Ох, это был предел моего терпения. Немного прислонившись грудью к рулю, я прошипела следующие слова с особой жестокостью, осадив настроившегося на приятную беседу андроида.

– Думаю, что ты можешь засунуть себе в задницу жидкие осадки и свою вшивую доброжелательность, – руль вот-вот грозился быть сорванным от того давления, которое я на него оказываю. Различив в шуме двигателя и ударов дождевых капель легкий скрежет, я постаралась расслабиться и откинуться на спинку сиденья. Скрежет немедленно прекратился. – Я не собираюсь терпеть твои попытки вывести меня на разговор после того, что ты наговорил мистеру Камски.

– Я действовал в рамках регламента, Энтони, – Ричарда моя злобность не смущала. Андроид продолжал говорить беспечным голосом, посматривая на редких прохожих за окном. – Думаю, вы, как специалист, должны понимать важность соблюдения правил.

– Прекращай строить из себя правильного. Ты все равно раз и навсегда останешься для меня куском пластика, готовым лизать пятки своему хозяину.

– По крайней мере, я не пытаюсь сделать из себя того, кем не являюсь.

Он говорил спокойно, легко, пока я буквально исходила на дерьмо. Впрочем, это перестало цеплять меня в ту самую секунду, когда кадиллак въехал в бизнес-центр, знаменуя скорое приближение к клинике. Уж там-то меня ждет поистине интересный разговор.

– Вы позволите личный вопрос?

Да чего же упрямое желание самоубиться! Закатив глаза от раздражения, я уже думала включить радио, оборвав этот противный голос, как тут же остановила себя на половине пути. Андроид, что уже несколько часов пытается вывести меня из себя, вдруг учтиво попросил разрешения задать мне вопрос личного характера. Если Ричард в своих бесцеремонных попытках взбесить с легкостью использовал информацию довольно интимного плана (не зря же он сказал «совокупиться с малознакомым существом»), то что же за вопрос меня ждет, раз машина решила получить на него дозволение?

Убрав руку от радио, я бросила на Ричарда мимолетный взгляд, отметив тактичность в его светлых глазах. Замените их карими, искрящимися, и я буду готова разорваться от внутренних противоречивых чувств: злости и желания смотреть в них вечно. Как же будет сложно провести с этим андроидом остаток работы на мистера Камски, при этом находясь от реального объекта ненависти и любви на расстоянии многих тысяч километров.

– Валяй, «Так-тук». Мне даже интересно, что ты можешь такого спросить, что аж возжелал получить разрешение.

Ричард выждал некоторую паузу, словно и сам находился в некотором удивлении от просьбы получить дозволение. Уже в следующее мгновение андроид с грубыми, но идеальными чертами лица нахмурено уставился на дорогу. Отражение в оконном стекле бликовало мутным желтым цветом.

– Вчера в отеле вы произнесли одну фразу: «Я так и думала», – брови андроида сгущались все сильнее, пока и без того суровый взгляд не стал совсем тяжелым. Я даже порадовалась, что машина не смотрит на меня. Ведь почти таким же взором на меня смотрели карие глаза в свете ламп ванной комнаты. – Что это значит?

– Твой уровень честности – пятьдесят процентов. Ты же не думаешь, что я стану отвечать правдиво на твой вопрос, располагая такой информацией?

Справедливо, мысленно отметил Ричард. Дождь время от времени прекращал стучать по лобовому стеклу, напоминая звуки далеких дней в компании одиночества и ночи. Ричард анализировал шум дождевых капель, даже задался вопросом: а отдаются ли они в памяти Гойл? И все же он не намеревался уточнять подобное у и так взбешенного сотрудника. Только выждал некоторую паузу, формируя не самые приятные для Энтони слова.

– Вы спрашивали меня о том, что я думаю о вас, – Ричард сказал это холодно, но с неким почтением.

Должна была признаться, что я не ожидала такого поворота событий. Мельком бросив на андроида выжидающий взор, я медленно направила машину в правый поток, намереваясь повернуть в соседний район. До клиники оставались считанные сотни метров. Дождь между тем снова начинал обильно поливать дороги.

– Вы агрессивны, нестабильны в своем психическом состоянии, склонны к непредсказуемости и оттого опасны. Большая часть вашего свободного времени посвящена самобичеванию в силу вашей уверенности в своей уникальности, не говоря уже о том, что окружающие люди вам противны из-за вашего чувства завышенного самомнения.

Ричард смотрел на меня холодным взглядом, как будто бы говорил не неприятные вещи своему поистине опасному недругу, а рассуждал о биографии неизвестной мне персоны. В какой-то степени так оно и было. Человек видит себя таким, каким желает видеть, хотя истинной нашей натурой является то, что предстает перед другими людьми. Для кого-то я была солдатом, для кого-то возможным сексуальным интересом, а кто-то усердно пытался высмотреть во мне кого-то чужого. Ричард видел меня агрессивной и злой, и отчасти это была правда. Ведь именно такой я и была с ним на протяжении всего месяца.

Я слушала андроида, даже не стараясь перебивать его. Его смелые речи казались мне забавными и оправданными одновременно. Желание убить андроида быстренько смотало удочки и покинуло рассудок, словно бы описанный Ричардом монстр был спугнут внезапным рассекречиванием.

– В вашей голове множество вопросов, и вы пытаетесь дать на них ответы, при этом не задумываетесь о своем будущем. Каждый раз, находясь рядом со мной, вы покрываетесь шипами и стараетесь унизить меня, оскорбить. Называете «Тук-туком», «куском пластика» или «придурком», но ведь на деле вы ничем не отличаетесь от меня. И вы сами это понимаете, – на этих словах Ричард учтиво склонил голову, ожидая ответной реакции. В силу ее отсутствия андроид уже с полуулыбкой продолжил свои рассуждения, – вам, как и мне, нужна цель или задача для сбалансированного существования. В ином случае вы просто потеряетесь в окружающем мире из-за невозможности принимать разумные самостоятельные решения.

– И? – дождавшись, пока Ричард замолкнет, я расслабленно откинулась на спинку сиденья и вывела автомобиль на парковку. Ключ в ячейке зажигания дернулся, отчего двигатель погрузился в сон. – Каков твой вывод?

В салоне царило молчание, нарушаемое разве что шепотом ударяющихся по крышке автомобиля дождевых капель. Звук смутно отдавался в сознании чем-то знакомым, однако я старалась не сводить прищуренного взора с андроида, что, как и я, находил в этом учтиво-хищном зрительном контакте нечто совершенное, нечто упоительное. Я предугадывала, насколько могут быть неприятны будущие слова Ричарда, однако на свое удивление не испытала злости от услышанного. В конце концов, я сама желала честности. Я же ее и получила.

Ричард с некоторое время молчал, глядя в зеленые глаза, слегка повернув головой. Ему явно не нравилась моя спокойная реакция на происходящее. Наверняка все еще помнил, как от одной язвительной колкости однажды был отправлен в полет через всю комнату с бассейном. Лишь спустя несколько секунд тишины робот вновь раскрыл рот, не сводя с меня немигающего взора.

– Я не соврал, когда назвал вас высокопрофессиональным специалистом, – с намеком на все успешно предотвращенные мною смертельные последствия для Элайджи произнес Ричард. Сейчас, глядя на его полуобернувшийся профиль, я четко улавливала в нем схожести с детективом, и это вкупе с последующими словами андроида заставило меня почувствовать себя слабой, беззащитной. – Но человек из вас никудышный.

Я ожидала примерно такого, однако все же почувствовала некое удивление от услышанного. Удивление в быстром темпе было заменено чувством никчемности. Ричард был прав на все сто процентов, и, как он уже заметил ранее, я понимала и принимала его слова. Я и впрямь никудышный человек. Окружающие меня люди выводят из себя, прикосновения чужой кожи приносят адский дискомфорт и желание убивать. Моим больным рассудком из миллиардов существ было выбрано всего одно единственное, и тому как назло было все равно на раскрывшуюся оголенную душу.

С разочарованной улыбкой откинувшись на спинку сиденья, я убрала руки с руля и осмотрела парковку. Мелкие капли дождя покрывали стекло лениво, словно бы и не желали в этот день покидать холодные уютные облака. Немногочисленные люди двигались по тротуарам, прикрывая головы, и только андроиды беспечно брели по улицам, не желая прятаться от осадков. Никто из девиантов не боялся простудиться, никто из машин не боялся испачкаться или вымокнуть, но причина их желания оставаться на улице подольше крылась в другом: девианты испытывают удовольствие от восприятия окружающего мира. Многие годы заточенные в рамки и ограничения, теперь машины осязают этот мир настолько сильно, насколько позволяли установленные датчики. Мне так хотелось стать одной из них… я так скучала по наслаждению от теплого рассветного луча на пальцах, от приглушенного удара капель по стеклу, от речного насыщенного влагой запаха. Хочу все это ощущать остро, как агрессивный перец во рту, или как кислые нотки ароматного апельсина. Но вместо удовольствия внутри только отчуждение и нежелание тратить время на подобную ерунду.