Де Бройль представил статью, в которой предположил, что волновая функция на самом деле может соответствовать реальной физической волне, которая направляет реальные квантовые частицы по определенным путям. У него не было времени должным образом выстроить все свои идеи, так что он не смог защитить их от серьезной критики ряда делегатов. Дело в том, что с момента опубликования Гейзенбергом матричной механики прошло всего два года, и копенгагенский кружок полностью отвергал любой подход, в котором прослеживалась попытка вернуться к «реализму», называя его слишком наглядным, а потому неверным в квантовом мире.
Объяснение де Бройля – Бома: атом остается локализованной классической частицей, а следовательно, проходит только сквозь одну из прорезей. Однако влияние квантового потенциала распространяется на обе прорези и направляет атом по определенному, но неконтролируемому и непредсказуемому пути, вытравленному картиной его распределения.
Четверть века спустя оказалось, что их подход был опрометчивым и чересчур догматичным.
Американский физик Дэвид Бом, который поселился в Англии, после того как ему пришлось уволиться из Принстона из-за подозрений в антиамериканской деятельности в эпоху маккартизма, с успехом выполнил то, что многим представлялось невозможным. В 1952 году он опубликовал две статьи, которые, в сущности, представляли собой развитие оригинальной идеи де Бройля. В этих работах он показал, что копенгагенская интерпретация не единственная совпадала с результатами экспериментов.
Важно подчеркнуть, что интерпретация Бома не подразумевает никаких дополнений к уравнениям квантовой механики. Людям не понравилась не сама теория – не математический аппарат, с помощью которого мы рассчитываем физические свойства квантовых систем, – а ее значение. Так что, прежде чем подробнее остановиться на идее Бома, я еще раз хочу обратить ваше внимание на то, что две этих интерпретации (копенгагенская и де Бройля – Бома, хотя де Бройль и не получил за нее заслуженного признания) не делают никаких иных измеримых предсказаний о субатомном мире. Это просто невозможно, раз они используют одну и ту же теорию. Они дают нам лишь два очень разных взгляда на происходящее в эксперименте с двумя прорезями. Следовательно, они различаются лежащей в их основе физикой, а не языком, используемым для описания формализма.
Бом предположил, что волновая функция представляет собой не просто математическую величину, а реальную физическую сущность. Следуя старой идее де Бройля, он преобразовал уравнение Шрёдингера таким образом, чтобы оно дало картину определенных частиц, направляемых своеобразным силовым полем.
Сторонники подхода де Бройля – Бома утверждают, что таким образом мы возвращаем себе не что иное, как саму реальность. Мы снова оказываемся вправе задать вопрос, что на самом деле происходит, когда атом встречает на своем пути две прорези. Может, нам и не нравится, что мы получаем, а некоторые физики даже используют это в качестве повода для критики этой интерпретации, поскольку квантовая странность – такая как уже знакомая нам нелокальная природа волновой функции – более не скрывается под удобной математикой и оказывается «прямо у нас под носом». Бом позволяет нам задавать вопросы о том, как ведет себя природа в отсутствие наблюдения. Многим физикам это кажется бесполезным, поскольку мы не в силах выяснить истину, пока не установим наблюдение, поэтому нам достаточно и минималистской копенгагенской интерпретации, которая затрагивает только результаты измерений.
Как же интерпретация де Бройля – Бома объясняет фокус с двумя прорезями? Она утверждает, что часть информации, заключенной в волновой функции Шрёдингера, описывает форму квантовой энергии, называемую квантовым потенциалом, которая распространяется в пространстве и направляет квантовые частицы по определенным путям. В связи с этим, хотя сам по себе атом проходит только сквозь одну из прорезей, квантовый потенциал охватывает обе. Возникающая на экране картина интерференции образуется в результате того, как квантовый потенциал ведет себя по другую сторону прорезей. Можно сказать, что форма квантового потенциала заставляет каждый атом двигаться по определенному, но непредсказуемому пути. Истинная форма квантового потенциала выясняется лишь после прохождения множества атомов и представляет собой картину их попаданий на задний экран.
Когда мы пытаемся следить за атомами, картина интерференции пропадает, поскольку мы оказываем влияние на квантовый потенциал. Точно так же закрытие одной из прорезей изменяет квантовый потенциал повсюду и вызывает изменение возможных траекторий атомов, проходящих сквозь другую прорезь.
Нарушение квантового потенциала в одном месте мгновенно преобразует его во всем пространстве! Хотя эту нелокальность нельзя использовать для передачи сигналов на скорости выше скорости света из-за неотъемлемой непредсказуемости ее влияния на каждую конкретную частицу, которую направляет квантовый потенциал, именно этот аспект подхода де Бройля – Бома многие находят неприятным.
Однако не стоит забывать, что квантовая механика нелокальна, какую бы интерпретацию мы ни выбрали. Дело лишь в том, что в копенгагенской интерпретации нелокальность считается очередным математическим свойством волновой функции, а следовательно, обречена на «нереальность». Ценой этому становится то, что определенные параметры атома тоже считаются нереальными (конечно, до проведения измерений). Физик Джон Белл, который был ярым сторонником идей Бома, всегда утверждал, что он охотнее распрощается с локальностью, чем с реальностью как таковой!
В интерпретации де Бройля – Бома нам больше не приходится думать о том, что атомы распространяются и проходят сквозь две прорези одновременно. Вместо этого они всегда предстают определенными, локализованными частицами. Но важно заметить, что мы можем лишь рассчитать вероятность обнаружения атома в определенном месте, используя волновую функцию точно так же, как раньше. Поэтому, несмотря на то что этот подход восстанавливает старую идею природного детерминизма, он не являет собой возвращение к ньютоновской механической вселенной. Мы в принципе не можем контролировать изначальные условия конкретной частицы, чтобы получить возможность предсказывать ее определенную траекторию, потому что любая подобная попытка приведет к изменению квантового потенциала. Иными словами, мы не можем заранее знать, сквозь какую из прорезей пройдет атом.
Кроме того, хотя эта интерпретация и гласит, что каждая частица следует реальной, определенной траектории, мы не можем этого доказать.
Так почему интерпретация де Бройля – Бома не получила широкого распространения? Ее сторонники по-прежнему составляют меньшинство среди физиков. Обычно ее обвиняют в том, что она работает только потому, что в ее основе лежит та же самая математическая теория, которая стала фундаментом копенгагенской интерпретации. Все остальное не имеет экспериментального смысла и основывается лишь на классическом предрассудке. Но даже сам Гейзенберг не смог раскритиковать ее сильнее, чем сказать, что она является «метафизической» и «идеологической».
Другие физики считают, что нет никакой необходимости в дополнительных комментариях о существовании квантового потенциала, и недовольны весьма заметной нелокальностью этой интерпретации. Например, в ЭПР-эксперименте, который я описывал в Главе 4, одна из двух частиц мгновенно оказывает влияние на свою далекую частицу-партнера посредством их объединенного квантового потенциала. Но Эйнштейн доказал, что коммуникация со скоростью выше скорости света невозможна. Так что, если квантовый потенциал действительно существует, квантовая механика должна вступать в противоречие с теорией относительности. Однако, как уже упоминалось ранее, на практике все не так плохо – даже если квантовый потенциал и существует, передачу сигналов на сверхсветовой скорости невозможно использовать для отправки сообщений из-за присущей отдельным квантовым измерениям вероятностной (то есть непредсказуемой) природы.
