Камерон завопил что было сил:

— Прикуси язык, идиот!

Баттерфилд начал долго объяснять работу системы и в конечном счете сообщил, что она активизируется голосовым сигналом.

Камерон снова сел. Это была катастрофа. Никсон тайно записывал на пленку все, что происходило в Овальном кабинете. Он распространялся о взломах, взятках и шантаже, зная, что его обвинительные слова записываются.

— Тупица, тупица, тупица! — громко произносил Камерон.

Он догадывался, что теперь произойдет. Комиссия Эрвина и специальный прокурор потребуют магнитофонные пленки на прослушивание. Почти наверняка им удастся силой заставить президента отдать их: они содержали важнейшие сведения в расследовании нескольких преступлений. Потом перед всем миром откроется правда.

Может быть, Никсону удастся оставить у себя пленки или уничтожить их, но это будет не лучший выход. Если он невиновен, пленки будут служить для него оправданием. Тогда зачем скрывать их? Уничтожение их будет выглядеть признанием вины в совершении еще одного преступления в длинном списке тех, за которые его можно было бы преследовать в судебном порядке.

Президентству Никсона пришел конец.

Вероятно, он еще будет держаться за президентское кресло. К тому времени Камерон хорошо знал этого типа. Никсон не понимал, когда над ним одержали верх, — всегда не понимал. Когда-то в этом заключалась сила. Сейчас это могло обернуться тем, что он будет страдать неделями, возможно месяцами, от убывающего доверия и растущей неприязни, прежде чем он окончательно сдастся.

Камерон не хотел быть к этому причастным.

Он взял трубку и позвонил Тиму Теддеру. Часом позже они встретились в небольшом старомодном ресторанчике «Электрик дайнер».

— Ты не боишься, что тебя могут увидеть со мной? — спросил Теддер.

— Теперь это не имеет никакого значения. Я ухожу из Белого дома.

— Почему?

— Ты не смотрел телевизор?

— Сегодня не смотрел.

— В Овальном кабинете установлена звукозаписывающая аппаратура, которая активизируется голосом. Все, что там говорилось в течение последних трех лет, записывалось на пленку. Это конец. Никсону хана.

— Постой-постой. Все это делалось, чтобы «подслушивать» самого себя?

— Да.

— Изобличать самого себя?

— Да.

— Какой идиот занимается этим?

— Я думал, что он хитрый. Как я понимаю, он нас всех одурачил. Меня так уж точно.

— Что ты собираешься делать?

— Вот почему я позвонил тебе. Я хочу начать новую жизнь. Хочу найти другую работу.

— Ты хочешь работать в моей охранной фирме? Я единственный ее сотрудник…

— Нет-нет. Послушай. Мне двадцать семь лет. У меня пятилетний стаж работы в Белом доме. Я говорю по-русски.

— Стало быть, ты хочешь работать…

— В ЦРУ. Я вполне подхожу.

— Да, подходишь. Но тебе нужно будет пройти базовую подготовку.

— Никаких проблем. Это будет началом новой жизни.

— Буду рад позвонить моим друзьям оттуда, замолвить за тебя словечко.

— Здорово. И еще кое-что.

— Говори.

— Не хочу хвастать, но я знаю, чьи уши торчат во всем этом уотергейтском деле. ЦРУ нарушило кое-какие правила. Я знаю все о причастности ЦРУ к этой истории.

— Догадываюсь.

— И я не собираюсь никого шантажировать. Ты знаешь, чему я предан. Но ты можешь намекнуть своим друзьям в управлении, что я, естественно, буду держать язык за зубами.

— Я понял.

— Ну, так что ты думаешь?

— Думаю, у тебя есть шансы.

* * *

Джордж был рад и горд, что вошел в команду специального прокурора. Он осознавал себя частью группы, проводящей государственную политику, как когда он работал у Бобби Кеннеди. Единственная проблема состояла в том, что он не знал, как ему вернуться к тому роду пустячных дел, которыми он занимался в «Фосетт Реншо».

По истечении пяти месяцев Никсон наконец был вынужден передать специальному прокурору три магнитофонные пленки с записями в Овальном кабинете.

Джордж Джейкс и все остальные члены группы слушали запись, сделанную 23 июня 1972 года, менее чем через неделю после уотергейтского скандала.

Послышался голос Боба Хальдемана:

«ФБР не находится под контролем, потому что Грэй точно не знает, как контролировать его».

На пленке звук отдавался эхом, но интеллигентный баритон Хальдемана был отчетливо слышен.

Кто-то сказал: «Зачем президенту держать под контролем ФБР?»

Это риторический вопрос, подумал Джордж. Единственная причина была в том, чтобы ФБР прекратило расследование преступлений президента.

На пленке Хальдеман продолжал:

«Их расследование дает некоторые конкретные результаты, поскольку они смогли обнаружить денежный след».

Джордж вспомнил, что уотергейтские взломщики имели большую сумму денег новыми купюрами с порядковыми номерами. А это означало, что рано или поздно ФБР сможет найти, кто дал деньги.

Всем было известно, что средства поступили от комитета по переизбранию президента. Однако Никсон продолжал отрицать, что он что-либо знал об этом. Тем не менее здесь он говорил об этом через шесть дней после проникновения в штаб-квартиру своих противников!

Хриплый бас Никсона перебил говорившего:

«Те, кто пожертвовали деньги, могли бы сказать, что они дали их кубинцам».

Джордж услышал, что кто-то в комнате воскликнул:

— Вот тебе и на!

Специальный прокурор остановил пленку.

— Если я правильно понял, — произнес Джордж, — президент предлагает просить его доноров дать ложные показания.

Специальный прокурор изумленно заметил:

— Вы можете себе такое представить?

Он нажал кнопку, и голос Хальдемана продолжил:

«Мы не хотим полагаться на слишком многих людей. В нынешней ситуации, наверное, нужно, чтобы Уолтерс позвонил Пэту Грэю и сказал: “Не суйся ты в это дело”».

Это было близко к тому, что прозвучало в программе Джаспера Мюррея с подачи Марии. Генерал Вернон Уолтерс был заместителем директора ЦРУ, у которого была давняя договоренность с ФБР: если расследование, проводимое одним из них, грозило раскрытием секретных операций другого, то оно могло быть прекращено по соответствующей просьбе. Идея Хальдемана состояла в том, чтобы ЦРУ сделало вид, будто расследование ФБР по делу уотергейтских взломщиков представляет некую угрозу национальной безопасности.

Что было бы извращением отправления правосудия.

На пленке президент Никсон заявляет:

— Правильно, очень хорошо.

Прокурор снова остановил пленку.

— Вы слышали? — обратился Джордж к присутствующим, — «Правильно, очень хорошо». Это говорит президент!

Никсон продолжал:

«Вероятно, тогда станут достоянием гласности подробности операции в Заливе Свиней, что, на наш взгляд, невыгодно для ЦРУ, для страны и американской внешней политики».

Похоже, он раскручивает историю, которую ЦРУ могло бы подкинуть ФБР, подумал Джордж.

«Да, — сказал Хальдеман, — на этом мы будем основываться».

Прокурор подчеркнул:

— Президент Соединенных Штатов объясняет своим подчиненным, как нарушить закон.

Все находящиеся в комнате были потрясены. Президент — преступник, и они имели на руках доказательство.

— Попался, подлый врун, — произнес Джордж.

На пленке Никсон сказал:

«Я не хочу, чтобы у них создалось впечатление, будто мы делаем это из политических соображений».

Хальдеман сказал;

«Вы правы».

Юристы, сгрудившиеся перед магнитофоном, разразились смехом.

* * *

Мария сидела за своим рабочим столом в министерстве юстиции, когда позвонил Джордж.

— Я только что услышал от нашего друга, — сказал он. Она знала, что он имел в виду Джаспера. Джордж говорил условными фразами на всякий случай, если телефон прослушивается. — Пресс-служба Белого дома уведомила телевизионные компании и радиостанции, а также зарезервировала эфирное время для президента. Сегодня вечером в девять.