— Даже то, которое про ложь?

— Ну, оно придумано, чтобы ты вырос хорошим… Человеком. Как и то, которое про хамство.

— Но я ведь не могу вырасти человеком, правда? — он извернулся и встретился со мной глазами. — Они сказали: я принадлежу лесу.

Он понимает язык озерниц. Вот это интересно. Нужно взять на заметку. Вся нечисть друг-друга понимает?

— Ты можешь вырасти кем захочешь, малыш. Если ты однажды решишь, что действительно принадлежишь лесу — это будет твоё решение. И мы с мамой его поймём.

— Не думаю, что мама его поймёт, — он снова уткнулся мне в живот мокрым носом. — Она вообще не понимает, кто я.

— Она пытается, малыш. Она очень старается это понять. Дай ей время.

========== Десять ==========

Я торопливо запрягал лошадь. Меня ждало много работы в соседней деревне — болезни, сглазы, несколько полей с ведьмовскими заломами и один злой хлевник. Я хотел управиться до вечера, чтобы не ночевать вдалеке от дома. Я вообще последнее время работал быстро. Во-первых, помощь Лады значительно упрощала жизнь. Во-вторых, за сорванцом нужен был глаз да глаз. Они жили со мной почти год и мелкий всё больше был похож на обыкновенного ребёнка. Вечно в чем-то пачкался, сдирал коленки и не хотел ложиться спать. Но «лоймовские» истерики почти прекратились и мне пришлось его хорошенько встряхнуть всего пару раз за год.

— Мир-Мир-Мир, ты едешь в Загорье? — он вылетел на крыльцо, на ходу натягивая рубаху.

Это Лада придумала такую форму имени. Вот не хотела она называть меня Драгом — один Перун знает, почему. А мелкий подхватил. И теперь я почти всегда был Миром. За исключением тех случаев, когда я выпадал из реальности в свои мысли и она была вынуждена меня оттуда выдёргивать. Тогда я был «Драгомир-да-посмотри-на-меня-наконец!»

— Да, Яр. Там много работы накопилось, — я улыбнулся. — Что, привезти тебе пряник тетки Божены?

— Не. Ну, то есть было бы хорошо. Но я не потому… Мир, подкинь меня до поворота на хутор Молчана?

Он крепко сдружился с выводком торговца. Их было аж пятеро: трое мальчишек и две девчонки — и я восхищался тем, как Молчан с ними справляется. Я вон с одним кое-как…

— Ты обещал помочь Ладе убрать скошенную траву, — строго заметил я.

— Я помогу! Она же всё равно сейчас на рынке. Пока вернётся, пока обед приготовит… А я к обеду буду дома, обещаю. И всё сделаю. Пожалуйста!

— Лада не против?

— Она сказала спрашивать у тебя, — с обидой в голосе сообщил ребёнок.

Ну конечно. Естественно. Лада у нас была для «побаловать», «пожалеть» и «приласкать». А Драгомиру оставалось «запретить», «отчитать» и «наказать».

Я фыркнул, вскинул малого в седло.

— Чтоб к обеду был дома!

— Спасибо, Мир, спасибо!

Я сел за ним и тронул коня.

— Там поречка созрела, понимаешь? Она такая вкусная! Почему у нас нет поречки?

Мой сад, раньше состоявший из двух старых яблонь, итак внезапно превратился в огород, на котором росло всякое «господин, зачем покупать репу, если её можно вырастить?», «Драгомир, я посею ещё бураков, вскопай мне, пожалуйста» и моё любимое «Это не лопухи, Мир, это ревень — из него вкусные компоты, варенье и пироги». Пироги были действительно невероятные. Но я не готов был заниматься землёй. Это не моё.

— Можешь попросить у Молчана отросток и посадить, но ухаживать будешь сам.

— Ну, Мииииир.

— Не крутись. Упадёшь. Ты бы мог собрать немного ягод для мамы. Думаю, Молчан будет не против.

— И для тебя?

— И для меня, да. А я привезу тебе пряник.

— Уговор!

***

Я ужасно устал. Давно меня так не выматывала работа. В Загорье болели дети. Не один, и не два. Каждый второй. Явно ведьмовство. А против него нужны были средства помощнее тех, которыми я располагал. Я должен был вернуться домой, подготовиться как следует и приехать в Загорье через день.

Проклятье было настолько сильным, что я не решился покупать этот чёртов пряник — вообще что-либо брать из деревни. Такое даже дьяволёнка прошибёт. Но теперь получалось, что я не сдержал обещание, данное Яру. Это не дело. Это плохой пример. Так что я решил заехать к Молчану и купить у него засахаренной клюквы. Не пряник, конечно, но малыш её обожает. А удовольствие дорогое — я покупал её реже, чем пряники. Но за нарушение обещаний надо платить, ничего не поделаешь.

Заезд к торговцу отобрал у меня почти час и теперь я гнал коня из последних сил. Темнело. Меня это не пугало, конечно — здесь я знал каждое дерево, каждый камень, каждого нечистика. Но мне так хотелось домой. Всего пару вёрст…

Меня насторожил треск веток в перелеске. На животное не похоже. Для лисы или енота слишком громко. Для лося или кабана — слишком легко. Человек или…? Я устало вздохнул и стянул перстень, вглядываясь в просветы между деревьями. Сначала я ничего не почувствовал — вернее подумал так. Слишком уже привык к этому ощущению. Ощущению, которое бывает каждый раз, как я снимаю перстень в доме.

— Я-а-а-ар! — рыкнул я.

И тут же меня накрыло детскими испугом и стыдом. Значит, и Молчановские сорванцы с ним. А мать их по всему хутору ищет. Ну, паршивцы.

— Быстро все на дорогу!

Трое мальчишек-погодок, старшему тринадцать — почти взрослый. Все перепачканные, исцарапанные, взъерошенные. Старший держит моего засранца за шиворот и смотрит прямо мне в глаза, твёрдо, смело. Остальные считают шишки под ногами. Мой теребит в руках мешочек — очевидно, с поречкой.

— Я решил, что убегать — плохая идея, господин знахарь, — твёрдо проговорил старший.

— Очень мудрое решение, Богуслав, — устало кивнул я.

Достал из внутреннего кармана пергамент и грифель, накарябал «Богуслав повёл себя как мужчина. Заслужил скидку. Драг». Я знал, что старший отвечает за всех. А значит и получает больше всех. Я соскочил с коня, вручил парню свёрнутую бумажку и забрал своего ребёнка.

— Не читать. Отдать отцу. Понятно?

— Да, господин знахарь.

— Хорошо. Брысь домой.

Мальчишек как ветром сдуло. Только какое-то время ещё доносился топот голых пяток.

— Они просто провожали меня, — обиженно сообщил мне Яр, как будто я был виноват в том, что этих троих ждёт порка.

— И куда же они тебя провожали? — поинтересовался я, закидывая ребёнка в седло.

— Домой.

— С каких пор ты забыл дорогу домой?

— Я не забыл. Просто поздно уже.

— Вот как. То есть не только мне кажется, что время обеда давно прошло? — я добавил в голос металла. — Почему ты только сейчас идёшь домой, Яр? Советую не лгать.

Он шмыгнул носом и обиженно засопел.

— Мы просто заигрались. А потом я подумал: мама же все равно не знает, во сколько я должен быть. А ты будешь не скоро…

Вот я дурак. Я ведь действительно не предупредил Лану, что отпустил его до обеда. Даже записку не оставил. Понадеялся на его честность…

— Могу ли я считать это попыткой обмануть нас?

— Нет! — возмутился он. — Ты можешь считать это нежеланием помогать маме.

Я вздохнул. Хитрый уж.

— Яр, такого больше не должно повториться.

— И не повторится. Потому что мне больше не с кем гулять.

— Откуда такое заключение?

— Их накажут и они перестанут со мной… — он сбился и всхлипнул. — Дружить.

— Естественно, их накажут. Мать чуть голос не сорвала, пытаясь до них докричаться. Но причём тут ваша дружба?

— Если бы ты не писал эту свою… Письку…

— Во-первых, следи за словами или пойдёшь домой пешком. Во-вторых, я написал, чтобы Молчан был помягче с Богуславом. Потому что он получит и за братьев тоже. Это если Молчану не придёт в голову, что он отвечал ещё и за тебя, дурака.

— Ты врешь!

— Отучен от этого ещё в детстве.

Он вдруг крутанулся ко мне, так что я еле удержал его в седле.

— Отвези меня обратно! Это я должен получить за всех!

— Слушай, Яр, ты ведь сказал своим друзьям, что занудный знахарь отпустил тебя только до обеда, верно?