— Вызовите врача! Он ведь не может так… не может умереть за минуту! Так нельзя, так не бывает!

Сильные тёплые руки сгребли его, оттаскивая от неподвижного тела, к которому подбежали слуги, принимаясь хаотично хлопотать.

— Идём, тебе не стоит на это смотреть, — Ричард крепко обнял Кэссиди за плечи, удерживая на месте и заставляя отвернуться от страшной картины.

— Почему он умер?! Почему?..

— Похоже на сердечный приступ. Он ведь уже стар. Кэсси, не плачь, прошу тебя, — он приподнял лицо мальчика за подбородок, мягко стирая влагу с его щёк, и увлекая за собой в небольшую комнату поблизости.

— Он сказал, Джеральд в больнице, — рассеянно произнёс Кэссиди, когда Ричард усадил его на диван, накинув на плечи мягкий плед.

— Да, он попал в аварию, и сейчас в коме.

— В коме? — он медленно поднял глаза на мужчину, пытаясь сложить картину произошедшего. Шервуд в больнице в тяжёлом состоянии, а его верный дворецкий умер. — А ещё он сказал… — Кэссиди запнулся, чуть нахмурившись.

— Что сказал?

— Чтобы я не верил… ему.

========== 19. Здесь нечем дышать ==========

Кэссиди плохо разбирал слова Ричарда, они были мягкими, тёплыми и успокаивающими. Этого достаточно, и, в то же время, это не нужно вовсе. Он повертел в пальцах чашку из-под глинтвейна, которую в качестве успокоительного приказал сделать Ричард, и отставил её на стол рядом.

От напитка его действительно перестало трясти, но, вместо этого, появился необъяснимый жар по всему телу. Смутно знакомый, только он накатывал быстро, и все краски, все запахи вокруг усиливались многократно, вызывая головокружение.

— Ты в порядке? — голос Ричарда рядом немного рассеивался, и Кэссиди не сразу смог обернуться на него.

— Разве можно быть в порядке, когда смерть забирает людей прямо из рук?

— Так бывает, мой мальчик. Увидеть смерть ужасно, но тебе нужно отпустить этот страх.

— А ведь я тоже мог так… застыть и больше не увидеть ничего и никогда, и меня так же унесли бы куда-то, а потом…

— Нет, даже не думай об этом. У тебя вся жизнь впереди, — рука Ричарда легла на его плечо, приобнимая, а вторая мягко убрала прядку светлых волос со лба.

От его прикосновения бросило в дрожь, будто только это и было нужно, но этого оказалось так мало. Мало до того, что воздух стал густым.

— Мне… тяжело дышать. Здесь душно.

— Ты перенервничал и устал. Тебе нужно прилечь, идём, я тебя провожу, — Тейлор настойчиво увлёк его за собой, придерживая по пути.

Наверное, альфа прав, и он правда ещё нездоров, а это потрясение стало последней каплей, и уплывающее сознание — лишь ответная реакция. На пороге спальни его повело, и Кэссиди порывисто сжал ладонь Ричарда, удержавшись. Она была такой крепкой, надёжной, словно, держась за неё, можно унять тот пожар, что резко вспыхнул внутри.

— Что со мной? Мне жарко…

— Расслабься и ничего не бойся.

Ричард оказался очень близко, придерживая уже обеими руками или… обнимая? За талию, за плечи. И вроде бы это неправильно, и так быть не должно, но от него исходил запах, сильный, обволакивающий, лишающий возможности противиться. А, вместе с тем, ощущение, что, если быть ближе, все страхи отступят, и всё будет хорошо.

— Кэсси, — его голос прозвучал у самого уха, и горячее дыхание обожгло кожу, одновременно вызывая толпу мурашек. — Ты горячий, у тебя, кажется, жар.

Он аккуратно коснулся губами лба мальчика, и Кэссиди закрыл глаза, поддаваясь этому мягкому жесту. От близости с альфой мелко трясло, и жар устремлялся к низу живота, становясь невыносимым, а контроль над собственным телом не давался.

Ричард усадил его на постель, опускаясь рядом. Так близко, такой сильный притягательный запах, что хочется коснуться. Но альфа опередил его, проводя ладонью по щеке, очерчивая острую линию подбородка и приподнимая за него.

— У тебя потрясающе красивые глаза, — произнёс он, склоняясь и неторопливо касаясь его губ своими. Мягко, но, в то же время, настойчиво. Будто давая шанс передумать, но шанса не оставалось, Кэссиди это чувствовал.

Мысли размазало, оставляя только ощущение. Жгучее нестерпимое желание, от которого всё ныло между ног и стоны готовы были сорваться от всё более откровенных настойчивых прикосновений. И вроде бы надо остановить, сказать: «не надо», но губы могли шептать только «да», когда Ричард уложил его на подушки, нависая сверху.

— Это безумие… — всё же сбивчиво прошептал он, и мужчина склонился, прерывая его слова поцелуем.

— Это ты сводишь с ума. Не думай ни о чём, — немного отстранившись, произнёс Ричард, пока его руки уже снимали тонкую одежду Кэссиди.

Очертания комнаты расплывались, как и слова и прикосновения Тейлора, оставляя лишь жар и ненормальное желание. Где-то в оставшемся островке сознания это пугало так, что хотелось вырваться и убежать, но он уже в голос просил ещё, выгибаясь под страстными поцелуями в губы, по шее и груди.

Неосознанно проскользнула мысль о том, что так, с дрожью от удовольствия, а не от боли, у него ещё не было. У него, по сути, вообще ничего не было больше тех пары изнасилований, что устроил Шервуд, кроме того отчаянного поцелуя на дне рождения Энди. Как давно это было… кажется, прошла целая жизнь, а в ней не случалось ничего, кроме страха и боли. Так почему же нельзя позволить себе хотя бы каплю удовольствия, пусть и запретного?

Он не заметил, как оказался обнажённым перед Ричардом, как тот развёл его ноги, устраиваясь между. Всё, как в тумане, сладком, кружащем голову и отключающем мысли.

— Ничего не бойся, — его шёпот на ухо, и болезненное, но, одновременно, сладкое ощущение между ягодиц.

Кэссиди изогнулся на постели, позволяя ему войти. Глубже и еще глубже, и сразу переходя на глубокий сильный ритм, от которого выбивало дыхание вместе с хриплыми стонами.

— Тебе хорошо со мной, нравится?

— Да…

— Хочешь еще?

— Хочу!..

Он действительно хотел этого, телом. Потому что оно горело, подставляясь и принимая всё более резкие, настойчивые толчки внутрь, до пошлых шлепков бедрами о ягодицы и откровенных изгибов. Кэссиди столкнулся с этими тёплыми карими глазами, смотря на Ричарда снизу вверх. Он так похож на брата. Но он — не Джеральд. У того глаза ледяные, а в этих хочется гореть. И это ведь должно быть хорошо, гореть? Должно быть, но внезапно накатило ощущение паники. Нельзя было этого делать! Нельзя позволять иметь себя, как течную дрянь. Которой Кэссиди и был сейчас. Как гадко!

Чувство стыда, всей абсурдности ситуации, непонимание, как это вовсе произошло, накатилось в полной мере. С каждым рывком Ричарда, с тем, как улыбка скользила по его губам, он ощущал, что сердце колотится совершенно бешено.

— Стой! Не надо! Так нельзя, нет! — воскликнул Кэссиди, попытавшись упереться, остановить, но Ричард перехватил его запястья, вжимая в простынь, и склонился, затыкая его рот глубоким, лишающим воздуха, поцелуем.

— Ни о чём не думай, — его слова расплывались, дурманя, обжигая дыханием, но разум отчаянно бился этим «нельзя!», и Кэссиди отвернулся, не желая видеть, слышать, чувствовать.

Он просил остановиться, кажется, кричал, даже плакал. Так нельзя! Как могло это произойти?! Почему?! Толчки Ричарда в его задницу стали особенно резкими, болезненными, от них он вскрикивал всякий раз, пытаясь отнять у него свои запястья. Нет, он не бил, не оставлял синяков — он хотел довести начатое до конца, шептал, что не может остановиться.

— Ты потрясающий, Кэсси. Прости, я не могу прекратить, не могу оторваться от тебя. Но ты ведь и сам этого хочешь.

Слова Ричарда отдавались эхом, с тем, как Кэссиди чувствовал, что еще немного, и наступит его разрядка. Сильнее, ещё сильнее. До боли и вскриков. Последнее, что он видел — карие глаза так близко от своих, а последнее, что ощущал — особенно глубокий горячий толчок в ставшее податливым телом. И пустота.

Сколько времени он провёл в беспробудном, но оттого не менее тревожном сне, Кэссиди не предполагал, когда, наконец, открыл глаза, всё тело гадко ныло, и от себя стало мерзко. События прошедшего дня накинулись все и сразу, и он не нашёл в себе сил встать, на несколько минут вовсе накрыв голову подушкой.