В таком возвышенном состоянии Вивиан не помнила и не понимала вещей, которые прежде казались ей элементарными. Она сознавала, что сидит на широком удобном деревянном троне в небольшом покое, устланном толстыми ткаными коврами и убранном белыми подушками. Она смутно припоминала, что вдоль одной стены протянулась череда окон, из которых видны голубое небо и клубы облаков. Но сияние её нуминуса заслоняло дневной свет и разгоняло ночную тьму. Вивиан утратила представление о времени вскоре после того, как впервые создала главную ветвь заклинаний двадцать дней назад … нет, пожалуй, тридцать… или сорок. Точнее она сказать не могла.

Что касается самого заклинания… оно предназначалось для того, чтобы… Вивиан помнила только, что оно должно было обмануть её сводного брата Никодимуса.

С более ранними воспоминаниями дело обстояло лучше. Например, на шее у неё висела простая серебряная цепочка с изумрудом Арахеста. Вивиан помнила, что только благодаря этому могущественному артефакту она сумела создать главную ветвь заклинания.

Ещё она помнила, что изумруд заключает в себе способность её брата к чарописи. Демон Тайфон украл у Никодимуса эту способность ещё в младенчестве и поместил в изумруд. Вивиан также родилась со способностью к чарословию, однако много лет назад, во время интриги в Авиле, некое создание по прозвищу Саванный Скиталец разрушило часть её разума.

После низвержения Тайфона Никодимус отдал ей изумруд. Тогда она не понимала, зачем. Объяснение брата, что, мол, какография делает его мастером в области лингвистического творчества и интуиции, показалось ей сомнительным.

Однако вскоре Никодимус принялся творить свои метазаклинания, и повсюду в государствах Лиги начали, точно грибы после дождя, возникать боги. Тогда-то Вивиан поняла, почему её сводный братец отказался от изумруда. Без камня Никодимус был куда опаснее. Опираясь на религию и суеверия, он и его написанная демоном жена создали новую, грозную цивилизацию.

Более поздние воспоминания Вивиан скрывались в тумане. На первый взгляд казалось, в них была некая определённость, но стоило ей потянуться к ним, и они таяли. Недавно Никодимус совершил… некий грех. Но какой? Она не помнила.

Волшебные пророчества описывали Зимородка как защитника человечества после наступления Разобщения. Но говорилось в них и о Буревестнике, предателе рода человеческого. Нынешняя Вивиан надеялась, что Никодимус не имеет никакого отношения к пророчествам. Но та, прежняя Вивиан вполне могла обнаружить, что сводный брат и есть Буревестник.

Императрица силилась это вспомнить, но предложения, льющися из нимба, принялись часто долбить её по голове. В матрице нуминуса возникло напряжение. Пришлось полностью сосредоточиться на главной ветви заклинания. Она не должна отвлекаться от чар.

Прежде чем начать плести это заклинание, ей потребовалось решить, на что оно будет направлено. Вивиан помнила, что ощущала тогда непоколебимую уверенность, но не помнила, для чего всё это делала. Каковы бы ни были причины, их оказалось достаточно, чтобы убедить ту, прошлую Вивиан. Ей, настоящей, следовало доверять той незнакомке, принявшей решение. По крайней мере, до тех пор, пока главная ветвь заклинания выполняет своё предназначение. Доверять и ждать, когда память восстановит мост между прошлым и настоящим.

Поэтому она редактировала, и это было великолепно. Время шло. Сколько его уже минуло? Вивиан поймала себя на том, что размышляет о времени и эмоциях. Обычно она решала, что хочет испытать в будущем, а затем делала так, чтобы воплотилось именно это.

Любопытно, что лучше: следовать за Вивиан, которой ты была, или за той, которой ты хочешь быть? А есть ли разница? В любом случае, ты – субъект необходимости и неопределённости настоящего.

Всё больше и больше восхитительно витиеватых фраз протекало сквозь её разум, и Вивиан чувствовала себя всё более отрешённой и переполненной красотой языка.

Отчасти она решила, что вера в зависимость настоящего от прошлого или будущего есть неизбежная фантазия. Истина прошлого и будущего непознаваема. Всякая душа существует и действует в вечный и насущный миг настоящего, после чего, в попытке сделать существование сколько-нибудь переносимым, она пишет историю, связывающую прошлое, настоящее и будущее воедино.

От этой мысли сердце Вивиан налилось покоем. В какой-то момент ей предстояло покинуть заклинание и уделить толику внимания телу. Но прежде чем наступит этот момент, ей требовалось создать резервный текст и управляющие субзаклинания, чтобы основная ветвь могла функционировать пять-шесть часов, которые необходимы на еду и сон.

Это был акт агрессии, мелькнуло коротенькое воспоминание. Вот что сделал Никодимус. Партизанская война, которую, как он надеялся, она не заметит. Но правда выплыла наружу, и тридцать лет безмятежного мира подошли к концу.

Для сражения с ордами демонов, с Пандемониумом, человечеству нужен вождь. И этот вождь – она, Вивиан. Новое напряжение в тексте пронзило мозг.

Она сосредоточилась на построчном редактировании. Текст обернулся вселенной. Холодной, разветвлённой, безразличной и прекрасной. Не было прошлого, настоящего и будущего. Был только каждый единичный миг, который, ударяясь о вселенную, рассылал по ней красоту, подобно вибрирующему звону храмового колокола.

Постепенно до Вивиан дошло, что в комнате присутствует кто-то ещё, кто-то пробирался сквозь заросли золотых фраз. Умело редактируя их, чужак раздвигал нити повествования, не портя ни единого слова. Такое было под силу одному-единственному имперскому чарослову.

Вивиан посчитала, что уже создала достаточный запас текста для главной ветви и может поприветствовать старого друга, который не стал бы беспокоить её без серьёзной причины.

Включив управляющие субзаклинания, Вивиан почувствовала, как несколько предложений покинуло её разум. Крошечные их молнии прекратили бить. Когда остались последние слова, связывающие её с главной ветвью, Вивиан подняла руку и отвела от лица текстовую завесу на несколько дюймов.

Разом нахлынули телесные ощущения – усталость, голод, изнеможение, – разум начал проясняться.

Перед ней стоял её старый друг и довереннейший советник Лотанну Акомма. С возрастом его тёмное от природы лицо заострилось, но осталось по-прежнему симпатичным, хотя и не ослепительно прекрасным больше. Серебро в бородке-клинышке и дредах, морщинки у глаз делали его внешность изысканной, словно покрытой благородной патиной реального мира. Акомма был одет в чёрную форменную мантию. На рукаве – вышитая восьмиконечная серебряная звезда на красном поле, – знак декана Астрофелл и одного из самых могущественных чарословов из ныне живущих.

– Императрица, – поклонился он.

Вивиан улыбнулась, остро ощутив усталость и туман амнезии, скрывающий недавние воспоминания.

– К чему церемонии, старый друг? Или мы тут не одни?

– Мы одни, – он улыбнулся в ответ, показав идеально белые зубы, и пристально посмотрел ей в лицо. – Как ты, Вивиан?

– Мне тяжелее, когда я останавливаюсь, – она пожала плечами, её разум и взгляд скользили по нимбу текста. – Я могу уделить тебе всего несколько минут. Потом надо возвращаться, чтобы создать несколько запасных текстов перед сном, – она перевела взгляд на Акомму. – Как я выгляжу?

– На удивление хорошо, учитывая подвиг, который ты пытаешься совершить, или… я бы сказал, совершаешь. Ну, может, потеряла фунт или два, чего делать не стоило. Приказать слугам приносить тебе по ночам дополнительную порцию десерта?

– Спасибо, но я не в состоянии доесть даже того, что они уже приносят. Неважный аппетит, – она с улыбкой потянулась, чувствуя боль в спине. – Итак, чем обязана счастью вновь видеть тебя? Главная ветвь заклинания выполняет своё предназначение? Или… – в голову ей пришла неожиданная мысль. – Или настала пора остановиться? – Вивиан ощутила тревогу, подумав о такой возможности.

– Пока рановато, – с поклоном ответил Лотанну. – Я побеспокоил тебя потому, что прибыло донесение из Шандралу. Наш информатор подтверждает, что Леандра Марка вернулась с богозаклинанием, которое увеличивает её познавательные способности. Информатор предполагает, что текст она приобрела у контрабандиста, – он многозначительно улыбнулся.