С другой стороны, чем он хуже Дориана или Джимми?
‒ Да брось, ‒ полицейский отметил мое замешательство, едва качнувшись на стуле. ‒ Ты мне едва морду не начистила, уж мне-то точно можно рассказать.
‒ Вот именно это и смущает, ‒ я, как бы указывая на причину внутренних смятений, несколько раз ударила указательным пальцем по стойке. ‒ По вашему, я должна рассказать о себе человеку, с которым была не в самых приятных отношениях?
‒ Нет, не должна.
Мужчина вскинул брови. Опять этот ожидающий реакции взгляд. Он и Камски случайно не братья? Не хватало только хвоста на затылке и неприязни к девиантам в довесок. И точно не отличишь одного от другого. Хитро улыбнувшись на заводящий в тупик ответ, я аккуратно взяла бокал и начала катать его по столу ребрами стеклянного днища. Остатки виски колыхались от стенки к стене, его янтарные капли стекались друг к другу, образуя немалую порцию для хорошего глотка. Распущенные волосы успокаивающе скользили по белой футболке за спиной.
‒ Я потеряла память после автомобильной аварии больше месяца назад. Насколько знаю, машину занесло и вывернуло на встречную полосу. Врачи собирали по кускам, и то мне пришлось пролежать почти неделю в коме. Теперь вся жизнь, как за пеленой тумана.
Рассказывать о своем прошлом было странно. Не потому что меня выслушивал очередной незнакомый человек, или потому что якобы внутри должна была просыпаться скорбь со страхом. Напротив ‒ ничего не было. Я доверяла свое прошлое незнакомцу, но вещала обо всем так, словно говорила о досадной концовке увиденного вчера боевика. По всем законам психики автомобили должны вызывать у меня неконтролируемый страх, мое тело должно было еще находиться под капельницами в больнице. Но этот этап был словно прокручен. Я спокойно садилась в автомобильный салон, иногда даже брала арендованную старенькую машинку Камски и разъезжала по городу по делам рабочим. Капельницы не пронизывали вены, врачи перестали кружить вокруг меня с момента пробуждения. Я говорила о себе, и в то же время будто говорила о совершенно другом человеке. Детектив видел это смущение на женском лице. Светлые серые глаза смотрели сощурено, ловили любое изменение в выражении глаз или губ. В какой-то момент ему надоело сидеть ко мне, повернувшейся боком, лицом и теперь, склонившись над столом, он в точно такой же манере играл с бокалом, повторяя мои движения.
‒ Вообще ничего не помню. Абсолютно. Отшибло память напрочь, я даже едва вспоминала свое собственное имя. Хожу каждый день к психиатру, а толку от этого ноль. Конечно, какие-то воспоминания далекого прошлого все же пробиваются, но последние полгода словно белый альбомный лист. Психиатр говорит, что этот временной промежуток может остаться закрытым навсегда и придется добирать память с помощью знакомых, друзей… но, хотите верьте, хотите нет, за время комы ни одна сволочь меня не посетила. Только босс поддерживал меня, вытаскивал с того света.
‒ Так ты у нас на службе? ‒ заинтересованно хмыкнул мужчина. Это вызвало во мне волну сомнений. Детектив Рид убеждал, что мы были знакомы, однако не был в курсе моего начальства. Это было странным.
‒ Вы вообще уверены, что мы знакомы?
‒ Я не настолько старый, чтобы забывать лица людей, ‒ низкий бокал Гэвина вновь наполнился жидкостью. В этот же момент из соседней комнатки показался Джимми. Хозяин бара бегло оценил обстановку и, не найдя в себе желания мешать разговору, снова скрылся. ‒ К тому же, ни один коп не забудет лицо человека, который спас ему жизнь.
Итак, я окончательно запуталась. Оставив бедный стакан в покое, я уложила ладони на прохладный стол и выжидающе уставилась на темноволосого детектива с выбитыми из прически густыми прядями на виске.
‒ Это что, такой новый троллинг? Вы только что уверяли, что мы сцепились в драке, а теперь выясняется, что я еще и спину вашу прикрыла!
‒ Считай, что это типичные отношения женщины и мужчины, ‒ Гэвин пожал плечами, отхлебнув из бокала. Мускулистая шея напрягалась от каждого глотка, однако мое внимание было приковано исключительно к серым, смотрящим искоса, глазам. ‒ Как кошка с собакой.
Такой ответ меня устраивал. Учитывая агрессию, ранее преследующую мою жизнь по заверению Дориана, я и на это могла быть способна. Единственным вопросом оставался факт моего присутствия в департаменте полиции. Мистер Камски не жаловал местных представителей правопорядка, так что вряд ли некий Гэвин Рид убедит меня в том, что Камски сам лично распорядился о моем назначении в полицейском участке. Да и зачем ему просить меня защищать какого-то штатного детектива? Стоит уточнить этот момент у босса.
‒ Так кто твой начальник? ‒ Рид вывел меня из раздумий, со стуком поставив бокал на голую поверхность темного стола.
‒ Элайджа Камски.
Гэвин Рид, присвистнув, выпрямился на стуле и озадаченно посмотрел на меня.
‒ И давно ты рядом с ним потеешь? ‒ высказанные усмехающиеся слова прозвучали с такой пошлотой, что я с отвращением скривилась. Мужчина тут же тактично поправился. ‒ В смысле, работаешь.
‒ Вообще-то документы заявляют о пяти годах, но мне кажется, что я знаю его гораздо дольше.
‒ Ахренеть, ‒ только и протянул Гэвин хриплым, низким голосом.
Звуки старого рок-н-ролла наполняли бар. Я пропускала мелодию мимо ушей, даже не смотря на то, что они мне нравились. Иногда, ощущая ночью желание бодрствовать, я включала музыку и, подпевая, подтанцовывала в такт нотам. Чувство эстетики позволяло мне безалаберно наслаждаться мгновениями расслабления в те минуты, когда Камски не было рядом. Босс вызывал во мне желание казаться строгой, опасной, серьезной. Вряд ли начальник станет всерьез воспринимать солдата, кружащегося по комнату в такт старым мелодиям двух тысячи десятых годов. Зато отсутствие рядом руководителя давало разрешение на беспечное поведение, движения в такт понравившейся музыке. Порой, подвозя доктора Дориана до дома или в иное место, я с удовольствием и без стеснения подпевала песням, двигалась настолько, сколько позволял руль в руках. Психиатр никогда не стыдил меня за это. Один раз даже подтанцевал вместе со мной. Добрый все-таки мужик.
‒ Объясните мне, что я вообще забыла в полицейском участке? ‒ кое-как вырвавшись из власти песни, я виновато обратилась к мужчине. Может, детектив и знал меня так сильно, чтобы обращаться на «ты». Он же для меня был покрыт забвением, и потому я не позволяла себе вольностей. ‒ Не думаю, что мистер Камски позволил мне сотрудничать с полицейскими. Без обид.
‒ Считай, что ты приходила в гости.
‒ У меня были друзья?
Гэвин сощурился, покачав головой из стороны в сторону, будто бы говоря: «не совсем друзья, но и не просто знакомые» ‒ после чего продолжил:
‒ Хотя я удивлен, что они до сих пор тебя не нашли.
‒ Я удивлена, что у меня вообще есть кто-то знакомый в этом городе. Все осознанное время я помнила только мистера Камски и его дурацких роботов-рабов.
Едва я произнесла эти слова с отвращением, как Рид, вскинув брови, озадачено развернулся ко мне. Он больше не играл бокалом – последний застыл навесу в согнутой руке. Серая футболка мужчины покрылась складками, светлые глаза отразили лучи потолочных ламп. Они искрились, блестели огнем озорства. Мне понравился этот блеск. Мужчина однозначно был похож на босса, однако Камски с его наркоманским и уставшим видом очевидно проигрывал детективу.
Спустя несколько секунд зрительного контакта, Гэвин улыбнулся и сощурил глаза. Что его так удивило? Наличие в мире остатков андроидов с рабским разумом или мое предвзятое отношение к таковым? Ответ на вопрос я получила уже в следующую секунду, но что-то подсказывало, что истинная причина озадаченности осталась не озвученной.
‒ Даже и не знаю, что удивляет больше: присутствие в мире еще не съехавших машин или этот пренебрежительный тон в сторону заводных игрушек.
‒ А за что их любить? Босс помешался на них, верно говорят, что мужчины остаются детьми всю жизнь, меняются только игрушки, ‒ я прыснула в ответ, прильнув на несколько секунд к бокалу. Бокал был осушен. ‒ Он так о них печется, все боится, что шарики за ролики полетят. Корпит целыми днями над их программным обеспечением. Того и гляди, что скоро начнет воспринимать их, как некое божество.
