‒ Энтони Гойл, ‒ я смотрела на курьера тем же холодным взором, что и он. В сознании проносились самые терпкие проклятья в сторону вошедшего не вовремя человека, но вряд ли он был виноват в этой нелепой случайности. ‒ Серия один-три-ноль-девять.
‒ Идентификация прошла успешно.
Парень передал мне короб, приподнял черную кепку за козырек в знак уважения и пошел прочь в сторону фургона на проезжей части. Дверь так и осталась распахнутой, впуская в дом морозный ветер и запах сырости. Ватные ноги несли меня на кухню, где черная коробка водрузилась на стол под пристальным взором карих и зеленых глаз. Я смотрела на нее с нескрываемой обреченностью, андроид в синем полицейском костюме ‒ с интересом и негодованием. И когда руки, разорвав верхние картонные створки, вытащили наружу черную знакомую ткань комбинезона ‒ я почувствовала, как внутри рушатся последние стены надежды на счастливую жизнь. Счастливая жизнь у меня? Как я вообще могла предположить такое.
‒ Это обязательно? ‒ андроид осведомился как можно тише, видимо, боясь спровоцировать неадекватную реакцию.
‒ Того требует регламент, ‒ не глядя на Коннора, что вместе со мной сверлил взором комбинезон, произнесла я. ‒ К тому же не ты один любишь соответствовать внешне своей должности.
На некоторое время я пожалела, что Хэнк вышел из дома. Он бы уж точно смог разрядить обстановку, которую испортил своим появлением курьер. Рев мотора его машины доносился из-за открытой двери. Спустя буквально несколько секунд на опущенное плечо упала рука андроида.
‒ Надеюсь, ты знаешь что делаешь.
Коннор уже вновь поворачивался к выходу, когда я, под давлением внутреннего страха и мурашек на теле, в который раз остановила его своим голосом.
‒ Меня не будет несколько дней. Фургон приедет завтра в шесть утра, надеюсь, ты успеешь вернуться к этому времени. Не хочу покидать дом в одиночестве.
‒ Я вернусь до того, как ты начнешь собираться.
Он смотрел на меня холодно, слишком учтиво. Так смотрел Коннор из полицейского участка, который старательно игнорировал мое присутствие первые несколько дней совместной работы. Этот взгляд мне не нравился. Отчаяние осаждало разум с каждой минутой все сильнее, мне не хотелось возвращаться в эту кипящую смесь вечных интриг подразделения и больного рассудка Камски. Но кто меня спрашивал? Шантаж есть шантаж, мир и вправду не справедлив. И отстраненное поведение Коннора только усугубляло боль внутри.
‒ Извини меня за это, ‒ поднявшись на носках, я аккуратно прикоснулась губами к шершавой щеке. Вряд ли это могло помочь в восстановлении пошатнувшегося доверия, однако андроид не отстранился. Он медленно коснулся пальцами моей щеки, не отрывая взора от своего отражения в зеленых глазах. Так странно чувствовать рядом того, кого старательно отпихивал долгое время.
‒ Ну ты чего там застрял?!
Раздраженный крик Андерсона разорвал шум ветра, что проносился через дом, поднимая вихрем все встречаемые занавески. Коннор опустил руку и уверенной походкой скрылся в коридоре. Послышался щелчок дверного замка.
Стены погрузились в тишину. В этой молчаливой атмосфере я слышала, как в голове копошатся встревоженные предстоящим делом мысли, чувствовала бьющуюся вену на виске. Я встревоженно осматривала лежащее на столе оружие. Оно молчало, словно бы не было этих семи лет совместной жизни. Немного помедлив, я со звенящим звуком вытянула лезвие из саи, поставив его ровно по вертикали.
Блеск начищенного металла озарял комнату, отражая лучи потолочной лампы. В нем можно было разглядеть столько счастливых и не очень моментов. При чем первые были исключительно в последние недели совместной работы. Сделав катаной одним движением кисти идеальный круг, я снова вернула оружие в прежнее положение. В этом томящемся отражении мелькали воспоминания недавнишнего прошлого. В нем можно было разглядеть все: лицо каждого убитого человека, изнуряющие тренировки в стенах подразделения, скрупулезную чистку острия. Катана была символом подразделения, именно оно постаралось привить эту больную любовь к величественному оружию, и вроде бы меч должен вызывать негативные ассоциации в молчаливом сознании, но на деле в ней было и нечто еще. Отражающийся контур серого с синей каемкой воротника, когда меч был приставлен к шее андроида с хищными карими глазами. Отражение мужских пальцев, которые держали меч за тупой край, пока я, израненная и с простреленным плечом, терпеливо очищала швы рукоятки от крови. В ней ощущался даже жар черной дутой куртки, под которой катане пришлось греться в стенах «Иерихона». Но самым великолепным было воспоминание выходного вечера, закончившимся первым появлением Коннора в доме и огромными жирными буквами «ВНИМАНИЕ! ДЕВИАНТНОЕ ОТКЛОНЕНИЕ В ОБЛАСТИ МЕЖЛИЧНОСТНЫХ ОТНОШЕНИЙ!». Именно тогда я впервые посмотрела на оружие глазами полного восхищения механическому разуму в сером пиджаке «Киберлайф». Именно тогда катана получила свое имя.
‒ Ну, здравствуй, Коннор, ‒ я подкинула оружие в руке, и лезвие отбросило мне в глаза яркий луч.
В голове прозвучал едва различимый упрек обиженного голоса. «Здравствуй», пронеслось в не здоровом от этой зависимости сознании. «Не смей больше меня бросать».
Ментальный голос Коннора-катаны заставил меня улыбнуться. Подразделение в голове молчало. Теперь говорила только она этим прекрасным бархатным мужским тоном.
========== Эпизод IV. Имитация жизни ==========
Комментарий к Эпизод IV. Имитация жизни
у каждого свои причины поступать так, как он хочет. даже если поступки идут в разрез со здравым и высокоморальным смыслом.
становится горячее. я не могу торопить события в мире Детройта, где каждая деталь имеет крупное значение. так устроена игра, так устроен мир, так устроена я. так устроены вы.
я все еще стараюсь создать тот мир “после войны”. стараюсь полностью раскрыть все тонкости взаимоотношений между персонажами. раскрыть каждого, ведь Анна Гойл на деле не главный персонаж. каждая личность здесь занимает свою нишу, имеет свое значение, и каждая достойна подробного описания.
спасибо вам за отзывы и указания на ошибки!) я в восторге от того, что история людям нравится, что она не оставляет вас равнодушной) крупные и обширные рассказы всегда были моей темой, чего только фанфик на сверхам в 900 страниц мне стоил… таково мое восприятие мира и литературы. если писать, то писать много и подробно)
Сон не приходил всю ночь, хоть я и постаралась лечь пораньше. Дом еще долго собирал тепло по крупицам после прогуливающегося сквозняка из открытой двери, каждая клетка ощущала на себе это чувство прохлады. Но ни одна из них не протестовала. Повалявшись в постели до часу ночи, я вдруг поняла, что не смогу уснуть. Перед глазами мелькали барашки с номерными знаками, перепрыгивающие через деревянные ограждения, я старательно пыталась увлечь мозг в монотонные мысли о том, как поставить новую мебель в комнатах и как обустроить задний двор, даже заставила мысленно спуститься в подвал и начать разбирать завалы из старых вещей бывших хозяев. Все тщетно. Последней попыткой заставить себя заснуть под вихрь мыслей было возвращение в прошлое. Лучше бы я не стала этого делать. Любой взятый из прошлого день тут же цеплял за собой другой, а тот – третий, и все они быстренько вели меня к одному андроиду с еще не порушенным программным обеспечением. Засыпать, размышляя о Конноре, было невозможно. И потому я покинула постель в нетерпении от начинающихся сборов.
Работа займет не больше сорока восьми часов, после которых я с радостью вернусь домой. Но, насколько мне было известно, Камски предстояло покинуть город, а значит, налегке уйти не удастся. Подразделение и ранее отправляло солдат в недолгие турне по стране, я не была исключением. Руки на автомате собирали самые необходимые вещи в черную спортивную сумку. К двум часам ночи все было собрано, кроме одного – меня самой. Черный комбинезон, что сопровождал меня последние семь лет, теперь смотрел на меня снизу вверх, раскинув свои рукава и штанины на бежевом покрывале двуспальной постели. Я старательно жевала яблоко, предвкушала предстоящее чувство отвращения от того, как плотно сядет ткань на теле. Комбинезон и впрямь был как вторая кожа. Мои мерки редко менялись с двадцати лет, а если и менялись, то возвращались в скором времени обратно. Подразделение пошивало униформу каждому солдату лично, благодаря умелым рукам костюм обтягивал тело, повторяя едва ли не все формы. Еще вступая в подразделение, я трепетно относилась к новому обмундированию. Жизнь и воспитание военного всегда диктовали жесткие правила дисциплины, и вроде бы такие вещи должны сопровождать всю жизнь, но уход из-под крыла Эмильды вдруг оборвал все солдатские потребности. Даже рефлексы, и те поутихли после пережитых ужасов на улицах Дейтройта. Неудовлетворенное желание смерти окончательно и бесповоротно изменило весь мир внутри. Воображение рисовало разочарованные зеленые глаза отца-военного. Вряд ли бы он обрадовался, увидев меня прошлым вечером всю взмокшую и осунувшуюся.
