Потерев переносицу пальцами правой руки, я постаралась разогнать ворох стремительно возвращающихся сомнений на тему близких людей из прошлого. Вчера на кафельном полу отельной ванной я дала себе обещание больше не экспериментировать с человеком внутри, тем более, что тот был успешно умерщвлен андроидом, прижимающимся к женскому телу в теплой постели. Достаточно будет наконец узнать свою личность и эту говеную Анну, но, самое главное – услышать все из уст Элайджи Камски. Не знаю, почему мне было это так важно. Просто хотелось и все.
Сотовый телефон на обеденном столе разорвал молчание. Мы оба по инерции обернули свои головы в сторону: я – испуганно, хозяин дома – удивленно. Спустя несколько гудков устройство оказалось в руке парня, и тот, отвернувшись, приветливо заговорил с кем-то на том конце. Похоже, этот человек вообще оптимист по жизни. Везучий малый…
– Да… серьезно?.. я же сказал, что завтра сам заберу… – парень говорил о чем-то, судя по его словам, важном для него, однако его голос по-прежнему был светлым и лучистым. Ну прямо-таки солнышко посреди тяжелых туч осени! Я не вслушивалась в его слова, пропускала их мимо себя, однако когда парень вознамерился выйти из дома – тут же напряглась из-за возможного шанса раскрыть пакет в одиночестве, здесь, в этом доме. Там, где он был найден. Там, где меня все связывало с прошлым. – Да они не так важны были… хорошо, хорошо, с меня бутылка… сейчас выскочу.
Пакет снова шуршал в руках от попыток прочувствовать содержимое. Молодой человек, нацепив джинсовую куртку, учтиво с улыбкой посмотрел в мою сторону. Милые ямочки по углам губ тут же оживили его лицо, придав искрящимся черным глазам еще больший позитив.
– Я выйду буквально на десять минут, коллега привез документы, – с его губ сошел смешок, как будто бы мы оба знали этого коллегу и оттого ситуация должна была казаться нам обоим комичной. Но нет. Я не улыбалась, искоса глядя в его сторону. – В общем, никуда не уходите.
– Я могу воспользоваться уборной? – вместо положительного ответа задала вопрос я.
Парень кивнул и тут же скрылся в темноте под дождем. Солнце окончательно погрузилось в сон.
Я не блуждала в поисках ванной – и без того знала, где она находится. Дверь закрылась за спиной, и я, усевшись поверх крышки унитаза, начала судорожно разрывать черный пакет. Во мне не было страха, не было волнения. Лишь стремление поскорее увидеть содержимое и встретиться «лицом к лицу» с Анной. Ведь это ее вещь, не так ли? А значит, в ней я могу найти ее саму, а может, и себя.
Черные разорванные края смотрелись, как языки пламени. Едва был сделан первый разрыв, как пакет замер, смирив свое шуршание в женских руках. Это была ткань. Черная, плотная. Запах крови и тириума просачивался наружу почти неуловимыми, но неприятными ароматами, видимо, слишком долгое время пакет был закрыт. Ванная комната вновь наполнилась шуршанием, и в этот раз он был куда настойчивей. Вскоре пакет выпал на пол, и из вытянутых рук вниз заструился черный комбинезон из плотной ткани.
Я знала эту вещь. Кожей всего тела ощущала, как приятно утягивает экипировка все изгибы женской фигуры. Она наверняка будет сидеть, как влитая. Даже не стоит этого и проверять…
Неосознанно участив дыхание, я резким движением откинула от себя экипировку с неприятным запахом и тут же принялась стягивать с себя одежду. Плащ с пауком в кармане (боже, надеюсь, он живой после этого), юбка и рубашка, туфли – все летело на кафель, пока в зеркале не начал мельтешить представший только в белом белье женский силуэт. Штанины надевались порывисто, я прыгала то на одной ноге, то на другой, понимая, что от торопливых движений лучше не станет. И все же, чертыхаясь в голове, яростно натягивала рукава, застегивала собачку. Схватив все вещи в руки, я быстро выскочила из ванной и устремилась в гостиную. Что ж, придеться перебороть сломленное эго и свое чувство собственного омерзения в стремлении разглядеть себя с ног до головы в напольном зеркале.
Одежда отправилась на спинку перепачканного кресла. Туфли вернулись на ноги, и теперь вместе с комбинезоном военного назначения они смотрелись неестественно, глупо, но меня не волновало сочетание всех элементов внешнего вида. Я стояла напротив своего отражения, не в силах отвести взор широко распахнутых глаз от торчащих на груди черных ниток. Пальцы не смело прошлись по поврежденному участку, и в голове тут же вспыхнули золотые звезды с перекрещенными катанами.
Катана… где ты, подруга?..
Комок в горле был поспешно проглочен, хоть тут же и вернулся обратно. Я блуждала взором по черной ткани, отмечая явные недочеты в виде повреждений и порезов на плечах. Черная ткань и вправду сидела как вторая кожа, изящно подчеркивая все линии тела и натренированных мышц. Множество карманов на ногах, блестящая собачка практически у горла. Мне почему-то сильно не хватало белого цвета, все еще казался образ далеким от идеала. Словно бы под плотной тканью комбинезона должно быть что-то еще, может, футболка. Или майка? Некоторые места экипировки были жесткими, тяжелыми, и не стоило гадать даже, чтобы знать причину: именно эти места источали запах тириума и присохшей крови. Среди всего этого аромата ощущался еще один – неестественно морозный и настораживающе пороховой.
Как бы мне не хотелось, но все же пришлось сделать то, чего не могло сделать сознание в течение всего дня. Я с несколько секунд смотрела на дергающуюся металлическую собачку, после чего все же смогла поднять взгляд выше горла. К подбородку, к женским губам. Кончику носа, к… глазам. Зеленым, блестящим, но таким непривычно пустым. Черные зрачки поглощали меня, как особо впечатлительных квадрат Малевича, и вот я, глотая воздух ртом из-за учащенного биения мышечного двигателя, ввергаюсь в новые потоки прошлого, сочащихся из трещин красной стены. Руки на рефлексах медленно стаскивали припрятанную на запястье резинку для волос и так же медленно завязывали волосы в хвост. Ни один шов не давил и не обжигал своими неровностями, даже в плечах. Напротив – было тесно, но очень приятно. Как-то по родному. Некоторое время ничего не происходило, однако едва руки оставили убранные назад пряди в покое и опустились ровно по швам, как в голове вспыхнула вереница событий как будто бы чужими глазами.
Серый холодный участок… улицы просыпаются, кое-где виднеются спешащие на работу люди и сопровождающие их андроиды. Утро было на удивление прохладным, однако солнечные лучи озаряли стены департамента полиции Детройта. Она (я) вылезла из такси и неторопливо, держа строгую солдатскую осанку направилась через пешеходный переход. Какая-то девочка юного возраста неспешно шагает мимо раскрытых ворот участка, с любопытством заглядывая на его территорию. Доля минуты – и любопытная мордашка штурмует опору электропередачи. Крови не было, хоть ее (меня) это не интересовало. Она (я) лишь сопроводила уже несущуюся вперед девочку взглядом, после чего направилась в сторону дверей.
Снова безликий напарник с яркими знаками «Киберлайф», снова лейтенант, что брызжет мне в лицо ядом. Она (я) вспоминает боль в бедре от сквозной пули, слышит недовольный ор Гэвина Рида, доносящийся из стеклянного кабинета капитана. В ухе доносится гудок и приветливый голос молодой женщины, после чего собственный вторит:
Тысяча-триста-девять
Всего три слова, и череда событий резко сменяется. Города заменяются другими, солнце пролетает над ней (мной), как будто бы кому-то наскучило это кино, и он пытается промотать. Она (я) вспоминает холодные голоса коллег-убийц, таких же взращенных и таких же покорных. Лица заказчиков сменяют друг друга. Арабские шейхи, великобританская королевская семья и швейцарский шпиц ее величества принцессы Меган, японские якудза со жгучим саке. Нахальная женщина-заказчик, возжелавшая полного подчинения солдата и потому получившая фингал после несостоявшегося поцелуя. В воздухе звучит голос Эмильды Рейн, отправляющей Анну (Энтони) на новый заказ. Мичиган. Детройт. Полицейский департамент.
