— Наташа, — мягко так, почти нежно позвал Гордей, и муза вновь подняла на него глаза. Голубые смотрели в серые, в которых сейчас бушевало пламя, настоящая гроза не иначе. Воздух накален, казалось даже дышать сложно. — Чувствуешь? Этот сладкий запах моей власти? — промурлыкал он бархатистым тоном и Наташа встрепенулась.

— На диване со своими пацанами будешь власть показывать, Горди, — огрызнулась она, приходя, наконец, в себя и орошая пустыню своей головы потоком мыслей. Чего она, в самом деле. Купидона испугалась?

Гордей как-то двусмысленно щелкнул языком и улыбнулся еще шире, отчего внутри заскребло нехорошее предчувствие. Очень нехорошее.

— Можно и на диване Наташ, а можно в кровати. У стены, на столе, на прочих плоскостях… — он выразительно опустил взгляд на ее грудь и Наташа возмущенно засопела.

— Гордей, чего надо? Я спешу, у меня там Рената не может со своим диванным властелином справится в книге, а тут ты со своими идиотскими угрозами и тупыми шутками. И вообще, — она задрала нос, не обратив внимания, что Гордей подцепил прядь волос, наматывая на палец, — Ипполина Аркадьевна сказала, что в канцелярии нет места разврату.

Серые глаза притворно округлились, а купидон потянул Наташу за волосы, вынуждая подойти ближе. Невероятно близко.

— Какой разврат, Наташа. Разве что у твоей Ренаты. На диване. С властным диванным властелином по имени Сергей, — мурлыкнул он и девушка насторожилась, затем до нее начало доходить, а по мере того, как доходило, пискнул телефон, оповещающий о сгорании баллов. Она распахнула глаза, а в груди разгорелось пламя ярости.

— Я тебя убью. Медленно и со вкусом. — констатировала она, выдыхая это с трудом. Вот еще немного и отпустит тормоза, бросившись на наглого купидона в розовой рубашке, который продолжал нагло ухмыляться, второй рукой притягивая ее талию ближе и заставив прижаться к ней.

Поднимет руки, расцарапает лицо.

Оторвет голову.

Откусит ему конечности.

Отрежет причинные места и повесить на дверь номера в качестве колокольчика. Запытает его же стрелами.

— Он пришел к ней в квартиру, весь такой сильный, потный в своем рабочем комбинезоне сантехника прочищать ее трубы, а она стояла в махровом халате, белое плечико выглядывало из съехавшей ткани, — проговорил Гордей, отпуская ее волосы, скользнув второй рукой на спину, прижимая к себе так, чтобы не смогла врезать ногой. С руками он уж как-нибудь справится.

— Грязный, потный, вонючий мужик в драном комбезе и сразу на диван? — скривилась Наташа, почему-то тормозя процесс убийства. Надо бы поторопиться, а что уж больно долго он живет. — Тебе не стыдно вообще такое одинокой Ринате подсовывать? Совесть есть? У женщины одни мачо с кубиками пресса стальными в романах, а там явно пресс не видели с тех пор, как мужику стукнуло двадцать пять,

— фыркнула она, чувствуя, как рука поднялась выше, обхватывая затылок, зарываясь пальцами в волосах. Чего она делает вообще, стоит, как дура болтает с ним о своих погибших баллах. В конце, концов, он же ее убивать собирался, это точно маячило в ближайших планах. А сама Наташа хотела выдать ему претензии за свое прозвище. И еще за много что. Вот, например Рената…

— Рената… а что у меня с Ренатой? — со вздохом спросила девушка, ощущая его дыхание на своих губах. Глупые романы, ощущение сейчас прямо как у героинь одной из книг этой писательницы. Странные, навязчивые мысли и запах Гордея, окутывающий пространство вокруг. Елка это? Может сосны? Чем от него пахнет?

— Наташ, — хрипло выдохнул Лавров, касаясь губ, — я скучал. Сильно.

— Сильно, сильно?

— Очень сильно, — прошептал он, почти целуя, поглаживая большим пальцем ее скулу и очерчивая линию челюсти, спускаясь ниже к шеи. Руки самопроизвольно поднялись, укладываясь на плечи. Не иначе, как шею ему свернуть. — Прямо, вот жаждал доминировать тебя как личность.

— Я ж не такая, — брякнула Наташа, чуть подаваясь вперед стоя на носочках и выдохнув в его губы. — Так что там с Ренатой, Горгей?

— Захлопнись уже, Жирдюк, — хмыкнул он. Секунда, может две прошло. Неизвестно, да и Наташе не особо хотелось считать, даже думать не хотелось, кто вообще думает в такие моменты. Вот героини всех любовных романов точно никогда. Им думать не положено, за них все пишут писатели. Но вот в своей жизни люди тоже часто не соображают, что творят, ведь никто за тебя твою жизнь не пишет.

— Блин, Натаха, вы че реально встречаетесь?! — возопил где-то сзади голос Владлена

— Горди, как ты мог, я же помню, как хорошо нам было, когда мы вместе пили на брудершафт! — кричал Мамонтов, а рядом ему вторил Кокошников:

— Неправда, Горди пил со мной!

— А вы точно ни друг с другом пили? — поинтересовался кто-то четвертый и тут всех прервал громогласный голос Ипполины Аркадьевны:

— Тараканова! Лавров! Это что за разврат посреди святой обители?!

Они резко обернулись и отозвались одновременно:

— Властные игры на диване, Ипполина Аркадьевна! Но мы не такие!

Карина сосредоточенно печатала, периодически отрывая взор своих больших зеленых глаз от клавиатуры, дабы посмотреть и сверить то, что появлялось в документе. Свет от монитора освещал темную спальню, где стоял ее большой угловой стол из черной крашеной фанеры, а также большое уютное кресло, кровать и шкаф с одеждой, который сейчас был открыт, а зеркальной двери ярким пятном выделялось Каринино отражение. Стук клавиш разносился в тишине, периодически прерываемый на восторженные комментарии возбужденной девицы, чья грудь вздымалась под фланелевой пижамой с утятами, а скрещенные ноги то и дело сжимались. Будто сейчас на столе в лекционном зале жарили не героиню эротического романа о нерадивой студентке и сексуальном преподавателе с красивыми синими глазами, точно яркие сапфиры в стильных модных очках с черной оправой.

— Его палец скользнул в мою влажную глубину, задевая нервные окончания, сводя с ума от наполненности. Девственная киска сжалась вокруг, сопротивляясь вторжению, — бормотала Карина, продолжая печатать, — а рука сама потянулась к его блондинистой шевелюре, зарываясь в ней пальцами, губы неистово шептали: Гордей… стоп. Какой Гордей? Какой блондин, Дмитрий же брюнет? — стук клавиш прервался, а озадаченный голос произнес в темноту комнаты.

Наташа оторвалась от созерцания натяжного кремового потолка, очнувшись от своих мыслей и резко села на кровати, хлопая удивленно глазами.

— Какой Гордей? — насторожилась она, выпучив глаза.

— Вот именно какой Гордей. У меня же Дмитрий? — еще больше удивилась Карина, просматривая главу и поняв, что Гордеем она обозвала своего главного героя по имени Дмитрий минимум раз шесть.

— Какой блондин?! — взвилась Наташка, подскакивая и бросившись к Карине, опираясь на спинку кресла и заглядывая в книгу.

— Какой голубоглазый?! У него же карие глаза были! — взвыла Тараканова и Самойлова принялась щелкать мышкой, проверяя то, что напечатала.

— Во дела, откуда я это взяла? — спросила она саму себя и Наташа мрачно зыркнула на нее, — муза. Ты что творишь?

— Откуда я знаю, ты же пишешь, — огрызнулась Наташка, прекрасно зная, что подопечная ее все равно не слышит. Но кресло пнула, на всякий случай.

— Ай!

— Это тебе за шлюхастых блондинов, которые всяких Ладочек на столах растлят, козел блудливый, — буркнула Наташа и упала обратно на кровать, мрачно уставившись перед собой. Пока Самойлова хлопала глазами, улеглась обратно, и чуть сдвинувшись на край, вытянула ногу, пнула спинку кресла еще раз.

— Ай! Да что такое, регулятор, что ли сломался? — озадачилась писательница, а Наташа недовольно засопела.

— Пиши, давай! Любительница блондинов, — прошипела она и улеглась обратно, складывая руки на животе. Мысли плавали где-то очень далеко от творчества писательницы эротики, хотя судя по тому, что она строчила, не так уж и далеко.

Во что Наташа вляпалась?