– Виски? – Джим потянулся за стаканом, взболтнул его на свет. Красивый цвет, насыщенного красного дерева.
Боунс отрицательно мотнул головой.
– Самогон на кедровых орехах. Чеховский код репликации, для особых случаев.
– А, особых…
– Ну… – МакКой заглянул в свой стакан. – Раз ваш брак с гоблином…
– Боунс.
МакКой посмотрел на него вопросительно. Или сочувствующе. А Джим отрицательно мотнул головой – к чёрту, да, он решился на это, но пить за это точно не собирается.
– Тогда просто за сохранность твоей задницы, – смилостивился МакКой, протягивая к нему стакан.
Джим протянул к нему свой, стараясь, чтобы рука не дрожала.
– До дна.
Приготовления были закончены. МакКой похлопал его между крыльев и вышел, а Джим остался наедине со светящимися экранами, стерильно-белой кроватью и… Споком.
Не медля, чтобы не давать сомнениям воли, Джим ввёл вулканцу содержимое гипошприца.
Оставалось ждать.
Джим не просто не хотел этого брака, у него всё внутри сопротивлялось происходящему. Его мутило, крылья дрожали, руки не дрожали разве что, но это было бы уже совсем трусостью.
Сначала взгляду Спока вернулась осмысленность. Его глаза открылись, ноздри расширились (учуял Джима?), голова попыталась повернуться в сторону Кирка. Одеял уже не было – МакКой убрал их, когда отключал датчики, и поэтому Джим увидел, как шевельнулись пальцы на руках Спока.
Он накрыл их своими, вдыхая поглубже, как перед прыжком, и сказал:
– Я здесь, Спок. Я с тобой.
Коммуникатор прожигал карман. Джим обещал вызвать сразу, как всё закончится.
МакКой, еле соображая от усталости, вышел из медотсека в тёмный коридор и побрёл куда-то – бесцельно, наугад, напрочь забыв, что он на чужом корабле. Но через десяток шагов на него налетел встревоженный Пашка.
– Ну?!
Сил придумывать, сопротивляться, скрывать правду (да и зачем?) у Боунса не было.
– У коммандера вулканский сезон спаривания. Крышу сносит от гормонов, не трахнется – умрёт. Джим остался с ним.
МакКой увернулся от попытки Чехова взять его под руку и направился в сторону репликатора. Хотелось простого человеческого чаю.
Пашка не стал приставать. Наоборот, помрачнел. Догнал, поравнялся, затронул за верхушку ноющего крыла.
– А чего ты тогда такой мрачный? Ты не ври мне, старпёрина, я эту твою мрачность за версту чую.
МакКой дошёл до репликатора, вывел меню. Всё незнакомое, а кассету из медотсека он забыл.
– Пашка, опять твои русизмы? Что такое эта «верста»?
– Единица измерения длины. Зелёного чая в этих меню нету, а ромашковый есть, вот тут, – Чехов сам принялся тыкать строчки. – Так что там не так?
– Вулканцы, оказывается, во время этих своих циклов навсегда связываются с партнёром ментально. А Джим этого сильно не хочет.
– Ментально… Это вроде постоянного телепатического канала?
– Угу.
Чехов отдал ему чай. МакКой принял чашку в две руки, понял, что начал её баюкать в ладонях, по привычке, и остановил сам себя. Ни к чему. У него теперь сил едва осталось на страх за Джима.
– И что делать-то теперь? – спросил Пашка. В полутёмном ночном коридоре он выглядел встревоженным, каким-то серым, даже золотые крылья. Переживает, а сам устал. Они же сейчас над полем работают. МакКой потрепал его по плечу.
– Спать иди, что тут сделаешь.
Пашка должен был по всем прикидкам начать возмущаться, МакКой почти уже рот открыл, готовясь отбивать, но наткнулся на внимательный и серьёзный взгляд Чехова.
– Точно? Остаться могу. С тобой побыть.
– Нет, – Боунс мотнул головой. – Тебя там поди уже Сулу потерял. Да и устал ты за день – носиться по всему кораблю.
Он помолчал.
– Ну… Ладно. Ты приходи, как разберёшься. Кают на всех не хватило, эти корабли ж под большой экипаж не приспособлены, но Сулу нам с ним выбил одну крохотную, охранную. Это сразу за рекреацией отдыха, на палубе 9. Там кровати нету, мы ночуем в спальных мешках, Сулу лишние спальные мешки припас, на всякий случай, чай зелёный тебе тоже организуем. Приходи, ворчалище, обязательно.
– Ладно, – кивнул МакКой. – Может быть.
Пашка помялся, потом обнял его – стиснул так, что Боунс едва чай не пролил, и ушёл.
МакКой остался один в пустом коридоре.
В отличие от Энти, здесь в отсеках никаких уголков отдыха не было, и он просто вместе с чашкой чая сел на пол, как раз у стены с репликатором. Ниже на двадцать палуб урчали корабельные двигатели, удерживающие «Корунд» в дрейфе на краю затихающей бури. Пол почти не вибрировал от них, как на Энтерпрайз.
Крылья нудно и тяжело болели. Боунс сидел у стены, старался не спать, перебирал в голове, что бешеный вулканец мог сделать с Джимом и какие экстренные медицинские меры, возможно, понадобятся, перебрал все варианты, даже самые фантастические, и когда спустя минут сорок пискнул комм, едва не подпрыгнул на заднице. Торопливо вытащил, раскрыл… и сердце ухнуло от облегчения. Джим говорил хрипло, но вполне себе спокойно.
– Не надо идти, Боунс, всё нормально. Спок в себя приходит.
– Точно? – спросил он тупо.
– Да… точно. Я лучше побуду с ним до утра.
– Всё в порядке?
Тишина. Секунды три.
– В норме. Ничего не болит даже, воду мы пить будем, много. Я помню про обезвоживание. Отдыхай.
Джим отключился.
Боунс вернул комм в карман, покусал губы.
Нихрена не в порядке. Но это не его, МакКоя, дело, и вот что это сейчас было, как не намёк Кирка на «пиздуй спать, я сам разберусь»? У них теперь свои проблемы, его никаким боком не касающиеся. А ему и впрямь пора спать.
Он закинул пустую чайную чашку в корзину для утилизатора, с трудом поднялся на ноги…
И понял вдруг, что идти ему некуда.
Под ногами урчали двигатели чужого корабля. Медотсек был не его, и кабинет главврача тоже занимал не он. Своей каюты у некоего доктора МакКоя, внештатного медика «Корунда», не было и быть не могло. Идти к Пашке и Сулу? Но они там сейчас устроились и спят уже, скорей всего, а он не знает, где брать спальный мешок. Не будить же их, в самом деле.
Он закрыл глаза и привалился к стенке, ощущая чудовищную усталость и одиночество. Впервые за шесть лет оно было не притуплено горем утраты и казалось настолько всепоглощающим, что ему стало страшно. Заражение, смерти, пытки, предатели, всё это нахлынуло на него, откатилось и оставило ни с чем.
Или…
МакКой оторвался от стены и пошёл. По коридору до лифта, а там на две палубы вверх, к основным каютам. Шёл, шатаясь от усталости, выворачивающей боли в крыльях, пережитого, выпитого алкоголя, просто от того, что надо было продолжать жить, дышать, тащить свою неподъёмную жизнь.
У знакомой двери остановился, позвонил в интерком. И, едва с той стороны ответили, попросил:
– Выйди в коридор. Надо поговорить.
Хан появился через минуту – в белом шёлковом халате, со спокойными крыльями, пахнущий каким-то благовонным дымом, как всегда идеальный и ни капли не уставший. Окинул МакКоя своим рентгеновским взглядом.
– Ты выглядишь ужасно, Леонард. Что ты хотел сказать?
К чёрту
МакКой преодолел последние отделяющие их шаги и с облегчением навалился на Хана, уткнувшись лбом в его твёрдое плечо.
Хан не шелохнулся.
– Леонард?
МакКой тоже не шевелился.
Хан положил руку на его спину, между крыльев, потом просто обнял и снова негромко назвал по имени. Уже без вопросительной интонации.
Боль в крыльях чуть утихла, а вместе с ней разжало когти и страшное чувство пустоты.
Нет, он не один. Да и не был в последние дни, если подумать.
– Отдыхай, – сказал Хан негромко.
МакКой хотел огрызнуться, чтоб Хан ему не указывал, но не стал.
Успеется.
Теперь он, наконец, засыпал.
Комментарий к Для чего нужна семья этот фик закончен; через некоторое время к нему будет добавлен эпилог с филлерами, рассказывающими про дальнейшее житьё-бытьё главных героев. спасибо всем, кто читал, отдельно тем, кто комментил, спасибо с плюсиком – тем, кто наградил этот фик:3 мы всех вас любим (и стар трек, конечно же), и верим, что даже у Хана может быть шанс на новую жизнь в новом мире.
