Он взглянул на Димку и сказал:

— Откуда у тебя такие шорты?

— Мама сшила.

— Мне тоже нужны шорты.

Димка выговорил слова, которые много раз мысленно повторял:

— Товарищ первый секретарь, я немедленно подаю в отставку.

Хрущев пропустил их мимо ушей.

— Мы перегоним Соединенные Штаты и в военной мощи, и в экономическом процветании за двадцать следующих лет, — произнес он, словно продолжая прерванную дискуссию. — Ну а пока как нам не допустить, чтобы более сильная держава доминировала в мировой политике и сдерживала распространение коммунизма в мире?

— Не знаю, — откровенно признался Димка.

— Вот смотри, — сказал Хрущев. — Я буду Советский Союз. — Он взял кувшин и медленно налил воду в стакан до самых краев. Потом он отдал кувшин Димке. — Ты — Соединенные Штаты. Лей воду в стакан.

Димка сделал, как ему велели. Вода перелилась через край на белую скатерть.

— Видишь, — сказал Хрущев, словно ему что — то удалось доказать. — Когда стакан полон, в него нельзя долить воды, иначе выйдет черт-те что.

Димка пришел в полное замешательство и задал сам собой напрашивавшийся вопрос:

— Что вы хотите этим сказать, Никита Сергеевич?

— Мировая политика как стакан. Агрессивные шаги той или иной стороны — это наливаемая в него вода. Когда она льется через край, это война.

Димка понял аллегорию.

— Когда напряженность доведена до предела, любой шаг может послужить причиной войны.

— Молодец! Американцы не хотят войны, равно как не хотим ее и мы. Таким образом, если мы будем нагнетать международную напряженность до максимума — до самых краев, — американский президент окажется в безвыходном положении. Он ничего не сможет предпринять, не спровоцировав войну. Поэтому он будет вынужден ничего не делать.

Блестящая идея, подумал Димка. Вот так более слабая держава может взять верх.

— Значит, Кеннеди бессилен что — либо сделать.

— Поскольку следующий его шаг — это война.

Можно ли считать, что это долгосрочная программа Хрущева, терялся в догадках Димка. Или он просто крепок задним умом? В любом случае он импровизатор высшей марки. Впрочем, какое это имеет значение.

— Как же мы будем реагировать на берлинский кризис? — спросил Димка.

— Мы построим стену, — ответил Хрущев.

Джордж Джейкс пригласил Верину Маркванд пообедать в «Жокейском клубе». Собственно, это был не клуб, а шикарный новый ресторан в гостинице «Фэрфакс», который облюбовала команда Кеннеди. Среди посетителей Джордж и Верина были лучше всего одеты. Она щеголяла в клетчатой юбке с широким красным ремнем, а он — в сшитом на заказ темно — синем льняном блейзере и полосатом галстуке. Тем не менее их посадили за столик у кухонной двери. Вашингтон был толерантен, но не без предрассудков. Джордж не обращал на это внимания.

Верина гостила у своих родителей. Сегодня их пригласили в Белый дом на коктейль, устраиваемый в знак благодарности видным сторонникам нового президента, таким как Маркванды, и чтобы заручиться их поддержкой во время следующей предвыборной кампании.

Верина с довольным видом смотрела по сторонам.

— Я давно не была в приличном ресторане, — сказала он. — Атланта — это дыра. — Снобизм для девушки, выросшей в семье голливудских звезд, представлялся нормальным явлением.

— Тебе нужно перебраться сюда, — поделился Джордж своими мыслями, глядя в ее изумительные зеленые глаза. В платье без рукавов она впечатляла идеальной кожей цвета кофе с молоком и, конечно, осознавала это. Если бы она переехала в Вашингтон, он обязательно стал бы ухаживать за ней.

Джордж пытался забыть Марию Саммерс. Он встречался с Норин Латимер, выпускницей исторического факультета, которая работала в Национальном музее американской истории. То, что она была привлекательная и умная, не действовало на него — он все время думал о Марии. Возможно, Верина скорее излечила бы его.

Естественно, он ни с кем этим не делился.

— Там, в Джорджии, ты находишься в стороне от событий, — заметил он.

— Не скажи, — возразила она. — Я работаю у Мартина Лютера Кинга. Он намерен изменить Америку больше, чем Джон Кеннеди.

— Он видит перед собой только одну цель: гражданские права. У президента их сотня. Он защитник свободного мир. Сейчас у него основная проблема — это Берлин.

— Любопытно, не правда ли, — сказала она. — Он печется о свободе и демократии немцев в Восточном Берлине, а не об американских неграх на Юге.

Джордж улыбнулся. Она всегда готова спорить.

— Дело не в том, о чем он печется, — попытался объяснить он свою позицию, — а в том, чего добивается.

Она пожала плечами.

— Ты почувствовал на себе какую — нибудь разницу?

— В министерстве юстиции работают девятьсот пятьдесят юристов. До того как я пришел туда, темнокожих было всего десять. То есть я на десять процентов улучшил статистику.

— И чего же ты добился?

— Министерство занимает жесткую позицию в отношении Комиссии по торговле между штатами. Бобби потребовал от них, чтобы они запретили сегрегацию на автобусных маршрутах.

— Что заставляет тебя думать, что это указание будет лучше претворяться в жизнь, чем все предыдущие?

— Пока немногое, — констатировал он с горечью, в то же время стараясь скрыть от Верины это чувство. — В личной команде Бобби есть молодой белый юрист по имени Деннис Уилсон, который видит по мне угрозу и не дает мне возможности присутствовать на действительно важных совещаниях.

— Как это? Тебя взял на работу Роберт Кеннеди. Разве он не хочет знать, какой вклад ты вносишь в общее дело?

— Мне нужно завоевать доверие Бобби.

— Он держит тебя для приличия, — презрительно сказала она. — Чтобы хвастать перед всем миром, что у него есть негр — советник по гражданским правам. Слушать тебя он не обязан.

Джордж боялся, что она права, но не признал этого.

— Это зависит от меня. Мне нужно сделать так, чтобы он меня слушал.

— Приезжай в Атланту, — сказала она. — Вакансия у Кинга еще открыта.

Джордж покачал головой.

— Моя карьера здесь. — Он вспомнил слова Марии и повторил их: — Оппозиционеры могут оказывать большое влияние, но в конечном счете мир преобразуют правительства.

— Одни преобразуют, другие нет, — не согласилась она.

Выйдя из ресторана они увидели, что мать Джорджа ждет в фойе гостиницы. Джордж договаривался встретиться с ней, но не предполагал, что она не решится войти в ресторан.

— Почему ты не подошла к нам? — спросил он.

Она не ответила и обратилась к Верине:

— Вы помните, мы познакомились во время вручения дипломов в Гарварде. Как вы поживаете, Верина?

Она была предельно вежлива с девушкой, а это, как знал Джордж, свидетельствовало, что она недолюбливает Верину.

Джордж проводил Верину до такси и поцеловал ее в щеку.

— Я так рад, что мы снова встретились, — сказал он, прощаясь.

Потом они с матерью пошли в министерство юстиции. Джеки Джейкс хотела посмотреть, где работает ее сын. Джордж договорился, что она приедет в спокойный день, когда Бобби Кеннеди будет в штаб — квартире ЦРУ в Лэнгли, штат Виргиния, в тринадцати километрах от города.

Джеки в этот день отпросилась с работы. По такому случаю она надела шляпу и перчатки, словно направлялась в церковь. По дороге Джордж спросил ее:

— Что ты думаешь о Верине?

— Она красивая девушка, — не задумываясь, ответила Джеки.

— Тебе понравились бы ее политические взгляды, — сказал Джордж. — Тебе и Хрущеву. — Он преувеличивал, но Верина и Джеки были ультралибералами. — Она считает, что кубинцы имеют право на коммунистический выбор.

— Конечно, имеют, — согласилась Джеки, подтверждая мнение Джорджа о себе.

— Так что тебе не нравится?

— Ничего.

— Мам, у нас, у мужчин, не очень богатая интуиция, но я присматривался к тебе всю жизнь и знаю, когда ты что — то недоговариваешь.