у нас такой хлипкий был…

— Как он себя вел? О чем вы совещались вчера перед отъездом?

— Производственные дела. Обычные темы… И Крохин вел себя, как обычно. Собственно, я ничего особенного не заметил, — заключил плотный.

— Хорошо, значит, ничего вы нам рассказать не можете? — задумчиво произнес Турецкий. — Надеюсь, вы осведомлены, что за дачу ложных показаний следует серьезное наказание? А теперь, пожалуйста, назовите себя полностью, я запишу. На днях я вызову всех вас на допрос.

Записав фамилии и адреса менеджеров, Турецкий прошелся по кабинету, посмотрел из угла на присутствующих.

— Проводите нас в кабинет Крохина.

Плотный парень поднялся, сказал:

— Пойдемте.

Они вошли в кабинет, на двери которого была надпись: «Главный бухгалтер». В небольшой комнате тесно ютилось несколько столов. На одном из них возвышался компьютер. На полках стеллажа было пусто, словно отсюда заблаговременно вынесли все бумаги.

— Не вижу документации, — удивился Турецкий.

— А какая здесь может быть документация, все заложено в память компьютера, — сказал сопровождающий.

В комнате было неуютно и одиноко, словно помещение утратило живое тепло и чувствовало свое сиротство.

— У меня последний вопрос к вам, простите, еще не запомнил, как вас зовут? — обратился Турецкий к плотному парню.

— Артем Дворников.

— Вы, господин Дворников, давно работаете с Долгалевым?

— Около года.

— В каких фирмах?

— Сначала в «Тюльпане», потом в «Спектре».

— Понятно. А сколько всего фирм за свою жизнь успел открыть Долгалев?

— Не знаю, никогда об этом с ним не говорил.

— Вы могли бы уйти отсюда? Перейти на другую работу?

Парень смутился, поспешно ответил:

— Нет, а зачем?

— Ну, предположим, если бы что-то более интересное появилось…

— У меня есть определенные обязательства по отношению к фирме, понимаете?

— Не совсем.

— Всякое предприятие имеет свои коммерческие тайны и несет ответственность за их неразглашение. Когда человек уходит, мы как бы теряем над ним контроль, то есть как бы наживаем потенциального врага.

— Значит, по собственному желанию уволиться невозможно?

— Сложно.

— Спасибо.

Турецкий и Грязнов простились с менеджерами и направились к своей машине. Ощущение от посещения фирмы было тягостным.

— Ты понял, в какой кабале держит своих подчиненных Долгалев? — спросил Турецкий Грязнова.

— Да, что-то здесь крепостным правом пахнет.

— Как думаешь, на этой почве могло что-нибудь созреть?

— Вполне.

— А кто у Крохина есть из родственников?

— Отец и две сестры, погибший был младшим в семье. Поедем туда?

Турецкий вздохнул, почесал затылок, засомневался:

— Они сейчас наверняка не в себе, может, не стоит беспокоить семью? У них и без нас хватает хлопот.

— Как знаешь, — не согласился Грязнов. — Я бы все-таки съездил.

— Нет, я попробую сегодня снова наведаться к госпоже Бережковой, а потом уж займусь и Крохиным. А ты, Слава, войди еще раз в контакт с вашим управлением по экономическим преступлениям — напомни, пусть покопают «Ресурс». Узнай у них свежие новости.

Поднимаясь к себе, чтобы взять следственные материалы для допроса Аллы Бережковой, Турецкий мысленно прикидывал, как вести себя с ней. Напористость здесь, видимо, ничего не даст. С ней придется быть обходительным и чутким. Что-то в этой женщине надломлено. Такое впечатление, что она потерялась и сильно напугана, не верит в собственные силы, находится на грани срыва.

В кабинете звонил телефон. Турецкий открыл дверь и, не раздеваясь, поднял трубку. Услышал незнакомый голос, звонили из СИЗО.

— Ваша подследственная Алла Бережкова скончалась.

— Что?! — не поверил своим ушам Турецкий.

— Скончалась Алла Бережкова.

— Что с ней?

— Отравление каким-то сильным наркотиком.

— Где она сейчас?

— В морге, в медсанчасти изолятора.

— Я выезжаю! — сказал Турецкий.

Такого исхода он никак не ожидал. Бережкова была, по сути, главным козырем в расследовании деятельности банка «Ресурс». Только она могла указать, где находится недвижимость в России и за рубежом, без установления этих объектов и последующей их продажи невозможно было вернуть деньги вкладчикам. А еще предстояло обнаружить многочисленные вклады в иностранных банках, сделанные подставными лицами. Возвращение этих денежных средств — тоже задача весьма сложная. Бережкова наверняка знала множество фамилий, за которыми стояли истраченные средства банка. И боялась этих людей…

Самоубийство это или умышленное убийство путем отравления? Странно, ведь и ее муж умер такой же смертью. А что, если и мужа, и жену отравил один и тот же преступник?

Несколько дней прошло с тех пор, как Турецкий принял к своему производству дела о недоказанном пока, правда, убийстве Геннадия Арбузова и о проклятом банке «Ресурс», начатое все тем же Генкой, но так же и зависшее в связи с гибелью следователя, а вокруг уже громоздились десятки новых загадок, приплюсовавшихся к старым. И — никакого просвета.

Он смотрел в мертвое лицо Аллы Бережковой, желтое, заостренное, так мало похожее на вчерашнее, живое. Не хотелось верить в эту нелепую смерть, но факт оставался фактом.

Турецкий отправился к давнему своему знакомому Петру Николаевичу Миронову, заместителю начальника СИЗО, чтобы ознакомиться с обстоятельствами смерти заключенной и взять необходимые для следствия документы.

В казенном по-тюремному кабинете Миронова они покурили, перебросились несколькими словами о житье-бытье. Между тем Турецкому не терпелось узнать подробнее о смерти Бережковой.

— Сегодня утром надзиратель обнаружил ее мертвой. Наш врач из медсанчасти определил отравление наркотическим веществом. Вот заключение. Правда, решение о причине смерти даст судмедэксперт после вскрытия.

— Но откуда у нее могли взяться наркотики?

— А Бог ее знает! Может, с передачей умудрились передать. Голь на выдумку хитра.

— Разве она употребляла наркотики?

— По моим данным — нет. Но это дело такое, что в любой момент человек способен пристраститься к этой отраве.

— Когда ей передавали передачу в последний раз? — уточнил Турецкий.

— Вчера была принята передача от гражданки Сурковой Марины Демьяновны.

— Хорошо, я допрошу эту Суркову, черт бы ее побрал! — зло сказал Турецкий.

— А тебя, я вижу, совсем расстроила эта смерть?

— Да, Петр Николаевич, этот банк уже столько трупов за собой потащил! Я начинаю запутываться в нитях и связях. Самое странное то, что едва начинаю разрабатывать какую-то версию, как сразу же самое необходимое звено выпадает.

Александр задумался, листая документы, представленные Мироновым. Закралось сомнение, не сам ли он, Турецкий, стал причиной всего случившегося? Ведь это он допрашивал Бережкову последним. Как заметил классик: «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». К тому же она была совершенно определенно повергнута в отчаяние. Не оно ли и принудило ее стать самоубийцей? Но теперь уже поздно — ничего не изменить и не поправить.