Абдулла! Зайди.

Бесшумной скорбной тенью перед ним возник Полит-задэ. Прохор изложил ему свои соображения.

Пошурши среди своих, кто тут нам может гадить в песочницу?

Через два часа Абдулла Полит-задэ вновь возник перед Прохором, держа в руках несколько фотографий и принтерную распечатку. Прохор с интересом разглядывал улыбающуюся блондинку в полевой форме. Позирует, как на съёмках боевика. Ого! Да это дочка самого Вити Чёрного! Яблонька от яблочка…

Кто с ней в бригаде?

Пока не выяснили. Но наши их тоже ищут. Она приговорена Талибаном, — печально, с лёгким певучим акцентом произнёс киллер.

Выходи на ментов и узнай всё, что на них есть. Любые ниточки. Можешь там сдать пару наших штрафников из братвы — пусть хавают. И сразу докладывай мне. Я должен выйти на них первым.

Если что — валить?

Ты слишком горячий, Абдулла. Убийство — грех. Мне в этом городе с ними делить нечего. А господь велел договариваться.

Хельгу мне заказали наши.

А ты не торопись. На тот свет не опаздывают. Сначала приведи её ко мне — а там поглядим, что с ней делать. Может, и отдадим братьям-мусульманам, если хорошо попросят. А может, и себе оставим. Как фишка ляжет. На всё воля Божья, Абдулла.

Аллах Акбар.

Воистину акбар. Ступай, работай, бусурманин.

Судьба двойного агента всегда незавидна. Зачастую он становится разменной монетой в руках таких сил, о существовании которых и знал-то разве понаслышке. Олег Столбов, сунув в сейф занудное дело о даче взятки управдому пенсионером Коковихиным, прихватил свою элегантную трость-зонт и направился к выходу. Кивнул охраннику и направился к пешеходному переходу. Все мысли его вертелись вокруг покинутой Индиги. На переходе, вместо того, чтобы дать ему дорогу, чёрный джип взвизгнул тормозами и распахнул дверку перед самым носом опешившего следователя.

Садысь. Подвезу.

Из глубины салона мелькнуло лицо явно кавказской национальности.

Что такое? Я вас не знаю, — испуганно выкрикнул Олег, озираясь. От обочины к нему метнулась массивная фигура и, заломив локти, молча впихнула в джип. Сама фигура, утрамбовав его, поместилась следом, и машина рванула с места. Вся сцена похищения заняла от силы секунд пять, и зрелищностью не отличалась. Да и наблюдать-то её, по сути, на пустой улице было некому. Ну, если не считать полупьяной торговки семечками, дежурившей с утра до вечера возле своего ящика каждый день и никогда ничего не продававшей. «И на что пьёт?» — раздражался, бывало, Олег, наблюдая её ежедневно из своих окон. Раз даже пожалел убогую — купил у неё кулёчек семечек. Они оказались несъедобными и только замусорили карман.

Проследив исподлобья направление, в котором скрылся джип, торговка достала флакон «Боярышника», отвинтила крышечку и поднесла ко рту. Что-то бормотнула туда и начала быстро сворачивать своё немудрёное хозяйство.

Товарищ генерал, это Офшорников. Столбова похитили.

Кто?

Судя по номерам, люди Прохора. Следуем за ними на расстоянии.

Смотрите, не светитесь. Ведите скрытно и постарайтесь ничего не упустить. И без команды — не вмешиваться. Микрофоны на нём есть?

Так точно. Семечки. Слышим каждое слово.

Ну, с богом, орлы. Я на вас крепко надеюсь.

Вот вам и ответ, Олег Сергеич, на что пьют разные убогие уличные торговки…

За ужином собрались, как обычно, перед домом у костра. Князь поднял тост за героев дня — Хельгу и доктора Зло. Доктор, зарумянившись от удовольствия, потянулся своим стаканам к Хельгиному, и она неожиданно, оплетя его руку своей, провозгласила:

Пью брудершафт. Хотя мы и давно на ты… — и выпив, наградила юношу таким поцелуем, что у него подкосились ноги. Почувствовав умелый язычок у себя во рту, бедный доктор не мог оторваться, и, сжав Хельгу до хруста, горячо зашептал ей на ухо что-то бесконечно далёкое от компьютерной терминологии. Но Хельга, отстранившись, глянула на него чуть затуманенно и произнесла так, что все слышали:

Не сегодня… Зайчик…

Каролина с нежностью глядела на свою слишком рано повзрослевшую дочь, и в её взгляде читалось материнское благословение.

Но тут, прокашлявшись, взял слово Бабай.

Любовь — это замечательно, и дай вам Бог всего. Но у меня есть нехорошее сообщение… В общем, у нас кончились деньги. Отчёт могу представить.

Да ладно тебе с отчётами, не в Сером доме, — зашумели все хором, — Надо решать, что делать будем.

Может, Кузякину борова продадим? Надоел он, кормить его! — на правах демократии подал голос Гришка.

Нельзя. Боров — для дела, — твёрдо ответил Князь.

Ну, тогда джип полкановский! — предложил Домкрат.

Джип палёный, продать трудно. И к тому же, вещь в хозяйстве полезная.

Послушайте, — произнесла Каролина, нежно высвобождая свои пальцы из Домкратовой лапы, — вы не забыли, что я — вдова богатого человека?

Ну и что? А я вроде, как дочь, — недовольно отозвалась Хельга, — зачем о нём вспоминать-то лишний раз.

Тебе, дочка, нельзя за наследством обращаться. Ты в розыске. А на меня у них ничего нет.

Охренела, дура? Не пущу! — впервые за время их отношений повысил на неё голос Домкрат. От такого рёва присели на задние лапы все волки в округе, а медведь, если он там только был, навалил кучу.

Да, опасное дело, не стоит, — поддержал его Князь, — Хотя… Есть у меня в городе один человечек…

Думай, что говоришь, командир. Я свою мать к ним не пущу. Она только жить начала, — заартачилась Хельга.

Я сам к нему поеду. Каролине и надо-то будет только деньги получить — остальное всё дядя Наташа сам обтяпает. Мастер на такие дела — за грош удавится.

Я с вами, — поднялся с лавки Домкрат.

Хорошо. Будешь за охранника. Только побольше молчи.

Ночь ушла на сборы. Рано утром, ни с кем не прощаясь, все трое, одетые строго и дорого, сели в зелёную «Ниву» и тронулись — навстречу неизвестности, в волчью пасть.

Артём Курбатов сидел в приёмной полковника Комаринского и томился душой. «И кто бы мог подумать, с виду такие приятные люди. Идейные борцы с режимом… А на поверку оказались банальными террористами. И самое страшное — ведь я был вместе с ними, когда они закладывали заряды. Господи, что же делать? И не расскажешь никому — о таком даже на исповеди попу не рассказывают. Здесь же на пожизненное тянет… Вот угораздило. Бежать? Ещё хуже, сбежал — расписался в виновности… Да и куда — без денег, без связей, сессия на носу — куда тут сбежишь от маминых борщей… И где этот чёртов Комаринский — час уже жду…».

Артём, может ещё чаю хотите? С сушками?

Спасибо, Руфь Соломоновна, я с удовольствием. А долго ещё ждать?

Казачий круг у него заседает, такой бурный народ, лишь бы пошуметь. Натан с ними сам замучился. Вы что же сахар не размешиваете?

Артём, извинившись, заболтал в стакане ложечкой, и вдруг резко, всем телом вздрогнул от звонка в дверь. «Ну вот, уже за мной…». Обречённо принялся размазывать рукавом по столу пролитый чай. Руфь Соломоновна пошла открывать, и через минуту в приёмную вошёл… Князь!

Здравствуйте, — пробурчал Артём, пряча глаза.

Князь равнодушно кивнул и отвернулся, сделав вид, что они незнакомы. «Значит, они за мной следят! Ничего, при казаках не посмеет. Придётся открыться «его превосходительству» — пусть выручает. А я ещё пригожусь, отработаю…».

В это время, наконец, двери гостиной распахнулись, и оттуда, цепляя за мебель шашками и громко переругиваясь, вывалилась толпа странных ряженых в полувоенной форме.

Ну, теперь хачам закатим горячих! — хохотнул краснорожий усач, пряча что-то в задний карман шаровар с лампасами, — за жопу — и в окно!

У нас в ларьке азер вконец обурел, — отозвался квёлый мужичок в лохматой папахе, постоянно сползавшей на глаза. — «Беломор» — по девять рублей! А через дорогу — восемь.

Ларёшников менты жучить будут. Наше дело — рынки и кабаки, — нопомнил белоглазый в сапогах бутылками и с нагайкой, по всей видимости, есаул.