Рыжий ублюдок уже вооружился высоким бокалом с шампанским. Он, как и всегда, выглядел совершенно раскованным, разодетый в вычурный приталенный костюм фиолетового цвета с кокетливым узором у воротника.

— Что-то не меняется, — коротко усмехнулся Кэссиди. — А что, у меня есть повод позвонить или написать кому-то из вас?

— О, ну не делай такое обиженное личико, детка! Мы же отдали тебя, так сказать, в хорошие руки! Смотри, прошло уже пятнадцать минут, как ты здесь, а ты ещё не успел никому нахамить. Шервуд просто волшебник!

— Благодарю, — послышался позади низкий, с бархатными интонациями, голос Джеральда. — Столь лестные слова в мой адрес. Но, уверяю, это не моя заслуга. А где же мистер Чамберс? Вы ведь не прибыли сюда один, Натаниэль?

Для омеги появиться в обществе одному означает, как минимум, шёпот за спиной, а, как максимум, всеобщее осуждение и запятнанную репутацию. Потому Натаниэль чуть оскорблённо поджал губы.

— Конечно, нет. Он в кабинете, подойдёт посмотреть на танцы.

— А вы, полагаю, будете в них участвовать?

— Само собой, не откажусь же я от подобного приглашения.

Кэссиди незаметно закатил глаза. Все эти пафосные традиции неслабо действовали на нервы. А почти игривый тон отчима лишь усиливал общее мерзостное ощущение.

— Само собой. — повторил Шервуд, коротко улыбнувшись, и повернулся к своему спутнику. — Позволишь? Можешь назвать меня старомодным, но я считаю, что первый танец должен принадлежать супругу.

Джеральд протягивал ему ладонь, и Кэссиди не оставалось ничего, кроме как вложить свою руку с поблескивающим красным кольцом в его. Как раз перед зазвучавшей мелодией, в которой первыми закружились лишь несколько пар. Снова посторонние взгляды, оценивающие, цепкие, и от них неприятно находиться на виду.

Шервуд вёл мягко, но настойчиво, можно сказать, бережно. Если бы Кэссиди не знал о своём муже слишком многого. Его пальцы легко сжимали ладонь, а вторая рука аккуратно придерживала за талию, сдержанная полуулыбка на губах и взгляд в глаза, чуть увлечённый, любопытный и спокойный. Нет, смотря в эти стальные серые глаза, Кэссиди видел другое, слышал, вместо музыки, собственные крики от боли, чувствовал удушье и разрывающие рывки в своё тело, а за неповиновение — хлёсткие пощёчины.

Оборот в его руках в такт музыке, и ощущения усилились, отдаваясь болью в животе. Его улыбка, потонувшие во множестве звуков слова, и Кэссиди едва сдержал вскрик: всё вокруг смазалось, кроме этих глаз, и внезапной вспышки боли. Ещё оборот, Шервуд, по-прежнему, вёл, направляя каждое его движение. Но последнее, резкое и отрывистое, смазалось. Кэссиди не удержал равновесия, и в секунду пол приблизился слишком стремительно, но руки Джеральда успели схватить быстрее.

Множество взглядов тут же оказались направлены в их сторону, и сам танец замедлился, а краски померкли, сливаясь друг с другом. Яркой оставалась только боль. Настолько сильная, что всё остальное отключалось.

========== 16. Без шансов ==========

Комментарий к 16. Без шансов

Глава не очень большая, но, чтобы она не вышла слишком громоздкой и затянутой, выкладываю её в таком виде.

Тапки готов выписать себе самостоятельно. И, наверное, стоит добавить не особо любимое мной предупреждение.

Первым, что Кэссиди увидел, открыв глаза, стал вычурный узор незнакомого потолка. Полутемно, и он лежит на чем-то мягком, а со всех сторон доносится приглушённый гул голосов.

— … радует, что кто-то ещё чтит традиции. Большинство молодёжи сегодня так распущено, только и умеют подпрыгивать под музыку в этих пошлых клубах…

— Не говорите! Юные омеги и вовсе… сплошной стыд! Им позволено слишком многое.

— Это хорошо ещё, что никто не намерен отменять брак при половом созревании. Хоть какое-то подобие приличия…

— И то верно. А то ведь они уже выступают за отмену закона, по которому омега обязан вступить в брак с альфой, если тот первым взял его. Мол, это узаконивает изнасилование! Применимо ли вообще в случае с омегами это понятие?

— Среди обитателей нижних городов вовсе давно никто не следует этому закону. Беспредел и разврат!

Кэссиди не знал, почему слышит эти скрипящие старческие голоса, восхваляющие законы, благодаря которым он сейчас здесь, не в силах даже пошевелиться без резкой боли в животе. Не хотелось этого слышать, и он, зажмурившись, отвернулся к стене.

— Да, мистер Шервуд, здесь не может быть сомнений. Срок пока очень маленький, и…

Дальше он не услышал, по голове словно ударили чем-то большим и тяжёлым. Срок? Может, ему послышалось, может, это о ком-то или о чём-то другом? Или он вовсе ещё в каком-то полусне? Однако, внимание, обращённое в его сторону, не оставляло сомнений — всё на самом деле.

— Вы пришли в себя. Это хорошо. Как вы себя чувствуете? — напротив стоял мужчина в костюме, вероятно, один из гостей, а заодно, врач, по счастливому стечению обстоятельств. Или… не очень счастливому.

Кэссиди сел на лежанке, глядя на незнакомца и надеясь услышать хоть какое-то подтверждение тому, что страшная догадка, пришедшая в его голову, лишь плод воспалённого воображения.

— Вы меня слышите, мистер Шервуд?

Он нервно кивнул, облизнув в миг пересохшие губы.

— Это ведь… неправда? — вполголоса просил он, отчаянно надеясь на успокаивающий ответ.

— Не волнуйтесь. Ничего страшного не случилось. Просто у вас с вашим супругом скоро будет пополнение. — губы мужчины растянулись в улыбке, которая в полутьме незнакомого помещения показалась жуткой, и Кэссиди отодвинулся как можно дальше, замотав головой.

— Нет! Нет, нет!..

За спиной врача стояла тёмная фигура Джеральда, он смотрел неотрывно, и с каждой секундой панической реакции, его взгляд становился всё более жёстким и холодным.

— С супругом ли, — не громко, но более чем отчётливо произнес он, смотря в расширенные от страха бирюзовые глаза.

Кэссиди замер от этого короткого комментария, прозвучавшего, как унизительное обвинение. Да как он смеет?! В памяти тут же всплыли страшные картины того вечера, когда Шервуд насиловал его, болезненно вбиваясь в его тело, со злостью, с совершенно сорванным контролем. Пока, наконец, не удовлетворился. И сейчас он высказывал сомнения в том, он ли причина того, что сейчас Кэссиди трясло от ужаса при одной мысли?! Беременность от него это слишком. Слишком даже для того холодного кошмара, в который за последние пару месяцев превратилась вся жизнь.

— Да неужели?! — этот напряжённый зрительный контакт прервал громкий слащавый голос.

Дверь в помещение распахнулась, впуская две фигуры, обе из которых были Кэссиди более чем знакомы: отец и Натаниэль. Родителя он не видел со дня свадьбы, и не испытывал сожаления. Тот даже ни разу не позвонил и не поинтересовался, как его младший сын справляется с той новой жизнью, в которую они его швырнули. Потому сейчас видеть Чамберса оказалось гадко. Явился только потому что должен как-то отреагировать на то, что его ребёнок потерял сознание на глазах десятков людей. Потому что прозвучали эти абсурдные слова о «небольшом сроке». А Натаниэль — позлорадствовать и сунуть свой длинный нос в свежие сплетни, не иначе.

— Такие сногсшибательные новости! — громко продолжал отчим, буквально ворвавшись в центр небольшого помещения, в своём вульгарном костюме смотрясь сейчас более, чем неуместно. — Ты подаришь мужу наследника… как это мило! Такое событие! — его длинные тонкие пальцы небрежно растрепали волосы пасынка, и тот резко отвернулся.

На мгновение Кэссиди столкнулся взглядом с отцом, и, наверное, показалось, что его непроницаемое лицо выглядело напряжённым. Но задержаться на этой мысли он не смог. До озноба страшно, а, кроме того, безумно стыдно. Четверо взрослых стоят напротив и обсуждают его, словно какую-то вещь, Открытую, доступную, не имеющую права на то, чтобы закрыться от них и не подпускать.

— Поздравляем вас, Джеральд, — наконец, произнёс Спенсер Чамберс. Спокойно, словно говорил о какой-то сделке. — В честь этого события приглашаем вас к нам, отметить исключительно в семейном кругу.