— Ну и ну! Сказать им такое.

Шум в зале стих. Телережиссер переключился на камеру, показывающую мэра Дэйли крупным планом. Он был похож на гигантскую лягушку с выпученными глазами, скуластым лицом и толстой шеей со складками жира. На какой-то момент он — как и его полицейские — забыл, что на него наведена камера, с руганью набросился на Рибикоффа.

Микрофоны не уловили его слов.

— Интересно, что он сказал, — проговорил Джордж.

— Я знаю, — откликнулась Джеки. — Я умею читать по губам.

— Вот так новость!

— Когда мне было девять лет, я оглохла. Долгое время не могли определить, в чем причина. В конце концов мне сделали операцию, и слух вернулся. А умение читать по губам не пропало до сих пор.

— Так что же мэр Дэйли сказал Эйбу Рибикоффу?

— Он сказал: «Да пошел ты, еврейский сукин сын». Вот что он сказал.

* * *

Валли и Бип остановились в чикагском «Хилтоне» на шестнадцатом этаже, где находился штаб Маккарти по проведению предвыборной кампании. Они устали и были удручены, когда в полночь вошли в свой номер в последний день съезда. Они потерпели поражение: вице-президент Губерт Хамфри был выбран кандидатом от демократов. На президентских выборах будут соперничать два человека, которые выступали за продолжение войны во Вьетнаме.

У них даже не было дурмана покурить. Они на время завязали с этим, чтобы не давать прессе повода очернить Маккарти. Они немного посмотрели телевизор и потом легли спать, чувствуя себя настолько отвратительно, что даже не стали заниматься любовью.

— Черт возьми, — проворчала Бип, — через пару недель мне идти на занятия. Не знаю, как я это вынесу.

— Думаю, я сделаю пластинку, — сказал Валли. — У меня есть несколько песен.

Бип засомневалась.

— Ты считаешь, что сможешь поладить с Дейвом?

— Нет. Мне бы хотелось, но он не станет. Когда он позвонил и сказал, что виделся с моими родителями в Восточном Берлине, он действительно был холоден, хотя делал доброе дело.

— Мы в самом деле обидели его, — с грустью проговорила Бип.

— Кроме того, у него прекрасно идут дела: и его телевизионное шоу, и все остальное.

— Так как ты собираешься делать альбом?

— Я отправлюсь в Лондон. Лу согласится играть на барабане, а Баз — на бас-гитаре. Они злятся на Дейва за то, что он развалил группу. С ними я запишу основные дорожки, а потом самостоятельно — вокалы. Некоторое время придется потратить на наложение звука, добавление гитарных вставок, создание вокальной гармоничности.

— Ты хорошо все продумал.

— У меня было время. Я не появлялся в студии полгода.

В этот момент раздался грохот и треск и комнату залил свет из коридора. К своему ужасу и не веря своим глазам, Валли понял, что кто-то выломал дверь. Он скинул простыни и вскочил с кровати, закричав:

— Что такое, твою мать!

Зажегся свет, и он увидел, что в номер через выломанную дверь входят двое чикагских полицейских в форме.

— Что происходит? — возмутился он.

Вместо ответа один из полицейских ударил его резиновой дубинкой.

Валли увернулся, и вместо головы удар пришелся по плечу. Валли вскрикнул от боли, и завизжала Бип.

Держась за плечо, Валли попятился к кровати. Полицейский снова взмахнул дубинкой. Валли отпрыгнул назад и, получив удар по ноге, взревел от боли.

Оба полицейских подняли дубинки. Валли перекатился и закрыл собой Бип. Одна дубинка ударила его по спине, другая — по бедру.

— Перестаньте, пожалуйста, перестаньте. Мы не сделали ничего плохого. Перестаньте бить его!

Валли почувствовал еще два мучительный удара и подумал, что он сейчас потеряет сознание. В этот момент все прекратилось, и топот двух пар ботинок удалился из комнаты.

Валли скатился с Бип

— Твою мать, как больно, — простонал он.

Бип встала на колени, чтобы посмотреть на его синяки.

— Почему они сделали это? — спросила она.

Валли услышал, как полицейские вламываются в другие номера и как кричат вытаскиваемые из кровати и избиваемые люди.

— Чикагская полиция может делать все, что хочет, — сказал он. — Это хуже, чем в Восточном Берлине.

* * *

В октябре Дейв Уильямс летел в самолете в Нашвилл. Рядом с ним сидел сторонник Никсона.

Дейв летел в Нашвилл, чтобы сделать пластинку. Его собственная студия в Нале, на ферме «Дейзи», еще строилась. Кроме того, в Нашвилле собирались некоторые лучшие музыканты. Дейв чувствовал, что рок-музыка становилась слишком рассудочной с невероятным звуком и двадцатиминутным гитарным солированием. Так что он планировал выпустить альбом с классическими двухминутными песнями «Девушка моего лучшего друга», «Это дошло до меня с быстротой молнии» и «Вулли-булли». Кроме того, он знал, что Валли делает сольный альбом в Лондоне, и не хотел отставать от него.

Имелась у него и другая причина. Крошка Лулу Смол, которая флиртовала с ним во время гастрольного турне рок-звезд, сейчас жила в Нашвилле и работала бэк-вокалисткой. Он нуждался в ком-то, кто помог бы ему забыть Бип.

На первой странице газеты, которую он достал из сетчатого кармана в спинке кресла перед ним, была помещена фотография вручения медалей победителям в беге на 200 метров на Олимпийских играх в Мехико. Золотую медаль завоевал Томми Смит, чернокожий американец, побивший мировой рекорд. Белый австралиец взял серебро, а еще один чернокожий американец — бронзу. У всех троих на олимпийских куртках были значки борцов за права человека. Когда исполнялся гимн США, два американских атлета склонили голову и вскинули кулаки в приветствии «Черных пантер». Этот момент и был запечатлен на фотографии, помещенной во всех газетах.

— Позор, — буркнул пассажир, сидевший рядом с Дейвом в первом классе.

Лет сорока, в деловом костюме и белой рубашке с галстуком, он делал пометки шариковой авторучкой на толстом печатном документе, который извлек из кожаного чемоданчика.

Дейв обычно избегал разговоров с людьми в самолетах. Они, как правило, сводились к расспросам, как живется поп-звезде, а это ему наскучило. Но этот человек, похоже, не знал, кем является Дейв. Дейву же было любопытно знать, что на уме такого человека.

— Прав был президент Международного Олимпийского комитета, запретив им принимать участие в играх, — продолжал сосед.

— Президента зовут Эйвери Брандейдж, — заметил Дейв. — Здесь пишут, что в 1936 году, когда игры проводились в Берлине, он отстаивал право немцев вскидывать руку в нацистском приветствии.

— Я с этим также не согласен, — сказал бизнесмен. — Игры к политике не имеют отношения. Наши атлеты соревнуются, как американцы.

— Они американцы, когда побеждают на соревнованиях в беге и когда их призывают в армию, — проговорил Дейв. — Но они негры, когда хотят купить дом по соседству с вашим.

— В общем, я за равенство, но медленные перемены лучше, чем быстрые.

— Тогда, может быть, пусть у нас во Вьетнаме будет армия только из белых, пока мы не убедимся, что американское общество готово к полному равенству.

— Я также против войны, — разговорился сосед. — Если вьетнамцы по своей глупости хотят быть коммунистами, пусть будут. Беспокойство должны вызывать коммунисты в Америке.

Он с далекой планеты, подумал Дейв.

— Каким бизнесом вы занимаетесь!

— Я продаю рекламу для радиостанций. — Он протянул руку. — Рон Джоунз.

— Дейв Уильямс. Я занимаюсь музыкальным бизнесом. Позвольте вас спросить, за кого вы будете голосовать в ноябре?

— За Никсона, — с ходу ответил Джоунз.

— Но вы против войны, и вы за гражданские права для негров, хотя и не сразу. То есть вы согласны с Хамфри по этим проблемам.

— К черту эти проблемы. У меня жена и трое детей, мне нужно выплачивать ипотеку и автокредит. Вот мои проблемы. Я стал региональным агентом по продажам и через несколько лет рассчитываю стать общенациональным агентом. Я напрягаю все силы и не хочу, чтобы кто-то мешал мне, будь то негры, учиняющие массовые беспорядки, или обкуренные хиппи, или коммунисты, работающие на Москву, или такие мягкотелые либералы, как Хьюберт Хамфри. Мне все равно, что вы говорите о Никсоне, он стоит за таких людей, как я.