Плечо тянуло, раны ныли, ему было то невыносимо жарко, то несносно холодно, но вовсе не это погружало его в состояние повышенной депрессии. И даже не трупы, и кровь, и то, как он валялся на земле, совершенно никому не нужный, и не то, как чужие ботинки вдавливали его тело в каменистую землю. Все это теряло значение в сравнении с тем, что он убил человека.
Этот парень снился ему в кошмарах и мерещился наяву, и Брайан не знал, как ему пережить эту измену самому себе, своим принципам и правилам.
— Итак, сегодня у нас на ужин картофель с морковью и чай. Чай с сахаром! — прозвенел у него над ухом голос Роджера, и Брайан, приоткрыв один глаз, устало посмотрел в его сторону.
На лице Роджера застыла улыбка, но Брайан и не подозревал, сколько усилий ему пришлось приложить, чтобы выдавить эту улыбку из себя. В руках он действительно держал тарелку с чашкой, а медсестра, которую, вроде бы, звали Адель, и которая тащила за собой уже пустую тележку, на которой до этого стояли миски с картофелем и морковью, ушла в медицинский отсек.
Брайан в душе понадеялся, что Роджер оставит его в покое, но Роджер, все еще стоял с этой наигранной лыбой прямо над ним и никуда уходить, видимо, не собиравшийся. Мэй протяжно вздохнул, на самом деле, бесконечно любя компанию Тейлора, но только не в эти дни, медленно поднялся и, приняв сидячее положение, протянул руки, чтобы съесть «итак, у нас на ужин».
Когда он закончил, а случилось это через добрые минут двадцать, и Роджер протянул ему чашку чая, он сказал:
— Я не хочу, спасибо.
И Роджер сказал:
— Хотя бы немного. Это вкусно, правда.
Он сказал:
— Я не пью чай с сахаром.
И Роджер сказал:
— Тогда я могу попросить сделать чай без сахара, может быть, они…
Он сказал:
— Роджер, — и Роджер замолчал, стянув наконец эту улыбку с лица. — Пожалуйста, хватит. Не нужно.
И добавил, увидев лицо Тейлора:
— Извини. Я ничего не могу поделать с собой. Не сейчас.
***
Роджер знал, что все эмоции Брайана были направлены не на него, и у Мэя было попросту шоковое состояние, и все же, после всех его стараний, бессонных ночей, перевязок и ухода за Брайаном, ему не то, чтобы хотелось благодарности, а хотя бы подобия на общение.
До того момента, как Брайан попал сюда, Роджер и не подозревал, как одиноко ему было до этого; ему было жизненно необходимо иметь здесь людей, которым он доверял, которых он любил или хотя бы знал до этого — это было своеобразным напоминанием о родном доме, и Роджер, каким бы уставшим он ни был, и каким бы грустным ни был Брайан, он чувствовал, что на то короткое время, что Мэй останется здесь, у Тейлора будет шанс продержаться тут и не сорваться.
Но, чего правду таить, ему было очень трудно с Брайаном в эти времена. Роджеру хотелось помочь ему, как-то поддержать, хотя все протянутые руки помощи от Тейлора он отвергал; Роджеру хотелось узнать, что же произошло в тот день не обрывками фраз от солдатов, что были на том бою с Брайаном, а от самого Брайана. Но ему не предоставляли такой возможности, и Роджер просто слонялся около койки Мэя, когда на то было время, и надеялся на то, что Брайану в скором времени станет лучше.
— Что сегодня? — спросил Джек, когда Роджер, открыв первую страницу толстой книги с разорванным переплетом, сел на шаткий стульчик около двери, откуда его можно было увидеть со всех сторон.
Он, откашлявшись, прочел название, что желтыми буквами на красной переплетной крышке говорило: «Над пропастью во ржи». И мелкой прописью внизу виднелось «Д. Ж. Сэлинджер».
По лазарету пронеслась волна непонимания, и на вопрос солдата: «Это еще что такое?», раздалось несколько смешков, но Роджер, не обращая на это никакого внимания, снова открыл первую страницу и начал чтение.
Такого правила в лазарете не было, так что, когда Роджер вежливо спросил, «а можно ли?», его попросили некоторое время подождать и даже посоветовались с командиром, после чего дали разрешение. Разрешение было получено на то, чтобы по вечерам, если важной работы не было, Роджер, или кто-нибудь другой, зачитывал в течение получаса книгу. Делалось это для того, чтобы отвлечь солдат от бесконечной боли, от скуки, что витала в лазарете, да и вообще — время же как-то скоротать нужно было. Книги им, кстати, выделял командир.
Вчера они пробовали осилить книгу, посвященную военным стратегиям, но почти все солдаты отказались слушать это, сказав, что им итак всего этого дерьма хватает. Так что у Роджера сегодня, можно сказать, был дебют.
***
— У тебя еще есть работа сегодня?
Это было неожиданно. Он задумался, закрывая потрепанную книгу и отодвигая стул в сторону, ближе к выходу из зала. Солдаты, которые вначале выглядели не особо заинтересованными то ли Сэлинджером, то ли Холденом Колфилдом, спустя несколько страниц почти все они внимательно слушали, повернув головы в сторону Роджера. Сейчас же, когда Джозефина показала Тейлору на часы, и он закончил публичное чтение, некоторые парни даже расстроились и в шутку добавили, что «будем ждать читающую принцессу завтра вечером».
— Нет. Сегодня не я дежурный, — Роджер уже хотел было уйти, прислонив книгу к груди и думая о том, что нужно будет сделать закладку на нужной странице, чтобы не забыть, откуда начинать прочтение завтра, как Брайан, чуть приподнявшись на месте, сказал — снова очень неожиданно:
— Это было интересно. Может быть, кому-то было скучно, — добавил он тише с легкой улыбкой на лице, — но только не мне.
— Я знал, что ты оценишь, — сказал Роджер, и голос его невольно смягчился. И хотя Брайан сказал всего одну фразу и коряво улыбнулся, у Тейлора как будто внутри все потеплело. Ему очень хотелось верить в то, что это было знаком, что Брайан шел на поправку.
Роджер снова хотел вернуться в медицинский отсек и лечь спать, так как смена действительно была не его, и намечалась целая ночь для сна, как Брайан вновь обратился к нему:
— А чья это была идея? Я говорю о чтении. Хорошо ведь придумано.
И хотя Роджер собирался идти спать, его как-то само-собой приземлило на кровать к Брайану, и отдых пришлось отложить на какое-то время.
***
Было ровно 21:15. Он видел эту цифру на часах, что висели на стене напротив. Комната была почти погружена в темноту, и единственным источником света была моргающая лампочка, прикрученная к потолку с ползущими в разные стороны трещинами; она из последних сил освещала комнату блеклым светом, что создавало неуютную и местами пугающую атмосферу — особенно, когда за соседней стенкой раздавались протяжные стоны. Здесь стояло всего две маленькие кровати и два деревянных стула, что расположились друг напротив друга.
Он молча сидел, склонив голову и рассматривая свою грязную обувь; он только что закончил вечернее чтение, и если вчера ему не хотелось даже уходить из зала, то сегодня Роджер через каждую минуту поглядывал на часы в надежде, что установленные полчаса подошли к концу. Но они не подходили, и его окутывал неизвестный страх, и Роджер не понимал, что это, и как правильно «это» назвать, так как в ту секунду, сидя перед всеми солдатами и читая книгу — Господи, как ужасно под конец стал дрожать его голос, — Роджер не боялся чего-то особенного да и вообще ни о чем, кроме действий главного героя, не думал.
Но тело боялось. У него было какое-то неприятное ощущение изнутри, как будто в предчувствии чего-то страшного, и ему казалось, что это ощущение ломало ему спину. Это ощущение нарастало постепенно, охватывая его тело липкими широкими руками и без спроса залезая в голову.
Ломала спину ему и твердая спинка стула, на котором он сидел, и под конец Роджер поднялся на ноги и читал, расхаживая по залу. Солдаты пошутили, что это уже переросло в представление театрального масштаба, но ему было не до смеха, и он все так же переводил взгляд на гребаные часы, стрелка которых как будто застыла на месте. И когда она все-таки достигла вожделенных девяти пятнадцати, Роджер почти что сорвался с места — раньше замечания Джозефины, что время, вообще-то, истекло, — и не обратил никакого внимания на то, что Брайан, протянув ему руку, собирался что-то сказать.
