— Ой, надо же позвонить Кларе о счет-фактурах!

— Стоять! — рявкнула Наташа, преграждая путь своей подопечной и Света моргнула, не понимая, что ее остановило, — сначала текст, потом звонки! Повтори!

— Сначала текст, потом звонки, — зомбировано ответила Усанкова, двинувшись к ноутбуку, — сначала текст, потом звонки, сначала…. а котлеты? — выдохнула она неуверенно, спросив самой у себя, но тут же села, когда Наташа резко усадила ее обратно на стул перед ноутбуком.

— Книга, звонки, котлеты! — гаркнула Тараканова над ее головой, и пальцы Светы легли на клавиши, печатая текст, повторяя:

— Книга, звонки, котлеты, полы….

— Книга, звонки, котлеты, полы! — командовала Наташа, наблюдая, как под ее надзором увеличивается количество символов в документе, а значит, этот бабник доберется до своей бабы. Или одной из большинства баб, сколько там его у него? Три? Четыре? Что за потаскун.

— Книги, звонки, котлеты, полы, кошки… — бормотала Света, замерев. И это стоило Наташе перестать следить. — Ой, еще же муж! Надо мужу пожарить котлеты!

— Сначала книга, потом муж! — рыкнула Наташа, нависнув над Светой, но та нахмурившись, отозвалась будто бы своему подсознанию.

— Нет, сначала книга, потом звонки.

— А потом котлеты.

— А после кошки.

— А дальше полы…

— И вот он муж — пиши! — отрезала Тараканова, не давай Усанковой и шанса на раздумья. В тишине дома под тихую, едва слышную мелодичную классику раздавался стук клавиш по клавиатуре и тихое бормотание:

— Книга, звонки, котлеты, кошки, полы, муж…

Наконец сорок тысяч знаков были достигнуты, Света была отпущена заниматься дальше хозяйством, порхая по дому после выкладывания продолжения, а Наташа сползла по стене, выдохнув тяжело.

— Хочу на ручки, — пробормотала, закрывая глаза, слыша, как пришло очередное оповещение на ангелфон. Ни дня покоя, ни одного дня. Девушка подняла экран к лицу, открывая глаза, и выпучила их тут же, стоило глазам пробежаться по сообщению в чате, которое появилось от Гордея.

«Семь дней, Таракан. Семь. Твоих. Счастливых. Дней»

— Интересно, а можно попроситься в Ад или уже поздно? — потянула она задумчиво, опуская руку.

Дружба, как китайский Новый год. Приходит всегда в разное время, протекает красочно, но за покупками лучше ездить в другое время.

— И теперь… что? Что там делают девочки, когда дружат? Надо вместе смеяться над дурацкими фотками парней в Инстаграм, постить совместные сториз, ходить друг к другу с ночевкой и мазать на лица грязевые масочки? Я уже могу говорить, что Фаина дура, Лерка курица, а Катя безбожно меня копирует?

Майя закатила глаза, прислонившись к задней стенке лифта в безуспешной попытке справиться с истеричным смехом, который вырывался из ее груди. Пышный бюст трясся, а сама муза уже откровенно ржала, видя недоуменный взор Таракановой.

Наташа нахмурилась. Чего вот она ржет? Не смешно же не капли.

— Чего ты хохочешь, как тюлень на лежбище? — мрачно поинтересовалась девушка, покосившись на табло, отсчитывающее этажи до ресторана. Ранее утро, а они снова идут вместе на завтрак. Прямо уже традиция. Дружеская.

— Наташ, — безуспешно пытаясь просмеяться, прокашлялась Майя, — ты что, никогда не дружила?

На секунду голубые глаза заволокло дымкой, лицо приняло сосредоточенный вид, а сама Тараканова погрузилась в воспоминания о своей короткой и бесславной жизни, высчитывая что-то на пальцах под заинтересованный взор своей так называемой новой подруги.

— Если честно… Класса до шестого, — потянула девушка, и вновь подняв глаза к потолку, добавила, — даже седьмого. Да!

— А потом? — полюбопытствовала Топтыгина и Наташа хмыкнула.

— А потом у меня выросла грудь, у них прыщи, и со мной стали дружить уже мальчики!

— Фу, Тараканова, ну ты и коза, — хохотнула рыжая муза, качая головой и вновь заливаясь смехом. Невольно губы сами растянулись в улыбке, и Наташа оперлась о металлическую балку позади себя, поставив на нее локти, невольно наслаждаясь этими редкими моментами, которые неожиданно начали приносить удовольствие. Майя была веселой, остроумной и с ней было интересно. Она не лезла в душу и могла часами болтать о всякой ерунде, отвлекая от иногда накатывающих невольных мыслей о собственной жизни.

— Почему мы берем одни салаты? Ты села на ПП, за что я-то должна страдать? — поинтересовалась Наташа, когда они вошли в ресторан, двинувшись к любимому столику у большого окна с видом на Яблоневый сад. Не тот самый конечно, про Еву, но тоже с яблоками и говорят, там жил говорящий варан Григорий, некогда выгнанный из райского сада за чрезмерно длинный язык. При случае, стоило бы сходить прогуляться.

Официант принял заказ на два салата, исключительно с зеленью, без масла и соли, а также овсяную кашу и графин с водой. Последнее особенно расстраивало, ибо Наташа хотела хотя бы чай. Ну, или уж вино на крайний случай.

— Потому что я худею, а ты, как подруга должна меня поддержать. Так делают все девочки, — невозмутимо ответила Майя, раскладывая на коленях белую салфетку. Наташа только вздохнула, проворчав:

— Можно я не буду с тобой дружить и съем свою яичницу с беконом?

— Нельзя, — отрезала муза решительно, — ты уже согласилась. Первое слово дороже второго.

— Тебе что, двенадцать?

— Не тебе же одной дурачиться, — хмыкнула новоиспеченная подруга и Тараканова застонала, обхватив голову руками. Официант бодрым шагом топал в их направлении, неся на подносе стог сена на тарелке различных цветов и красок, в окружении кружочков редиса, щедро сдобренных соком лимона. А также графин с водой и два стакана. Как будто воду и так в ресторане бесплатно не подают. Грудь затопила тоска, захотелось чего-то посущественнее, но дружба и женская солидарность. Хотя Наташка искренне не понимала, почему девочки вынуждены так сильно солидарничать с подругами.

— Это полезно нам обеим, — патетично заметила Майя, отправляя первую порцию листьев в рот. Она уже почти прожевала ее, как над головой раздался веселый голос, от которого вилка у Топтыгиной застыла прямо у самого рта.

— Хеллоу, кошечки, как там ваше ничего? Наташка, да ты сегодня огонь! Как делишки?

По лицу Таракановой пробежала тень, когда наглые пальцы еще и легли на ее плечи, то в глазах еще и загорелась жажда крови в отношении парня, нагло нарушившего личное пространство.

— Владик, — ехидно потянула Топтыгина, убирая вилку, — и тебе не хворать. Здравствуй, дела у меня отлично, спасибо, что спросил.

Рядом со скрипом отодвинулся стул и на соседнее место приземлил свой зад один из тех купидонов, кого в народе зовут бабником — Владлен Северов. Высокий, темноволосый, кареглазый, с кубиками, где надо, не самый умный, но зато улыбка красивая. А главное на его глупые подкаты в стиле унылого пикапера велось большинство муз. Одна беда, в голове у Владлена было всего три извилины, две из которых абсолютно прямые.

И сейчас это недоразумение, развалившись на стуле, раскидав в сторону свои конечности, именуемые ногами, жаждущим взором смотрел на Наташу, совершенно не обратив внимания на язвительный ответ Майи.

— Наташа, — потянул брюнет, разглядывая ее с ног до головы. Будто бы она не в джинсах и белой короткой водолазке, а не иначе как эротическом костюме. Уж больно страстно смотрел.

— Владик, ты что, на собственную стрелу опять сел, а я не вовремя мимо проходила? — поинтересовалась невозмутимо Наташа, отворачиваясь к своей еде. Таких как Владлен она научилась отшивать еще при жизни. Кто вообще доверил этому идиоту лук и стрелы? Он же уже два раза на них сам натыкался, а однажды исхитрился сам в себя попасть.

— Да, Владик, что за неожиданный интерес? Ты же вроде возле Кати вчера оттирался, — озадачилась Майя. На это Влад скривился и, потянувшись к Наташкиному бокалу, попытался обхватить его пальцами, но тут же получил по рукам и ойкнув, убрал руку, продолжая сверкать зубами.