Украденная баржа уже отплыла ярдов на шестьдесят по широкой, в милю, реке. Её тянули три чужих судёнышка: вёсельная лодка и два каноэ. На них мелькали человеческие или, по крайней мере, человекоподобные фигуры. Скорее всего, пираты, верующие в Речного Вора.

Никодимус застонал. Прибыв в Шандралу двадцать дней назад, он узнал, что дочь уже целый год не может изловить двух неодемонов: обезьянью богиню разбойников, грабящих караваны на юге и востоке от города, и водяного бога, прозванного Речным Вором, похищающего грузы купцов, плывущих по реке Матрунда на участке между Шандралу и Матрупором, древней столицей Лотоса.

Никто из купцов не замечал, что их ограбили. Лишь бросив якорь в Шандралу, они обнаруживали речные камни вместо ценных грузов. Торговцы пробовали ставить охранников, менять маршруты, нанимали богов торговли, однако Речного Вора это не останавливало. Всё более впадая в замешательство, Леандра дважды проводила расследование в Матрупоре, но не обнаружила ни малейшего намёка на то, как пиратскому божку удавалось достигать столь впечатляющих успехов.

Никодимус заподозрил, что кто-то из доверенных людей дочери ведёт двойную игру и сливает информацию Речному Вору. Поэтому он объявил Леандре и Святому Регенту Иксоса, что отправляется на охоту за обезяьнодемоном, а сам скрытно повёл несколько барж с лорнской сталью в верховья реки к Матрупору, надеясь, что Речной Вор примет его за купца и попытается ограбить.

Однако плавание прошло без происшествий. При содействии магистры Дории Кокалас, своей доверенной гидромантки, Никодимус доставил груз до столицы, продал там за умеренную цену и заполнил трюмы рисом, шёлком и нефритом. На случай, если Речного Вора привлекает чёрный рынок, Никодимус припрятал в каждой барже и контрабандный опиум.

Четыре дня назад они покинули Матрупор, постоянно ожидая ограбления. Прошлой ночью решив, что всё напрасно, Никодимус пошёл спать: они находились всего в дне пути от залива Стоячих островов. И вот чем всё обернулось: он стоял, отмахиваясь от комарья, и глядел вслед украденной барже.

Никодимус изучил речное течение и плещущие о берег волны. Вода выглядела спокойной, однако на песке неподвижно лежали тела двоих часовых. Отменное достижение для неодемона, учитывая, что оба были мастерами чарословия. Кем бы ни оказался этот Речной Вор, он явно принадлежал к разновидности, которую Никодимус прозвал «лукавыми божками».

Зловещий знак.

По большей части молодые неодемоны были туповаты. Их фантазии хватало лишь на то, чтобы дохнуть огнём на деревенскую ограду, нагнать приливную волну на купеческое судно, зачаровать кого-нибудь, спев песенку, вызывающую любовь, безумие или то и другое сразу, благо разница невелика. Короче, всё в таком роде.

Неодемон, действующий скрытно, был либо очень опытным, либо очень хитрым. В любом случае, опасным. Краткий, но цветистый список характеристик неодемонов, которые Никодимус считал более опасными, нежели «лукавость», включал: «количество молящихся, превышающее пять тысяч», «моровое или молниевое воплощение» и «действующие мне на нервы».

Хотя лукавые неодемоны были грозными противниками, их можно было превратить в могущественных союзников. Поэтому Никодимус хотел попытаться заполучить Речного Вора в свой пантеон.

Бросив последний взгляд на уплывающую баржу, он присел у соседней палатки и откинул полог. Но не успел открыть рот, как наружу выглянула страхолюдная физиономия: жёсткие белые волосы, нос-луковица и лошадиные зубы. Магистр Джон из Звёздной академии, в прошлом – друг детства Никодимуса, а теперь – его личный секретарь. Поморгав карими глазками-бусинками, верзила вытаращился на него.

– Нико, чего…

– Кто там с тобой? – перебил его Никодимус.

– Никто, просто Рори.

Рори Каладский был эмиссаром дральских друидов, идеально подходящим для скрытного проникновения. Однако в этой экспедиции Рори оказался соперником сэра Клода Де Фрала, нового эмиссара лорнских кузнецов. Предпочтение одного из них могло создать проблемы.

– А где сэр Клод?

– В следующей палатке, – захлопал глазами Джон.

– Хорошо. Буди Рори, только тихо.

Джон попятился внутрь. Никодимус приподнялся, чтобы опять увидеть реку. Ни баржа, ни её похитители не двигались. Если Речной Вор сбежал, Никодимус мог разве что поднять лагерь по тревоге и кинуться вдогонку. Шансы поймать прибрежного божка на ночной реке были исчезающе малы. Оставалось надеяться, что после удачной охоты Речной Вор вернётся за добавкой.

– Нико! – шёпотом окликнул из палатки Джон. – Нико, я не могу разбудить Рори.

– Мёртв?

– Вроде дышит. Он отдёргивает руки, когда я сжимаю ему кончики пальцев. Но есть что-то… – Джон зажал рот рукой. – Я стал как-то забавно думать. Словно в горячке или… вернулся в Звёздную академию.

– В Звёздную академию? – помрачнел Никодимус.

– Я не могу думать о… некоторых вещах.

– Проклятие, – прошептал Никодимус, когда понял, что натворил Речной Вор.

Когда Джон был маленьким, демон Тайфон проклял его, превратив мальчика в умственно отсталого. Затем поместил в Звёздную академию среди какографов, чтобы тот, сам того не сознавая, шпионил за Никодимусом. Во время первой стычки Никодимуса с Тайфоном Джон освободился от проклятия и вернул себе интеллект. После чего судьба разделила друзей на добрых десять лет.

То, что сейчас Джон почувствовал себя так же, как в Звёздной академии, говорило, что его разум вновь подвергся проклятию. Возможно, Речной Вор с помощью своего богозаклинания вывел из строя всю их компанию, и только они с Джоном устояли: Никодимус из-за своей какографии, портящей любое заклинание, и Джон, всё детство боровшийся с подобного рода проклятием и, видимо, обретший некий иммунитет.

– Джон, тащи сюда Рори.

– Зачем…

– Просто делай, что я говорю и… да, давай-ка сперва освободим тебя.

Никодимус стянул со своей шеи развеивающее заклинание. Светящиеся фиолетовые строчки сложились в густую сеть.

Фиолетовому языку Никодимус научился у кобольдов Остроконечных гор. Это был один из немногих магических языков, чья логическая структура оказалась устойчивой к какографии. Однако он боялся солнечных лучей, разрушаясь при свете всего, что было ярче двух лун.

Быстрое движение кистью руки, и контрзаклятие обвилось вокруг головы Джона. Фиолетовые строчки расползлись, проникая в череп, замигали, ломая волшбу Речного Вора. Верзила вздрогнул, откинул башку назад, лицо исказила гримаса. Он наморщил нос и чихнул.

– Пылающая преисподняя, Нико! Такое впечатление, что ты набрал полный рот снега и принялся облизывать мои мозги.

– Надо же, какой поэтичный образ пришёл тебе в голову, – сухо ответил Никодимус.

Джон так и не избавился от ребяческого увлечения вульгарными фигурами речи. В детстве они с Никодимусом частенько вступали в словесные потасовки на джеджунусе. Теперь ему это не казалось смешным.

– Мог бы меня хоть предупредить, – проворчал Джон.

– Речному Вору удалось одурманить наших спутников и спереть часть груза. Вот почему тебе следует быстро, но аккуратно вытащить Рори из палатки.

Сам Никодимус ничем не мог ему помочь. Его прикосновение губило текст праязыка почти любого живого существа, поражая раковым проклятием. Жена и дочь, бывшие наполовину текстовыми созданиями, – одни из немногих, кто мог пережить его прикосновение. Когда-то, когда семейные узы, и физические, и эмоциональные, были ещё тесны, эта их устойчивость приносила Никодимусу огромное счастье.

Джон скрылся за пологом и после недолгой возни выволок вялого Рори Каладского на лунный свет. Друид был примерно шести футов ростом, одет в белую мантию. По широким плечам разметались блестящие каштановые кудри. Веснушки и некоторая пухлость придавали ему не по годам обезоруживающе юношеский вид, – на самом же деле друиду было пятьдесят.

Никодимус наложил развеивающее заклинание на голову Рори. Строчки скукожились, и веки друида затрепетали. Когда фиолетовые письмена разрушили богозаклинание, спеленавшее его мозг, Рори конвульсивно дёрнулся, открыл глаза, согнулся, и его вырвало. Никодимус сочувственно поморщился.