С минуту я сижу, пытаясь прийти в себя. Свисая с потолка, я смотрю вниз на спутников, сидящих напротив.

– Как там, наверху? Все в порядке? – спрашивает брюнет.

– Вроде как. – Я отстегиваю поясной ремень и протягиваю руку к перевязи на груди.

– Подожди, – говорит он.

Блондин молча наблюдает, как тот выпутывается из своих ремней и передвигается, чтобы помочь мне спуститься.

– Теперь расстегивайся. Я поддержу. – Он обхватывает меня за талию.

Я нажимаю на кнопку и медленно скольжу вниз. Секунду он держит меня в объятиях, проверяя, смогу ли я стоять на ногах. Мы стоим совсем близко; я чувствую его дыхание у себя на макушке. Кожа у нас еще скользкая от анабиозного геля.

– Эй, – резко и громко окликает нас блондин. – Пойдем посмотрим, что за планету нашла нам «Омега».

Не дожидаясь ответа, он вводит код на панели управления. У меня звенит в ушах, пока капсула подстраивается под атмосферу и давление снаружи. Воздух заполняется влажным, сладким запахом трав. Он напоминает мне о душных летних ночах на бабушкином крыльце, где мы пили пунш из рома с тамариндовым сиропом.

Люк раскрывается. Я закрываю глаза от яркого света. Мы осторожно ступаем босыми ногами в этот влажный мир ослепляющего солнца и блестящих широких листьев. Разноцветные насекомые размером больше бабочек порхают с одного растения на другое, погружая хоботки в жадно раскрытые рты красных цветов. Между пальцами ног у меня хлюпает теплая грязь.

– Добро пожаловать домой, – говорит темноволосый юноша.

Мы разбили лагерь вокруг эвакуационной капсулы. На многие мили назад тянется дымящийся шрам в земле; все остальное пространство покрыто буйной первобытной зеленью. Воспользовавшись небогатыми запасами капсулы, мы возвели палатку и поставили рядом обогреватель. Сомневаюсь, что они нам пригодятся. Однако мы все равно садимся вокруг обогревателя, скорее из-за его привычного уюта, и поедаем батончики из пайка. Стульев у нас нет, да и пеньков тоже, поэтому мы нарвали листьев с ближайших растений и разложили их на земле, чтобы не запачкаться грязью.

Каждые несколько секунд небо загорается огнем: это обломки корабля падают в атмосферу. Поначалу я наблюдала за ними… Такие красивые. Как невероятно яркие падающие звезды. Потом я поняла, что это – похоронный салют человеческой цивилизации. Самое величайшее из созданного нами умерло, исчезло. Остался только этот погребальный костер.

– Еды и воды нам хватит на два месяца, – говорит темноволосый юноша.

– Надо будет найти капсулы с припасами, – отвечает второй, прожевывая батончик. – Это во-первых. Потом…

– А как вам такая мысль? – прерываю я. – Может, познакомимся? Меня зовут Эва Гонсалес-Алдана, мне восемнадцать, я из Сьюдад-Хуарес, это в Мексике.

От улыбки темноволосого у меня захватывает дыхание.

– Приятно познакомиться, Эва. Я Джесси Ниямото. Мне тоже восемнадцать. Я из Лос-Анджелеса, Калифорния.

Я улыбаюсь в ответ:

– Привет, Джесси.

Блондин быстро проглатывает кусок и говорит:

– Дирк Хаас. Девятнадцать. Амстердам.

– Привет, Дирк, – отвечаем мы хором.

Я откусываю от батончика и жую. Небо прорезает еще одна комета.

– Выходит, нас осталось трое, – говорит Дирк. На челюсти у него дергается мышца. – Во всей Галактике.

– Похоже на то, – отвечает Джесси.

– Дирк? – спрашиваю я. – Ты оставил кого-то на корабле, да?

– Сестру.

Правила гласили, что на корабле должно быть не больше одного представителя одной семьи. Входя на борт, мы сказали родственникам последнее «прощай». Однако предполагалось, что многоплодные роды станут фундаментальной частью культуры нового мира, и поэтому в некоторых случаях из этого правила делались исключения.

– Твоя близняшка? – спрашивает Джесси.

У Дирка дрожит губа, словно он изо всех сил старается не расплакаться.

– Ее капсулу я нашел первой. Она была… «Омега» отключила ее от сети задолго до остальных.

– Мне очень жаль, – говорю я.

– Она так ждала этого приключения. И ей очень хотелось детей. Всегда мечтала стать мамой.

Внезапно они оба смотрят на меня в упор. Обводят взглядами мое тело: грудь, живот, островок волос между ног. Я поджимаю колени к груди и обнимаю их руками.

Мне казалось, я давно перестала стесняться наготы. Мы все привыкли ходить без одежды: мы так тренировались, и в капсулы заходили тоже голыми. За два года до запуска, когда мы поняли, что астероид Холли-Крауза разрушит землю на девять месяцев раньше, чем ожидалось, нам пришлось поторопиться с постройкой корабля. Это значило, что вместо титанового сплава каркасы капсул будут стальными, вместо пищевой пасты у нас будут массивные сублимированные батончики и так далее. Это сильно утяжеляло «Омегу».

Но потом какому-то восторженному инженеру пришло в голову, что, если избавиться от одежды, мы сбросим почти семь тонн. А зачем человечеству одежда? Если найдем планету с подходящим климатом, то в ней нет совершенно никакой необходимости. Перед нами стоял выбор: или одежда, или культура и искусства. Мы проголосовали за культуру.

– Ладно, – говорит Дирк, вытирая глаза. – Кто-то же должен начать этот разговор.

Джесси хмурится, с трудом отводя от меня взгляд.

Дирк настойчиво продолжает:

– Так что я скажу первым: нам нужно как можно скорее заняться размножением.

Батончик у меня во рту превращается в пепел.

Внутри меня таится столько генетического разнообразия, что я могу заселить целую планету. У меня в яичниках несколько сотен тысяч ооцитов, пересаженных от женщин со всего мира. То же проделали со всеми остальными девушками, которые выиграли Лотерею Новой Надежды. Неважно, хотели они детей или нет.

Но теперь, когда я осталась единственной женщиной во Вселенной, двух положенных по контракту детей будет недостаточно. Мне придется беременеть и рожать, пока я не умру.

– У Эвы должны быть дети от нас обоих, – говорит Дирк. – Так надежнее.

– Необязательно, – возражает Джесси. – Можно восстановить цивилизацию и с одним мужчиной.

Дирк собирается возразить, но Джесси поднимает руку и добавляет:

– Но ты прав. Лучше, чтобы она рожала от обоих.

Я с трудом проглатываю еду.

– Знаю, что говорить об этом неловко и неудобно, – говорит Дирк. – Но мы с самого начала должны договориться, что ей не следует спариваться с нами обоими одновременно. Нужно следить за чистотой родословных. Убедиться, что наши потомки не будут скрещиваться между собой. По виду детей отца определить не получится, так что придется решать этот вопрос самим.

Я наконец решаюсь заговорить:

– Вообще-то я тут рядом сижу. И может, мне не очень хочется рожать по ребенку в год…

– Речь не о тебе, – возражает Дирк. – А о судьбе человечества. Мы думали, что «Омега» станет нашим ковчегом, но получилось так, что спасти нас может только твое тело, Эва.

Я молча открываю и закрываю рот.

– Давайте пару дней подождем, – мягко предлагает Десси. – Мы только приземлились. Мы только что пережили катастрофу. Давайте обустроим лагерь, исследуем почву и атмосферу, найдем капсулы с припасами. А потом поговорим.

Дирк хмурится:

– Нельзя долго откладывать.

Тень загораживает солнце, охлаждая мне кожу. Я поднимаю взгляд и вижу огромное крылатое существо, что парит у нас над головами. Длинные маховые перья струятся за ним, как струя реактивного двигателя. В этом новом мире столько всего, что надо изучить… столько всего, что может убить нас гораздо быстрее бесплодия.

Мы с Джесси пробираемся через неведомые джунгли. Незадолго до этого Дирк забрался на… назовем это деревом… и заметил еще одну просеку. Видимо, ее оставила одна из капсул с припасами.

– Следуйте за лунами, – сказал он нам. – Пока вас не будет, я сделаю пробы почвы.

Просвет между ветвями идеально их обрамляет. Самая маленькая луна свисает тяжелым округлым плодом, поверхность ее напоминает морщинистую кожу старика. Большая находится чуть позади. Она гораздо массивней своей младшей сестры, но сейчас видно лишь четверть, и очертания ее расплываются. Какая же она огромная, раз кажется такой большой с такого расстояния? Гигантская. Размером с планету? Если в этом мире есть океаны, мы несколько поколений будем биться, стараясь понять приливы и отливы.