— Что вы здесь делаете? — Кэссиди нахмурился, плотнее кутаясь в халат.
— Мистер Шервуд распорядился дать вам это, — Августин протянул ему стакан с светло-зелёной жидкостью, не меняясь в лице и не сводя взгляда. — Обезболивающее.
— Как мило с его стороны. Обойдусь.
— Пейте. Вам же будет лучше.
Кэссиди пару мгновений помедлил, а затем, поморщившись от кислого вкуса, в несколько глотков выпил лекарство. Больше сил не оставалось, и он опустился на постель, не замечая, как дворецкий удалился. Кажется, в этом обезболивающем было ещё что-то, позволившее ему забыться сном почти в ту же минуту, что голова коснулась подушки.
***
Шервуда он на следующий день не видел. И после, и ещё через один. Альфа словно избегал его. Зато Августин приходил — он каждый день приносил кислый напиток, который надлежало непременно выпить. Что это, Кэссиди догадался лишь некоторое время спустя, когда не наступило то, чего он так стыдился и боялся, представляя жуткие развратные картинки с ненавистным супругом. Ведь тогда он не смог бы сопротивляться, помня, что от абсолютного падения в первую ночь его удержала лишь та разрывающая боль. Подавители. Шервуд распорядился выдавать ему их каждый день и не желал видеть, как нечто мерзкое.
С этим препаратом он и правда не чувствовал ничего… такого. Правда, и иные мысли и ощущения ушли. Стало совершенно пусто. Как будто отобрали все эмоции и желания, и всё вокруг утратило краски. Возможно, так было лучше. Эта отстранённость помогала справиться, пережить то, что не могло пройти бесследно: смерть лучшего друга, предательство остальных, изнасилование и осознание своего полного одиночества в этом холодном чужом доме.
Кэссиди потерял счёт времени, делая всё на автопилоте, не зная, зачем и почему. Он валялся в постели, бездумно глядя на светящийся экран смартфона, ставшего теперь лишь бесполезной железкой, то и дело открывая ноутбук, в котором так же не находилось ничего важного. Никто не писал, и не хотелось это изменить. Алана нет, а на его странице дурацкие картинки со свечами и цветами, сопливые излияния Энди и заезженные фразы каких-то одноклассников и знакомых. Смотреть на это не хотелось, и Кэссиди пытался занять свою голову учёбой, но зубрёжка никогда не являлась его сильной стороной.
— Можешь ли ты рассказать мне о причинах подчинённого положения омег?
— Да, профессор Бейтс. Отсутствие контроля над своим телом. Оттого нарушение моральных и физических правил и границ. Это навлекает позор на семью, провоцирует конфликты и приводит к нежеланным последствиям.
— Кэссиди?
— Я что-то рассказал не так?
— Всё так, мой мальчик. Я вижу, ты сам не свой в последнее время. Могу ли я чем-то тебе помочь? Может, ты хочешь поговорить? — бесцветные глаза учителя смотрели пристально и внимательно, с взволнованной озадаченностью.
— Нет, не хочу. Я устал. Можно я пойду? Учить со страницы сто первой по сто десятую?
Кажется, так прошли две недели. Пустые, холодные и отстранённые. Кэссиди часто ловил себя на том, что стоит у окна, наблюдая за тем, как кружится снег за замёрзшим стеклом. Скоро весна, а весь сад особняка скрывали белоснежные сугробы. Обычно в это время года уже светит солнце и природа оживает. А сейчас всё вокруг, как нельзя лучше, подходило под настроение, оставаясь не живым.
Кэссиди уже почти направился к себе, когда знакомый голос назвал его имя, привлекая внимание, и он не заметил, как оказался рядом с дверьми кабинета Шервуда.
— …тебе ума хватило несколько дней подряд вливать в него эту гадость! Так ты только вгонишь его в могилу быстрее, чем остальных. Он не вещь и не замена, да пойми же ты! Право, Джед, я не помню, чтобы ты обращался так с кем-либо из предыдущих своих супругов!..
— Хватит, Рич. Ты явился в очередной раз читать мне мораль? — раздражённо прервал брата Шервуд.
Кэссиди прислушался, притаившись рядом. Хуже всего оказаться обнаруженным, но заставить себя отстраниться от чуть приоткрытой двери он не смог.
— Подрабатываю твоей совестью, братец. Кто же ещё напомнит тебе о том, какой ты ублюдок?
Шервуд резко обернулся на родственника, и Тейлор невольно сделал шаг назад, поспешно придавая лицу пренебрежительно-насмешливое выражение.
— Обиды прошлого? Спустя столько лет всё ещё не можешь простить мне интернат? Прискорбно. Или, может, тебя смущает, что лучшее всегда достаётся мне?
— Лучшее? Да ты послушай себя! Ты губишь всё лучшее. Кажется, это ты не можешь забыть прошлого.
— Что, думаешь, ты искуснее справился бы с этим отвратительно избалованным ребёнком?
— Этот ребёнок просто абсолютно несчастен с тобой. Только какое тебе дело до того, что из яркой индивидуальности ты делаешь бледную тень? Да и закон для таких, как ты, не писан. Ты омерзителен, Джед. Я привёз тебе бумаги на подпись.
— Как мило с твоей стороны, — Шервуд коротким жестом забрал протянутые бумаги из рук брата, а затем неприятно понизил голос. — Или же ты явился хоть одним глазком взглянуть на Кэсси? Предупреждаю: ещё один шаг в его сторону, и я сверну шею. Ему. Он — мой. По закону. И ни ты, ни кто-либо ещё не имеете права вмешиваться. Дверь внизу. Мне приказать сопроводить тебя?
— Я справлюсь, — выдержав взгляд Джеральда, отозвался Тейлор, и уже направился к двери, от которой отпрянул Кэссиди, как Шервуд окликнул его:
— Постой, кажется, мы не одни?
Кэссиди не успел отреагировать прежде, чем дверь распахнулась, и перед ним возник Шервуд.
— Подслушиваешь под дверью, милый? Как нехорошо, — одним быстрым движением супруг втащил его в кабинет, говоря с шипящими разозлёнными интонациями.
Мальчик отступил на шаг назад, поспешно переводя взгляд с одного на другого. Оказаться обнаруженным за столь неблаговидным занятием — хуже некуда! И стоять теперь напротив, глядя снизу вверх, стыдно и страшно до похолодевших кончиков пальцев.
— Ну и? Я жду объяснений, Кэссиди.
— Это случайно получилось! Я не собирался подслушивать!
— Случайно. Конечно же. — медленно повторил Шервуд с нарастающим недовольством. А затем его рука резко взметнулась вверх, и омега зажмурился, подавшись в сторону прежде, чем тяжёлая рука обожгла щёку.
— Прекрати, Джеральд! — раздался рядом голос Тейлора, и, открыв глаза, Кэссиди увидел, как тот перехватил запястье брата. — Ты совсем тронулся?
Шервуд раздражённо отнял руку, одарив Ричарда раздражённым взглядом.
— Иди к себе, — не глядя, медленно бросил он в сторону супруга. — Вечером мы едем на банкет, готовься.
***
Кто и зачем проводит приём для напыщенных представителей высшего общества, Кэссиди не имел понятия, не испытывая к происходящему ровным счётом никакого интереса. От долгой езды укачивало, и он задремал, прислонившись лбом к стеклу. Шервуд сидел рядом на заднем сидении, казалось, и вовсе не замечая, что находится здесь не один. И лишь, когда они остановились у парадно освещённого незнакомого особняка, альфа придержал мальчика за запястье, когда тот собрался выйти первым.
— Советую тебе не опозорить меня в очередной раз, милый. Улыбайся.
Шумный, заполненный множеством гостей зал оказался резким контрастом по сравнению с тишиной тёмной машины, и от этого ещё сильнее закружилась голова. Кэссиди мельком заметил улыбку на губах Шервуда, когда он, положив ладонь на его талию, повёл между обернувшихся на них людей. Уверенное, жёсткое и словно предупреждающее выражение лица альфы вызывало отвращение, и Кэссиди едва сдерживался, чтобы не скинуть его руку. Улыбайся — это простое задание оказалось невыносимо трудным к исполнению.
Фальшивые приветствия, рукопожатия, слова. Так знакомо, и каждый раз так гадко. Беседы ни о чём и натянутый смех… от этого буквально подташнивало. Кэссиди потянулся к заставленному всевозможными закусками столу, стремясь отвлечься.
— Какая встреча! Что же ты даже не звонишь и не пишешь? — раздался напротив высокий слащавый голос, и, подняв глаза мальчик столкнулся с насмешливо прищуренными глазами Натаниэля.