— На колени презренная рабыня! Теперь ты в моей власти! — какой-то свист и щелчок рассек тишину ночи своим звуком. Очень похоже на хлыст, который так любили использовать герои Валентины. Женщина в испуге подскочила, нервно ощупывая стену за спиной в поиске выключателя, который какой-то умник присабачил прямо над ее диваном, что сейчас было на руку.

Яркий свет загорелся, являя видение народу. Женщина ошалело моргнула, выдохнув в панике:

— Граф?!

Высокий, статный молодой мужчина с зачесанными назад светлыми волосами, стоя в кожаных бриджах, высоких сапогах и расстегнутой на крепкой груди рубашке, держал в руке хлыст, которым он вновь щелкнул по погрызенному молью ковру. Мышцы на его груди, видневшейся из распахнутого ворота, перекатывались, а груди Валентины сладко затомлело от невероятного восторга и восхищения.

Она как-то даже забыла спросить, что происходит и кто он такой. Просто прекрасный сон, не иначе.

— Ты где, презренная?! — взревел мужчина ее мечты и в распахнутые двери гостиной, служившей одновременно, и спальней влетела та, кого Валентина в своем романа назвала Госпожой Миледи. Соблазнительницу, искусительницу и покорительницу мужских сердец. Ее грудь была, приподнята корсетом, и пышная юбка под которой прятались длинные ноги в чулках с туфельками на квадратном каблучке. Валентина точно помнила, что выше располагался пояс, где крепился кинжал. О да! Ярко-алое платье с золотыми вставками, длинные темные волосы, большие невинные глаза, кокетливый тоненький голосок…

— Я не твоя и тебе не подчиняюсь! — взвизгнула Миледи так, что Валентина аж подпрыгнула, хлопая глазами. Сама Миледи провела языком по пухлым алым губам, как-то подозрительно алым и подозрительно пухлым, подтягивая корсет на груди, тихонько чертыхаясь.

— Гребанный удушающий инструмент пыток, — прошипела она, вновь щелкнул кнут совсем рядом с ней, и Миледи возмущенно посмотрела сначала туда, где он ударил, возле носок ее туфель бросила, а затем подняла возмущенный взор на графа.

— Оборзел? — лаконично поинтересовалась Миледи, и писательница принялась вспоминать, где была такая сцена? Наконец ее осенило. Это последняя сцена из его особняка, когда граф застал эту шпионку в своем доме. В пятой главе. Здесь должно было произойти ее первое крещение в мир разврата и посвящение в нижнюю.

— Сюда. Говорю. Иди, — процедил сквозь зубы граф, мрачно смотря на свою миледи. Валентина замерла, прижав к груди одеяло, в восхищении переводя взгляд с одного на другого.

Миледи обожгла его жарким взором, придвинувшись на шаг, и вновь щелкнул кнут, от которого она вздрогнула, взвизгнув необычайно громко.

— Ползи сюда, бесчестная воровка, я покажу тебе, как красть у меня мои…эээ… — он замялся, и Валентина восхищенно выдохнула:

— Планы тайных ходов дворца короля!

— Да вот их, — облегченно вздохнул мужчина, пока Миледи опускаясь на четвереньки и тихонько ругаясь, поползла вперед, перебираясь осторожно, чтобы не уткнуться носом в пол, неудачно навернувшись на двойных юбках ее наряда. Прическа, состоящая из темных кудряшек, сбилась в бок, пряди то и дело лезли в глаза, а плечи графа как-то странно тряслись.

— Боишься меня? — голос мужчины в конце пустил подозрительного петуха, когда миледи, наконец, доползла до него, спустя минут пять пыхтения и встала на колени, усевшись у его ног. Он приподнял ее голову, обхватив пальцами подбородок, крепко сжимая, глядя в ее глаза с самым суровым видом, который только мог быть на его красивом благородном лице.

— Сцу, как сучка, — выдохнула миледи, граф закашлял. А Валентина восторженно вздохнула, восхищенно смотря на своих оживших героев. Она с восторгом ждала развязки, глядя, как резко поднимает с колен свою пленницу мужчина, пощелкивая кнутом по полу. Его рука резко притянула ее талию, а потом развернула обратно уже спиной, лапая во всех выпуклых местах.

— Презренная воровка, я научу тебя покорности. Ты всего лишь жалкая букашка в моих руках, — пафосно вещал граф, шлепнув Миледи по заднице. Та даже не вздрогнула, слой юбок не дал даже шанса его шлепку, и блондин закатил глаза, шлепая сильнее, отчего миледи завизжала, как резаный поросенок.

— Сволочь! Я отомщу тебе! — возопила она, периодически подергиваясь в его руках, изображая страдание и морщась от боли.

— Ты будешь моей сегодня ночью. И если мне понравится, оставлю тебя моей личной рабыней, — заявил уверенно мужчина, хватая шелковую ткань первой юбки, за которой пряталась вторая. Он попытался схватить и ее, но за ней был еще третий слой.

— Да какой болван придумал такие наряды, пока доберешься, уже перехочешь, — буркнул граф под нос, чувствуя, как трясется его жертва и обхватил руками холмики ее грудей, сжимая с каким-то внутренним удовольствием. — Твои соски говорят, что ты тоже меня хочешь, — патетично заметил, тиская корсет как раз в районе, где находился лифчик с пуш-ап эффектом для создания нужной пышности.

— Нет, не хочу, — отозвалась Миледи, перемещая его руки выше, поскольку те уже щупали ребра. — Я вообще-то не такая, — заметила она внезапно.

— Зато я такой, — ответил наглец, прижимая ее к себе, пытаясь дернуть завязки корсета, но как назло повязанный бантик завязался в еще больший узел. — Давайте, леди, я вас сейчас того.

— Но я же не такая!

— Зато вот я такой!

— Так, подождите, граф!

— Я долго ждал, миледи! Больше не могу!

— Но я так не могу… — пискнула, скуля Миледи, едва держа себя в руках. Корсет душил, да и не только корсет, когда внезапно со стороны дивана заорали:

— Зато я могу! — Валентина замерла, поняв, что произнесла это вслух и ее буйная фантазия обернулась к ней, в лице ее воображаемых героев, которые так и стояли: он, дергая завязки корсета, удерживая жертву за одну грудь, а она застыла, держа руки поднятыми, в попытке убрать эти самые руки.

— Ой, — икнула Валя, похлопав глазами, — простите. Я не хотела. Вы продолжайте.

— А мы не можем, — хором отозвалась парочка, переглянувшись, — ты дальше там не дописала!

Ошарашенная Валентина, прижав к груди одеяло, скромно потупилась, поерзав на месте, ощущая неловкость и дискомфорт от неожиданно проснувшегося либидо.

— Я допишу… — тихонько произнесла она, и Миледи сузив глаза, вырвалась, наконец, из лап Графа, подойдя ближе и поставив ногу на диван, обнажая чулки, подняв юбку и склонившись к ней.

— Так поживее, — потянула она и Валентина хлопнула глазами, а рядом щелкнул хлыст, а вкрадчивый голос Графа добавил:

— А то отшлепаю.

И после этого женщина рухнула без слов в обморок, окончательно сраженная.

Из подъезда выходили, хохоча как стая бешеных гиен. То есть со свистом, чуть дыша и уже способных только выдавливать из груди звуки, похожие на смешки отдаленно. Попытки построить конструктивный диалог или хотя бы обсудить произошедшее, вели к тому, что на них снова нападал приступ неудержимого хохота.

Наконец отсмеявшись, Наташа схватилась за бок, тяжело дыша и обмахивая стащенным с головы париком, с трудом переводя дыхание, глядя на купидона, который по-прежнему пытался прийти в себя и прекратить хохотать.

— Все ладно, поржали и хватит, — хмыкнула она, — теперь Гадина вернулась и уже строчит продолжение. Хорошо, что решила, что все это сон. А то походу она реально хотела воспользоваться твоими руками, которые бы ее отшлепали, — ехидно потянула, добавив в голос чуточку сарказма. Гордей перестал смеяться, с любопытством оглядев Наталью.

— Ревнуешь? — улыбнулся он широко, отчего Наташа скривилась, передернув плечами. Ночной воздух холодил, все-таки еще не лето, а ранняя весна, кое-где даже лежал грязный снег. Благо хоть во дворе никого не было.

— Дурак, — махнула рукой, покосившись на его прическу, — ты себя в зеркало видал? Выглядишь, как прилизанный ботаник, вернувшийся с гей-парада.

— Зато у меня есть кожаные штаны, — заложив руки за голову, Лавров дурашливо покрутил бедрами, скрипя кожей своих брюк, отчего Наташу вновь пробил смех. Она захихикала, качая головой, поднимая руку с ангелфоном, как внезапно сильные руки обхватили ее за талию, вновь прижимая к крепкому, горячему мужскому телу. От неожиданности аппарат упал на землю с глухим стуком, а Наташа удивленно подняла голову, заворожено глядя в серебристые глаза, которые потемнели точно грозовое небо.