Оторвав взор от солнца, я медленно перевела его на сидящего рядом Коннора. Его профиль изящен, точно вылеплен опытной рукой архитектора. Ресницы чуть вздрагивают, но сам андроид не хмурится и не щурит глаза, ведь он не ощущает боль от прямых солнечных лучей. Слегка бледная в темноте кожа стала светлой, желтовато-бежевой. Маленькие родинки словно бы приветствовали новый день. Все в нем было изумительно, так утонченно и так красиво. Особенно радужки, что в свете яркого утреннего света из темно-карего превратились в грязно-золотой. Искрящийся, глубокий и насыщенный.

– Мне этого не хватало, – вдруг сказал андроид, не отрывая взгляда от солнца. – Того, как ты можешь смотреть на меня часами.

Звучало ли это самовлюбленно или по-нарцисски? Определенно нет. Этими словами Коннор выразил всю тоску по вдруг оборвавшемуся времени, где двое постоянно изучали друг друга, наслаждались друг другом. Андроид перевел на меня свой взгляд, и я смогла полностью насладиться этим грязно-золотым цветом.

Больше мы ничего не говорили, только с упоительными улыбками снова вернулись к рассвету, добирая последние минуты эстетического удовольствия от восходящего солнца.

Вскоре Коннор покинул дом на такси, аргументируя тем, что машина мне в этот день нужна больше. И он был чертовски прав, учитывая, что дел было невпроворот, а собственный гардероб так пуст, что плакать хотелось по красному платью, белым кроссовкам и бежевому плащу, оставшихся в доме Камски. За одеждой никто не собирался возвращаться. Пусть лучше себе оставит, падла голимая, но я в этот дом ни за что не вернусь.

Душ был принят впопыхах. Рыская по шкафам и дорожным сумкам, я на минуту другую задалась вопросом, как вообще моя одежда оказалась в доме Камски. Хотя ответ напрашивался сам собой: Ричард и его мерзкие способности залазить в городские уличные камеры. Наверняка уследил момент, пока никого нет, чтобы вскрыть дом и обчистить вещи. Фу, аж противно от этого имени.

Скривившись от отвращения к понимаю, кто скорее всего перевозил мои вещи, я все-таки откопала старые джинсы, серую футболку. Обуви не было, увы, пришлось надеть солдатские ботинки. И как только солнце окончательно оторвалось от крыши противоположного здания, я покинула дом, прихватив чековую книжку, треснувший телефон и ключи от машины. Улицы наполнялись теплом вперемешку с оставшимся после ночи холодным ветром. Людей на Зендер-стрит не прибавилось, однако меня это не расстраивало. Я с легкой душой от осознания того, как именно начинается новый день, быстро составила план и покинула район. Мне предстояло сказать «Спасибо» очень многим существам. Жаль только, что одно из них – Хлоя – вряд ли когда-нибудь услышит его в свою сторону. А вот Рейн я благодарить не стану. Ну нафиг, больше вообще никогда не стану связываться правительством, и в следующий раз сразу пошлю нахер, бросив трубку.

Первым делом пришлось заехать в банк и местный административный центр. В банке все карты были заблокированы и отданы указания сделать новые. Должна признаться, я и забыла, какие нереальные суммы хранились на моем счету. Камски отвел от моей души знания о миллионе долларов, что был накоплен за все годы службы в подразделении и частном заказе на Камски. Зато для видимости сделал мне другую карту, накидав туда несколько десятков тысяч, мол, это то, что я тебе все это время платил. Но я не желала пользоваться этими грязными деньгами, лишь отдала распоряжение отправить эти деньги туда, откуда они пришли, а сам счет, открытый Камски, заблокировать навсегда.

Административный центр был полон девиантами и людей. Точнее, территория перед администрацией. Они по-прежнему митинговали, требовали раз и навсегда привести в порядок город и урегулировать конфликты. Что-то мне подсказывало, что вскоре все эти теракты закончатся. И окончанием станет кровь одного человека, ради которого, по уверению Коннора, все эти теракты и происходили.

Принимать меня не хотели с час, однако я была настойчивой. Не говоря уже, что находящийся здесь восстановленный Маркус, что желал угомонить весь этот базар перед дверями администрации, тепло поприветствовал меня. Уверена, он был в курсе того, что происходило все это время в компании лейтенанта, детектива-собрата и солдата. Однако по каким-то причинам пожал мне руку у всех на глазах, сказав то же, что и Хэнк вчера:

– Добро пожаловать домой, мисс Гойл.

В ответ получил благодарную улыбку и виноватое «Не туда я свернула, да?». Но это было уже не важно. Маркус понимающе улыбался, сверкая голубо-зелеными глазами, уверенно держа плечи разведенными. После такого недолгого общения меня приняли без вопросов, позволив аннулировать оставшиеся у Камски документы и практически тут же выдав мне новые. Как же все просто, когда среди твоих знакомых есть столь важная шишка. Которая, кстати, была так открыта и честна с миром, что продолжала ходить без охраны и уверять свой народ в важности мира даже после случившегося.

Следующим пунктом был едва открывшийся торговый центр. Не любила я никогда ходить по магазинам, точнее, относилась к этому нейтрально. Но пустой шкаф в доме всю дорогу напоминал о себе, и пришлось-таки побродить по магазинам и бутикам, то и дело, что возвращаясь с пакетами в машину. Вскоре джинсы, футболка и ботинки сменились ботильонами на толстом каблуке, красной юбкой, белой майкой и черной кожаной курткой, с клепками, как обычно любят носить байкеры. Уж так мне точно было куда комфортнее и уверенней, чем в старой одежде. Переодеваясь в примерочной, даже на минуту стало стыдно, в каком виде я заявилась в административный центр. Но, увы, отозвать документы как можно быстрее было важнее, чем внешний вид. Даже и не думала, что когда-нибудь так подумаю.

Следующим пунктом назначения стала clean-фирма, занимающаяся чисткой ковров, мебели и прочего. Им был оставлен всего один адрес, всего один номер и время посещения, всего одна записка, всего несколько десяток долларов. Я так и не увидела, как вечером дружелюбный светловолосый парень в привычной приветливой манере откроет дверь работникам в синих комбинезонах, как с недоуменным видом пропустит в дом людей, как поставит галочку в бумажке контракта об уже оплаченной услуге. Как ему передадут записку, и парень, развернув ее, вдруг приятно улыбнется.

Спасибо, что позволили войти. Простите, что напугала. P.S.: Энтони Гойл.

Мне жалко было стирать красно-синие пятна с обивки кресла, но в то же время мне хотелось попрощаться с не самым приятным прошлым, в котором машина и человек пытались сторониться друг друга. Тем более, что очень хотелось сделать приятно новому хозяину дома, а это был единственный способ.

Бар «Сентропе» оказался пустым. Только сидящая за барной стойкой женщина с белыми волосами и в строгом красном костюме с укороченными брюками. Забавно, ведь точно такой же сейчас лежал в одном из бумажных пакетов. Бармен посмотрел на меня искоса, тут же отставив разговор с посетительницей. Та была подвыпившая, но с грустными глазами. Видимо, сюда ее привело в два часа дня какое-то горе.

Виски был заказан с порога, я говорила с нажимом, намекая парню на его недавнюю претензию в духе «без заказа в туалет не пускаем, так что вали». Задерживаться я здесь не собиралась, так что уверено простучала каблуками по деревянному полу и уселась прямо напротив бармена в бабочке, доставая купюру и чековую книжку из новой сумки.

– Тоже день начался плохо? – туманно проговорила женщина, глядя, как я залпом отправляю порцию виски в горло. Бармен даже немного ошалел от такого поведения.

– Вы не поверите, но это лучший день в моей жизни, – без улыбки, но искренне произнесла я. И вправду. Этот день и ночь предшествующая ему словно стали вторым днем рождения. Плевать, что через три дня мне будет двадцать восемь. Этот день был куда важнее. – Просто здесь без заказа даже на порог не пускают.

Бармен смутился, мельком взглянув на женщину. Посетительница усмехнулась, уложив подбородок на ладонь.

– Сколько? – не глянув на бармена, я открыла книжку и зависла ручкой над строкой. Бармен замер с бокалом и салфеткой в руке. Я демонстративно кивнула головой в сторону все еще зияющей дыры в стене. – Сколько мне писать?