– А что делаешь? Энергия солнца, диета на воде, шаолиньские монахи?

Все глаза в столовой были устремлены в сторону несчастной машины. Он отчаянно перебегал взором от одного собеседника к другому, и только я при визуальном контакте поняла: пора брать дело в свои руки. Даже Мари, что приподняла голову над столом, недоверчиво посматривала в нашу сторону.

– Дядя, Коннор – андроид, – я разбила все стены одной только фразой, словив на себе благодарный взгляд девианта. Краем глаза даже заметила, как облегченно опустились его плечи, заставив белую рубашку покрыться складками в районе груди. – Ему пища не требуется.

Тишина в доме была что ни на есть мертвая. Ди и Люсиль смотрели на нас ошалело, и если взгляд первого был устремлен на Коннора, то взгляд второй на меня. Должно быть, удивлялась, как так получилось, что девчонка на вид двадцати лет променяла мужское тепло на искусственное.

Кажется, молчание продолжалось вечность. Я знаю, раньше Ди никогда не был полон стереотипов, а если и использовал их, то только для того, чтобы скрасить речь во время спора. Но нынешний дядя, который был встречен в последний раз больше десяти лет, сейчас мог отреагировать иначе. Чего уж говорить про Люсиль. А вот Мари… Мари стала разрядкой для тишины.

– Нихера себе! – ее восторженный вскрик разорвал тишину, заставив гостиную словно «выдохнуть». Оба родителя двоюродной сестры потеряно, но сурово на нее посмотрели.

– Мари! Какой разговор у нас был по поводу выражений? – строгий голос Люсиль хоть ненадолго позволил нам с Коннором не ощущать себя виновато или испугано. Теперь девочка, что снова таращится на нас с андроидом восхищенными глазами, зашлась в порывистом дыхании.

– Да она же ахрененная! – восторгался совсем юный, высокий голос, что сопровождался нетерпеливым елозанием по стулу. – Мало того, что людей налево и направо рубит, так еще и парень андроид!

– А ну немедленно угомонилась! – прорычал мужчина, по-хозяйски распрямив плечи. – Еще одно подобное слово, и будешь печь топить всю неделю!

– Да у нас даже печи нет!

– Ради тебя завтра же ее и поставлю! – их перепалка могла бы казаться милой, семейной, но мы с Коннором точно замершие суслики старались не привлекать к себе внимания.

Тишина вернулась обратно, разве что теперь не такая пугающая, разряженная спором отца и дочери. Судя по всему, последняя недалеко ушла от своего родителя в своем темпераменте. А может, даже бабуля умудрилась передать свои гены.

Восклик новоиспеченной сестры на тему «рубит направо и налево» удивил меня тем, что Мари была осведомлена о моей жизни. Неужели Ди додумался ей все рассказать? Он и сам знал не так много о подразделении и о том университете, в котором я училась, однако все же был не глупым человеком. Сопоставить факты в виде «военное образование», «правительственный объект», «исчезновение племянницы со всех радаров» для него было проще простого, чтобы в конце концов прийти к понимаю – старшая дочь и вместе с этим единственная Гойл вдарилась во все тяжкие на службе у государства. И вряд ли она занимала там административную должность, учитывая навыки борьбы и владения оружием.

Откинувшись на спинку стула, Ди принял вид «крестного отца»: надменный взгляд, приподнятый подбородок, уложенная локтем на стол рука. Его черные глаза по-прежнему светились добротой и озорством, вот только в придачу к ним поспевала задумчивость с толикой изумления.

– Удивили так удивили, – мы с Коннором смотрели на него в ожидании вердикта. Словно попав в его дом за этот стол должны были выслушать постановление суда за детские шалости. Ди был прекрасным артистом. Мы – прекрасными зрителями. – Ну, и что бы на это сказал твой отец, белка?

Адресованный мне вопрос прозвучал пугающе, но на самом деле ничего, кроме теплых воспоминаний об отце и его навыке черного юмора, не вызвал. Да, он часто шутил не по-детски, часто заставлял маму извиняться перед другими за несуразные и острые шутки, часто показывал свой суровый солдатский характер в моем воспитании. И все же он был добрым души человеком, полным сострадания. Его руки были по локоть в крови, подошва ботинок помнила отпечатки лиц тех, по чьим головам ему приходилось пробираться. Дома же он был совсем иным: пусть суровым и строгим, но любящим и желающим счастья. Заболела я гриппом – отец в отсутствии матери тащит в мою комнату мороженное, которое я так любила в детстве. Понравился мальчик в классе – отец учит как правильно общаться с мальчишками, но при этом сует перочинный нож в руку, а мало ли. Нашла маленького щенка спаниэля – отец, напрягая стальные нервы перед щенячьими глазками дочери и собаки, позволяет оставить питомца, правда, первого и последнего за всю жизнь. Он любил меня и всегда старался отдавать приоритет моему счастью. Одна из причин почему мама доверяла столь тяжелому в характере человеку воспитание, не боясь, что рано или поздно взращенный солдат встретит сопротивление со стороны отца при попытке оставить службу и найти спутника для жизни.

Мягко улыбаясь этой мысли и ощущая на себе встревоженный, такой же как и у всех выжидающий взгляд Коннора, я отчетливо поняла, что отец не был бы против машины. Он никогда не выделялся предрассудками, ставя комфорт и счастье людей выше того, что думает общество.

– Мой отец? – я как бы переспросила дядю, на деле не ожидая услышать ответ. – Сказал бы, что я вовремя ухватила быка за рога и порадовался бы.

Я не видела Коннора, ведь искоса смотрела на дядю, однако чувствовала каждой клеткой как благодарно вздергиваются уголки его губ. Не стоит предугадывать, почему вопрос Ди вызвал у андроида напряжение, но мой ответ разрушил это ощущение тревоги. Коннор порадовался произнесенным словам, впрочем, порадовался не только он. Люсиль понимающе кивнула головой, в черных глазах Мари, чей хвост из длинных волос едва ли не касался пустой тарелки, вновь взыграло восхищение.

– Он всегда был самым мудрым из нас, верно? – в голосе Ди проскальзывала ностальгия, она же читалась в его устремленном в стол взгляде. Мужчина, уложив руки на деревянную поверхность, как и я витал мыслями в воспоминаниях о любящей друг друга паре совершенно разных по характеру людей. О паре, которой не стало, но которая оставила после себя одну единственную дочь. – Хоть и с дурацким чувством юмора.

– Нормальное у него чувство юмора, – тут же вступилась я за отца, ощущая, как отступает ностальгия.

– Ага. Нормальное. Черней только задница негра.

– Дима! – недовольно воскликнула Люсиль, пихнув мужа в плечо.

С некоторое время мы посмеивались, переглядываясь друг с другом. Все же было приятно очутиться в этакой семейной обстановке, где каждый участник имеет свои особенности, например, спорить о банальных, но несуразных вещах (ох уж этот Дима), или же саркастично выражать свои мысли яркими эмоциями и движениями (ох уж эта Мари). Но при этом все эти участники создают нечто прекрасное и удивительное, нечто родное, единое целое из таких разных личностей.

– Вас это… – вот уж чей голос я не ожидала услышать, так это голос Коннора. Он вежливо склонил голову, выжидая паузу и подбирая подходящее слово. Мне кажется, или окружающие стали на него как-то иначе смотреть после озвученной правды?.. – …смущает?

Да. Определенно стали иначе смотреть.

Ди, что вдруг проникся нашим откровением, неопределенно махнул рукой. Мужчина больше не пытался спорить, попусту тратя силы и слова на привлечение к себе внимания.

– Я по молодости прожил несколько лет в племенах ботокудо в Бразилии, а люди там ничего, кроме набедренных повязок не носят. Даже когда едят. А едят они на земле, – Ди удрученно качал головой, но при этом не выдавал каких-либо негативных эмоций. Скорее рассуждал на тему непривычной для “русского” американца непристойности в поведении других людей. – А эти чертовы повязки нихрена не прикрывают. Так что меня уже нечем смутить.

– Я бы с удовольствием послушал об этом, – тут же с неподдельным интересом произнес девиант.