— Не разлагаешь, — негромко согласился Коля, — Спокойной.

Вышел за дверь и вернулся к себе.

И зачем приходил?

***

Клаус всегда спал чутко, частью сознания оставаясь на поверхности дрёмы и реагируя на любые посторонние звуки. Что поделать, привычка. В стенах госпиталя бездействие и сбитое расписание только усилили её, а четырех дней в стенах квартиры было недостаточно, чтобы вернуть ему давно потерянную возможность засыпать глубоко.

А потому раздавшиеся посреди утонувшей в тишине ночи квартире вскрик и бормотания тут же выдернули его из шаткого забытья. Ягер привстал на локти, прислушиваясь. Бормотания, то снова набирающие отчаянных ноток, то успокаивающиеся, повторились.

Николай.

Ягер, подумав, всё же сел на кровати, потом поднялся на ноги и тихо прокрался к чужой комнате. Дверь была открыта, но веяло из темного проёма недобро. Клаус уперся взглядом в линию порога и, тихо выдохнув, всё же переступил её.

Ивушкин, сорвав простынь и сбив её под собой в один большой ком, обнимал себя руками, неразборчиво шептал что-то, иногда поднимая голос до вскрика, перебирал ногами, дергал головой — демонстрировал все признаки кошмара.

Несмотря на то, что завтра у них обоих был запланирован плановый визит в Щ.И.Т. и стоило выспаться, Клаус решительно положил ладонь на чужое плечо и тряхнул. Кошмары — не отдых, а лишняя усталость и разбитость на весь следующий день, он знал это по себе.

Русский очнулся не сразу, и даже раскрыв глаза, так и не пришёл в себя окончательно. При виде Ягера его и без того больные глаза отразили новую гамму эмоций, от ярости до страха и бессилия. Явно пребывая под впечатлением от только что увиденного во сне, Николай не колебался: в мгновение развернулся, пиная Клауса ногами в живот, опрокинул спиной на пол и взвился следом, тут же придавливая врага к земле своим весом.

Без размаха с силой впечатал кулак в чужую скулу.

Боль в костяшках отрезвила его. Коля заморгал, ослабляя захват, взгляд стал растерянным и каким-то непонимающим.

— Почему… ты остановился? — тихо прошептал Ягер снизу.

Ивушкин сглотнул: немец не глядел на него озлобленно или обиженно, напротив, он спокойно и задумчиво продолжал сканировать лицо обидчика, будто бы рассеченная скула ничего не значила.

— Ты ведь ради этого всё затеял? Этого всё время хотел? Бей.

Клаус говорил на английском, иногда примешивая слова из родного языка и путая времена чужого, однако был уверен, что русский поймет его. Тот понял.

— Нет, черт тебя… — от странного чувства омерзения Николай отшатнулся от него, вскочил на ноги и поспешно отошел на пару шагов к стене.

Ягер остался лежать на полу, расслабленно откинув голову:

— Разве не так?

— Нет, — поспешно ответил Ивушкин.

— Ты врешь и мне, и себе, — возразил снизу Клаус, безмятежно складывая руки в замок на животе и поглядывая в темный потолок. — Тебе не нужно этого делать. Сейчас никто не осуждает тебя, Николай. Не думаю, что это вообще кто-то сделает.

— Просто свали из моей комнаты и не шляйся тут по ночам, — сквозь зубы процедил русский; его отчетливо била дрожь, и вид был усталый, понурый, брошенный.

Ягер вздохнул и сел ровнее, облокачиваясь на стену:

— Я знаю, ты не станешь затрагивать тему нашего общего прошлого днём, при свете солнца, ведь ты правильный человек, Николай, и правильно — прощать врагов, сколько бы горя они не принесли. Но оглянись — сейчас не светит солнце. Сейчас темно, и это нужно тебе. Скажи мне.

— Вы начали всё это… — помолчав, всё же решился он, — ради какого-то чертова чувства превосходства, ради того, чтобы доказать миру, что вы лучшие. Угробили миллионы, и, блять, как это вообще можно простить?!

— Верно.

— Мирную жизнь скольких стран вы разрушили?! Сколько калек и сирот оставили? Как, как ты вообще по ночам спать можешь, гнида, зная, что за тобой километровый след из трупов?!

— Продолжай.

— Это из-за тебя мы здесь сейчас, — прошипел Николай яростно, — чёрт знает где и без какой-либо возможности вернуться домой. Подумать только, ещё полгода, и я бы праздновал победу со всеми, вместе с другими восстанавливал бы города, вернулся бы к матери… а вместо этого…

— Да, Николай. Это моя вина.

— Тогда какого чёрта ты заставляешь меня говорить всё это? — устало выговорил Коля, выдыхаясь, — И, чёрт возьми, со всем соглашаешься?

— Знаешь, — чуть приоткрыв голубые глаза, Клаус пронзительно и внимательно поглядел на него, — сколько раз я слышал всё это в госпитале? От тебя, по крайней мере, звучит искренне.

Зажмурив глаза, Ивушкин скатился на корточки и спрятал лицо в ладонях.

— Не понимаю, почему они не убили меня, — задумчиво протянул Ягер, поглядывая в черноту. — Разве так не было бы проще? Почему ты не убил меня, Николай?

— Не смог, — впервые не задумываясь признался русский, — не чувствовал в тебе ответного желания убить меня. Ты, как придурок, гонялся за мной, загонял в угол, а последнего шага не делал.

— То есть, опять виноват я? — растянул губы в ухмылке немец.

— Выходит, так.

— Что за напасть. Николай?

— Чего?

— Я больше не враг тебе.

— Теперь бы только поверить в это.

========== Глава 7 ==========

Ивушкин украдкой проглотил зевок — сейчас было вообще не время для сна. Кто виноват в том, что в последний день отдыха он опять не мог заснуть допоздна, потом плюнул на всё и подбил Ягера до четырех утра смотреть фантастику, что совсем немного младше их с немцем? В половину пятого его всё-таки отрубило, а через три часа набатным звоном в ушах загремел будильник — та самая показательная тактическая битва между ним и Клаусом должна была состояться сегодня.

Ивушкин покосился на немца, стоявшего в двух шагах. Вот гад, и как у него это получается? Даже глаза в кучу не сходятся. Точно, когда в ванной был, спичек туда повтыкал.

Фьюри толкал какую-то речь, — именно речь, правила он уже объяснял, — а напротив них стояла шеренга в одиннадцать подобранных директором претендентов. Как и говорил Клаус, у каждого под руководством будут находиться по пять бойцов, выбирают по очереди. На каком-то-там этаже у Щ.И.Т.а целая тренировочная комната для подобных боёв. Фьюри хвалился — во всей своей полноте воссоздано несколько кварталов, почти тридцать домов. Коля слабо представлял, каких размеров должно быть такое помещение, но директор выглядел самоуверенно.

— А господа командиры по-нашему хоть понимают? — вдруг нахально подал голос третий в цепочке. Он был курчавым и черноглазым, стоял ровно, крепко и вид имел уверенный.

— Понимают-понимают, не боись, — в тон ему отозвался Ивушкин, начиная немного просыпаться. — А ты знаешь, что болтунов первыми косят?

— А пускай попадут сначала, — совершенно не растерялся парень, не смущенный ни официальной обстановкой, ни присутствием директора.

— Имя? — задумчиво поинтересовался Коля.

— Сэм Уитокер, сэр.

— Давай, Уитокер, оправдывай свой длинный язык, — Николай чуть усмехнулся и похлопал себя по бедру, намекая встать рядом, — Ягер, не возражаешь?

— На тебя похож, — дернул уголком губ тот, — я у себя такого не потерплю.

— Намекаешь на свою несостоятельность как командира? — подтрунил над ним Ивушкин.

— Оставлю разбираться с дисциплиной тебе, может, сам научишься, — не остался тот в долгу.

Пререкания проходили на английском, и многие в шеренге уже втихомолку улыбались. Напряжение, если такое и сковывало бойцов раньше, растворилось. Это позволило выбрать себе первого члена отряда и Ягеру: он приметил паренька, по-прежнему стоявшего спокойно и сдержанно. У него на лице не было написано никакого волнения, но он и не позволял себе расщедриться на улыбки в присутствии начальства.

Очередь перешла к Коле, и тот снова сделал выбор. Они быстро менялись местами, укомплектовывая свои команды, пока в конце не осталось трое. Два не настолько хорошо тренированных бойца и девушка лет двадцати четырех. Строгая на вид, она держала светлые волосы заплетёнными в тугой пучок, который натягивал кожу на лбу и висках.