Роджер молча сидел и внимательно смотрел на Брайана. Впервые за эту ночь у Тейлора как будто прояснилось в голове на пару минут, пока Брайан рассказывал все эти вещи, и Роджер слушал его, не упуская ни одного слова.

Про сердце Роджера уже было сказано несколько раз, но именно сейчас он почувствовал, что там словно защемило что-то. С того времени, как Брайана «выписали» из больничного крыла, в котором Роджер ухаживал за ним и постоянно думал, что же пришлось пережить Брайану, и каким сильным человеком он оставался, все как будто поменялось. Как будто бы Роджер стал принимать смелость и проблемы Брайана, как должное, и совсем забыл о том, что Мэю приходилось не лучше.

— Ты не струсил, — сказал Роджер, и его голос вдруг смягчился. Он с сожалением смотрел на Брайана и хотел доказать ему в который раз, что у Мэя просто не было выбора, но… он думал, что Брайан все равно останется при своем. Он все равно всегда будет корить себя за убитых людей и всегда будет думать, что выбор был. — Брай, — позвал он, пока Мэй смотрел в пол. Роджера раздражало, в каком положении он сам сидел, и как глупо опять он выглядел, но ничего с этим поделать не мог. — Брайан, посмотри на меня.

Когда Мэй повернулся в его сторону, Роджер продолжил:

— Ты не сделал ничего плохого. И подумай, — добавил он, — если бы ты не пытался спастись, то тебя убили бы. А если бы тебя убили, то кто спасал бы меня сейчас?

Брайан глухо рассмеялся и поднял блестящие глаза на Роджера.

— Может, ты прав, — сказал он без уверенности в голосе, считая, что если судить трезвой головой, то ни его жизнь, ни жизнь Роджера не стоила стольких смертей. — Но я все равно считаю, что мог бы не делать этого. Я бы тоже убивал, но хотя бы не прятался за громким званием, которое, по сути, ничего и не меняло. И я бы не убил стольких людей, — сказал Брайан негромко, чувствуя, что постепенно дышать становилось легче, а его руки почти перестали подрагивать. — Но единственное, о чем я не жалею, так это то, что я оказался на базе, где был ты. Что им удалось оттуда забрать и тебя.

Роджер перевел взгляд на окно, за которым уже давно стоял жаркий день, и он мог получше рассмотреть все те же одинокие деревья и тропинку, по которой они обычно ходили.

Да уж. Роджер даже и не знал, жалел он о том, что Брайан попал на одну с ним базу, или нет. После его появления все стало еще хуже, чем было, и до того момента, как британское войско их забрало, Роджер уже давно успел попрощаться со своей жизнью.

База была для него самым слабым звеном за все время, что шла война. С ним никогда не происходили те вещи, что произошли там, и Роджер никогда не был так близок к желанию убить себя, как тогда.

Он прокашлялся.

— Было бы… весьма плохо, если бы тогда нас не забрали оттуда, — Роджер посмотрел на Брайана долгим глубоким взглядом.

— Что ты имеешь ввиду? — спросил Брайан, не до конца понимая, о чем именно говорил Роджер.

Тейлор поерзал на стуле. Совсем не кстати были такие разговоры сейчас, когда у него и так в голове стояла сплошная мгла. Он пытался уйти от главной темы, как только мог, но Брайан как будто специально все к ней сводил.

Роджер поджал губы и, отведя глаза от Брайана, монотонно сказал:

— Афганские ребята очень серьезные, знаешь.

— Тебя пытали? — спросил Брайан, чувствуя, как что-то внутри него обрывается. Было видно, как трудно Роджеру вести этот разговор, и Мэй даже задумался, а стоило ли ему вообще так настойчиво вытягивать из него эту тему.

Роджер закрыл глаза. Брайан не видел — да, в общем-то, никто не видел и не знал то, что Роджер так старательно скрывал. Отец еще с детства приучил его, что жалость — это плохо, а быть жалким — еще хуже. Но сейчас ему уже было все равно, и пошел его отец к чертям.

Это было трудно, почти физически больно, но Роджер вначале снял куртку, в которой продолжал сидеть все это время, потянул футболку вверх и снял ее через голову. Он тяжелым взглядом смотрел Брайану в глаза и молчал.

Но его животе красовались алые полосы шрамов, которые никогда не слезут с его тела. Линии расходились по всей коже, они ползли кверху, останавливаясь в районе ключиц, и расходились книзу живота. Его руки были в мелких порезах, а вся спина была усеяна красными полосами, почти что повторяющих форму плети, которой его били раз за разом.

В ту секунду, когда Роджер стянул с себя футболку, оголяя десятки уродливых отметин, Брайану показалось, что что-то в нем погасло. Он судорожно глотал ртом воздух, словно выкинутая на берег рыба, безумными глазами смотря на израненное тело Роджера.

— О, Господи, — прошептал Брайан, прижав ладонь к губам. Его начало потряхивать от тошнотворных мыслей о том, что на той чертовой базе делали с Роджером и сколько часов и дней он провел в адской агонии.

Брайан с трудом отвел взгляд от покрытого глубокими шрамами торса и посмотрел Роджеру в глаза, чувствуя столько всего одновременно. Он ненавидел, он был в ярости, он испытывал страх и жалость, а еще ему отчаянно хотелось сделать что угодно, лишь бы навсегда стереть эти жуткие моменты из памяти Роджера.

Мэй аккуратно протянул дрожащую руку к Роджеру, еле касаясь бордовой полосы на его выпирающих ключицах.

Боже мой, за что?

За что на Роджера сваливалось одно ужасное событие за другим, будто бы жизнь нарочно его испытывала?

— Извини, — сказал он еле слышно абсолютно безжизненным голосом.

Роджер молча наблюдал за тем, как Брайан мягко касался рукой его ран. Он не чувствовал ничего при этом, кроме разве что всепоглощающей усталости.

— Я думал, это самое худшее, что может быть, — ровно проговорил он, теперь уже смотря поверх Брайана на зеленое дерево за окном, — но, оказалось, нет. Это было самым болезненным физическим ощущением, но морально меня сломили потом. И если ты хотел узнать, почему я снова схватился за наркотики, — Роджер опустил глаза на Брайана, чувствуя пустоту внутри, — то причина была в другом.

— Я не понимаю… Ты же даже солдатом не был, Господи, — словно в бреду бормотал Брайан, ему было так больно, казалось, что его самого морально пытали. Как же, черт возьми, быстро он сделал выводы, когда увидел, что Роджер опять употребляет. Как же быстро он решил, что знает лучше всех. — Ты же просто медик. За что? — голос Брайана сорвался, и ему пришлось приложить немалые усилия, чтобы сдержать слезы ярости и боли. — За что эти твари так с тобой поступили?

Он положил ладонь на холодную щеку и погладил ее кончиками пальцев. Брайану было так жаль, так непомерно жаль.

— За то, что я отказался лечить их солдат.

«И за то, что поняли, что мы из одного войска», — добавил про себя Роджер, вспоминая тот день, когда Брайана вели по темным коридорам афганской базы, и когда Брайан, заметив его, сделал шаг навстречу.

— Я не должен был давить на тебя, — выпалил Мэй, чувствуя себя так, будто по нему проехался поезд. Каждая клеточка его тела болела, и он не знал, что должен был говорить. — Спасибо, что доверился мне, — сказал он, легко целуя Роджера в макушку.

Роджер дернулся и слабо обнял Брайана. Только сейчас он услышал тихое пение птиц за окном, почувствовал сильные руки Брайана на своем теле и его, в тоже время, нежные прикосновения. От Брайана пахло крепкими сигаретами и спокойствием.

Роджер ощущал, что страх, спутанные мысли и это постоянное желание умереть, постепенно проходило, и Тейлор мог бы сказать, что еще легко отделался после приема наркотиков.

Он мягко гладил Брайана по волосам, шее, медленно проводил пальцами по спине. Он боялся, что этот момент ускользнет от него. Он боялся снова потерять Брайана, как это было в госпитале, как это было в афганском лагере, как это было в Лондоне.

Горячими шершавыми, искусанными до крови губами Роджер вначале поцеловал Брайана в район шеи, а затем сказал то, о чем думал долгое время:

— Я люблю тебя.

Брайан прикрыл глаза, не сумев сдержать улыбки.

— Я тоже тебя люблю, — немедля ответил он, слабо улыбаясь. — Очень сильно.