— А то, как же я пропущу днюшечку Гордеюшки, — хмыкнула Наташа, отгоняя подальше свои сомнения. Подумает о них потом, но руку осторожно освободила уже сейчас. Майя недоуменно окинула ее взором карих глаз, глядя, как резко отскочила от нее Тараканова на шаг в сторону.

— Ты чего?

— Не люблю тактильные тисканья, я уже хайлайтером тело намазала, вдруг сотрется? — с равнодушием бросила девушка, поспешив к лифтам. Топтыгина пожала плечами, разглядывая серебряное платье на бретельках Наташи, перехваченное черным поясом на талии и опустив взгляд на высокие каблуки.

— Что? — удивилась Тараканова, и Майя вновь вздохнула, потупив взор и проведя пальцами по своему наряду. Для такой пышки, как Топтыгина выбор был ограниченным, потому и платье пришлось брать длинное, неброское, скрывающее живот и широкие бедра.

— Завидую я тебе, Таракан. Красивая ты, неудивительно, что многие купидоны и не только они, с тебя глаз не сводят!

Наташа нетерпеливо махнула рукой, нажимая кнопку вызова лифта, которая ярко загорелась.

— Глупости. Да и кого там выбирать? Они все страшные. А кто не страшный, тот Гордей. И вообще, отношения на работе ведут к проблемам, — фыркнула она, шагнув в раскрывшиеся створки и дожидаясь, пока Майя зайдет следом, нажимая кнопку нужного этажа.

Топтыгина вздохнула, покачав головой, отчего мелкие рыжие кудряшки рассыпались по плечам.

— Хотя бы того же Гордея. Давно говорят, есть между вами что-то.

Наташа помрачнела и передернула плечами, покосившись на музу, как на ненормальную.

— Сбрендила? Еще я на этого обломщика карьеры не западала!

— Все еще злишься? — вскинула брови Топтыгин и Наташа ухмыльнулась, слыша, как тренькнул звоночек над их головами, оповещая, что они прибыли.

— Вот еще, на ущербного дуться. Я уже нашла ему развлечение на пару недель вперед, — хохотнула она злорадно, шагнув вперед, погружаясь в шум ресторана, где уже вовсю туда-сюда сновал народ со всей небесной канцелярии, щеголяя в красивых, пафосных нарядах, а между делом бегали официанты. Многовато чести для одного купидона.

— Прям будто днюха у заведующего небесными делами, — проворчала Наташа и услышала тихий смешок Майи за спиной.

— Так Гордея все любят.

Опять любовь. Да кому она нужна?

Между стоящими надзирателями мелькнула знакомая личность, и Наташа скривилась, приметив плывущую к ним Ипполину Матвиенко, которая явно вознамерилась с ними поболтать, вооружившись двумя бокалами шампанского, которое собралась явно выпить в одиночку. Вот только этого не хватало. Как положено: шляпка с белыми розочками, белый костюм, туфли на низком каблуке и это вечно кислое выражение лица с поджатыми губами. Даже пучок на месте под праздничной шляпкой — скрыт. Нарядилась видимо.

Приметив знакомый силуэт в группе хихикающих радмуз, Наташа сделала лицо кирпича, двинувшись в сторону Гордея, который о чем-то переговаривался с этими поборницами еще каких-то недостающих прав. И громко смеялся, явно получая удовольствие от разговора. А значит — его надо испортить.

— Ты куда? — зашипела Майя, в ужасе покосившись на идущую к ним решительно Ипполину, заметив, как дернулась Наташа в сторону, — не оставляй меня с ней!

— Сорян, Топтыгина, но это суровые небесные джунгли, тут каждый за себя. Сильный выживает слабого, — пафосно проговорила Тараканова, делая еще один шаг, и добавила, прежде чем сбежать, — короче, родина тебя не забудет, мой друг Гораций. Крепись, страдай и помни, твоя жертва была не напрасной. Гордею передам привет, — она быстренько сбежала, как раз тем, как Ипполина их настигла, открыв уже рот, чтобы начать долгую, нудную и невероятно занудную беседу о тленности бытия в процессе становления человечества. И упаси Бог, ее не выслушать или остановить. Потом проблем не оберешься, когда будешь переезжать на ПМЖ в одну из конечных инстанций.

Он стоял весь такой высокий, красивый, в бабочке, белой рубашке и черном костюме, волосы зачесаны назад, открывая лоб и красивые серые глаза. Одна рука небрежно засунута в карман, вторая держит бокал. Рядом ему в рот восхищенно заглядывают музы разных мастей, цвета волос и народностей из России (в конце концов, это же российский филиал небесной канцелярии, кто тут еще мог быть?), периодически хихикая и выдавая что-то идиотское в стиле героинь большинства ее подопечных: «Ах, Гордеюшка, ты такой шутник».

— А чего крылышки отцепил, попугай Ара? — потянула Наташа ехидным голосом за спиной купидона, заставив его вздрогнуть и прерывая эту милую беседу, свалившись, как обух на голову несчастных, глупеньких муз, влюбленными глазами, смотрящими на Лаврова. — Бабы с ними хуже клеятся на любовную магию твоих стрел, пугало ванильное?

Гордей резко обернулся, едва не расплескав шампанское, сверкнув серыми глазами и проигнорировав возмущение его недавних собеседниц, расплылся в хищной улыбке, отчего Наташа даже засомневалась. Выглядел он уж больно радостно, а осмотрел так и вовсе как-то подозрительно долго.

— Таракан, ты пришла. Где мои поздравления, поцелуи в губы, вещания на ухо, что я стал еще краше в свои 26? — чересчур радостно поинтересовался купидон, надуваясь от важности собственной значимости. Он окинула ее вновь палящим взором, и в серых глазах зажегся огонечек ехидства и еще чего-то. Явно недоброго.

— Платье смотрю, натянула выше колен, туфли нацепила, накрасилась, пакли свои в порядок привела. Это все мне? А бантик где?

Наташа закатила глаза и пожалела, что сумочку не взяла, так можно было бы его огреть по голове. Впрочем, она же не планировала оставаться надолго. Так, придти, обрадовать новостью и исчезнуть в закате океана, как русалка, обратившаяся в пену.

— Гордей, Наташа говорит, подстрелил ее подопечную, похоже, злится, — подала голос одна из муз, Валерия, ревниво сузив свои глаза с длинными наращенными ресницами, надув пухлые губы, которые явно еще при жизни хирург исправлял, как и многое другое. Рядом, вторя этой музе для будущих революционеров, поддакнула Фаина, муза режиссеров отечественного кинематографа.

— Наташка, не порть праздник, Гордей сегодня именинник. Хоть сегодня не приставай со своими глупостями, — фыркнула она, сверкая глазами и притопывая недовольно ножкой. Наташа лениво оглядела ее цветастый кричащий наряд и вздохнула:

— Фая, вот тебе бы лучше молчать. Особенно в таком наряде, а то глядя на тебя — не удивительно, что с российским кино все так печально!

Гордей подавился шампанским, в попытке замаскировать смех, а Фаина резко распахнула большой рот, щедро накрашенный оранжевой помадой и это в тон кричаще розового платья-то и зашипела получше любой гадюки.

— Стерва ты, Тараканова! Поэтому с тобой никто и не общается!

Наташа проводила их взглядом, когда музы гордо удалились, не забыв на прощание клюнуть каждая Гордея в щеку, оставляя разноцветные следы от помады и хмыкнув, подняла бокал им вслед, который успела стянуть по дороге с подноса у официанта.

— Вот века идут, Рай, Ад, Земля стоит, а даже в небесной канцелярии некоторые бабы и после смерти не меняются!

Она уже было пригубила из бокала, как поняла, что он словно по мановению волшебной палочки исчез. Гордей ловко поставил бокалы, свой и Натальи, на ближайший столик, шагнув вновь к возмущенной девушке.

— Ты что, крылатый, делаешь? — удивилась она, когда купидон ловко перехватил ее за руку, притягивая ближе к себе и таща за собой в середину зала, где разливалась какая-то скучная, инструментальная музыка. Кажется, заунывно пел на заднем фоне церковный хор.

— Пошли танцевать, Таракан, я соскучился, — беспечно улыбнулся он, обнимая одной рукой ее талию, а пальцы второй, сплетая со своими, не спеша, двигаясь под заунывный ритм. Медленно, чувственно и тоскливо.

— Я сейчас усну.

Он склонил голову ниже, обжигая дыханием ухо, чуть шевеля волосы.

— Ипполина Матвиенко любит торжество в классическом стиле.

— Оно и видно, — фыркнула Наташа, слыша, как вновь заиграла музыка, — почему мы пляшем под похоронный марш?