— Можешь сходить по нужде. — Мужчина кивнул на сомнительную перегородку, не обращая внимания на возмущённое лицо супруга и явно не собираясь никуда выходить.

— Я тебе, что, животное?! Оставь меня!

— Если я захочу, ты станешь моим дрессированным питомцем на цепи. Давай, у меня нет времени с тобой возиться.

— Так и проваливай! И ни за что, слышишь, говнюк, ни за что, я не стану прогибаться под тобой!

Реакция последовала незамедлительно: он обхватил шею мальчика сзади, резким движением пригибая к ванной, лицом в воду. Кэссиди тут же рванулся в сторону, отчаянно пытаясь подняться. Дыхание ещё не до конца выровнялось после того, как Шервуд душил в коридоре, и сейчас он в миг наглотался слишком горячей воды. Да, он сам прошептал это: «задуши», но ведь до последнего верил, что он отпустит. А сейчас — не закричать, не вырваться, не попросить.

«Я не хочу умирать! Нет, пожалуйста! Хватит! Я больше не могу…»

Реальность начала стремительно уплывать, и тут рывок назад. Кэссиди зашёлся в безостановочном кашле, выплёвывая воду, мерзко булькающую в лёгких.

— Ненавижу. Как же я тебя ненавижу. — хрипло прошептал он, поднимая глаза на невозмутимо стоящего рядом Шервуда.

— Приступай. И не вынуждай меня повторять. У тебя минута.

Это было… мерзко. Стыдно и унизительно поддаваться, пусть и не видно иного варианта. Шервуд приказал забираться в ванную. И, пожалуй, этот приказ Кэссиди выполнил с наибольшей охотой. Вода согревала, хоть и не сразу. А Шервуд стоял рядом, наблюдая.

— Мойся, чего сидишь?

От внезапного тепла не хотелось двигаться вовсе, только закрыть глаза и отключиться. Кэссиди готов был проигнорировать очередной приказ Джеральда, но тот сам склонился, выдавливая в ладонь шампунь и запуская пальцы в влажные светлые волосы. Кэссиди дёрнулся, не ожидая этого прикосновения, и недоумённо поднял глаза.

— Не прикасайся ко мне, — тихо, но отчётливо произнёс он, поймав взгляд супруга.

— Тогда сделай это сам и поживее. — В голосе Шервуда прозвучало раздражение, и он отступил назад, пристально наблюдая.

Вылезать из тёплой воды не было никакого желания, и, если бы муж не двинулся в его сторону, Кэссиди не заставил бы себя подняться сам. В руки прилетело полотенце, и, когда он вытерся, кутаясь в мягкую ткань, Шервуд задрал его лицо за подбородок.

— Не…

— Замолчи. — пальцы настойчиво удержали, и во второй руке супруга показался стакан воды. — Пей до дна.

Пахло лекарством и на вкус омерзительно горько. Кэссиди поморщился, пытаясь отвернуться, но Джеральд разжал пальцы, лишь влив пойло в его рот.

— Что это за дрянь? — вытирая губы тыльной стороной ладони, выдохнул мальчик.

— Одна из лучших наших разработок. А то ты слишком часто валяешься в постели с болезным видом. Пошли.

— Куда?..

Шервуд молча подтолкнул Кэссиди из ванной, и только у старой двери он понял, что супруг привёл его обратно.

— Нет! Только не туда! Я не хочу! Не надо!

— У тебя проблемы с памятью? Ты наказан. И ты останешься здесь на две недели, если не исправишься раньше. В чём я сильно сомневаюсь.

Толчок вперёд, захлопнувшаяся дверь и темнота. Больше никто не приходил. Ни ночью, ни утром. Только, когда он разлепил глаза, рядом обнаружилась тарелка с весьма скромной едой и стакан воды. Голоса кричать не оставалось, но до наступления темноты Кэссиди пытался. А с ней захватывали образы: Энди и Алан. С того злосчастного дня рождения и до вчерашнего дня.

Вечером Шервуд снова появился на пороге этой страшной комнаты, критически окинув взглядом почти не тронутую тарелку и кутающегося в испачкавшееся полотенце мальчишку.

— Почему ты ничего не съел?

— Я не хочу есть.

— Тогда ты умрёшь здесь медленной и мучительной смертью.

— Мне холодно.

— Если ты хорошо попросишь, я дам тебе одеяло.

— Я не стану выполнять твои извращенские прихоти, сволочь!

— Как скажешь. — Шервуд коротко кивнул и двинулся к двери, почти уже закрывая ее с обратной стороны.

— Стой! Пожалуйста! Я сдохну здесь от холода!

Джеральд развернулся, неспешно подходя и смотря сверху вниз.

— Просишь?

— Прошу…

Шервуд снова отвёл его в ванную, повторяя вчерашнюю процедуру. Правда, на этот раз Кэссиди не сопротивлялся, не пытался убежать по пути и вымылся прежде, чем муж решил бы прикоснуться к нему. А по возвращению в ненавистную комнату, в ней обнаружился матрац и одеяло.

Дни тянулись бесконечно долго, и Кэссиди казалось, он сходит с ума, или вовсе давно уже тронулся. Приступы истерики и попытки выломать эту чёртову дверь сменялись полной апатией, а затем снова. А где-то в середине недели Шервуд застал супруга у разбитого вдребезги окна с окровавленной от осколков рукой и одним из них у шеи.

— Ещё шаг, и я воткну это себе в горло.

— Ты не осмелишься.

— Спорим? А что будет, если выиграю я?

Кэссиди зажмурился, нажимая куском острого стекла на свою шею. Больно и до слёз страшно ощущать, как по коже потекла горячая кровь. Джеральд оказался рядом в одну секунду, выбивая из руки осколок и вжимая его в стену.

— Не трогай! Нет! Я не хочу так больше! Я ненавижу тебя! Твой грёбаный дом! Отпусти меня!..

Шервуд не слушал, стиснув его в своих руках и не давая дёрнуться. Кэссиди затих, обессилено уткнувшись лбом в плечо супруга.

— Ну что за глупости ты творишь? Неужели думаешь, я позволил бы тебе это сделать?

Джеральд опустился на матрас, увлекая Кэссиди за собой и беря его пораненную руку в свою. Тот не шевелился, отсутствующим взглядом смотря перед собой. За резким всплеском пришёл полный упадок, и он, словно со стороны, наблюдал, как Шервуд вынимает из кровавых порезов куски стекла, как Августин принёс резко пахнущие спиртом лекарства, как поверх ран плотно и аккуратно легли бинты.

Слуги, движение вокруг. Он не успел осознать, как оказался в ванной, согреваясь в тёплой воде. Отключало, нещадно и стремительно, настолько, что он не успел воспротивиться тому, как Джеральд сам принялся мыть его, скользя пенными ладонями по его телу. Но затем — снова эта комната, и, оказавшись на уже привычном матрасе, Кэссиди не сдержал слёз. Что бы он ни делал, как бы ни рвался отсюда, как бы ни кричал и не бился, всё заканчивалось этими опостылевшими холодными стенами. Кажется, прошла уже вечность, и кошмар стал абсолютным. То, что Шервуд называл наказанием, просто стирало его самого, и отчаянные попытки цепляться за себя прежнего, оканчивались ещё большим ощущением бессилия и безысходности.

И как они так оперативно поставили в раму новое стекло? Судя по виду, новое и непробиваемое. Эта мысль ползла смазано и абстрактно. Кэссиди задержал взгляд на окне, а затем встрепенулся, ощутив, как по его волосам и щеке прошлись горячие пальцы Шервуда, стирая влажную дорожку. Он зажмурился на несколько мгновений, а затем заставил себя открыть глаза и повернуть голову. Взгляд светло-серых глаз, неотрывно сверху вниз.

— Убирайся, — едва слышно, но со всей злостью, на которую он был сейчас способен.

Джеральд задержался на бледном лице Кэссиди, на пару секунд прищурившись, губы сжались в полоску, а затем он порывисто встал, молча закрыв дверь с обратной стороны.

На следующий день муж не приходил. И на последующий тоже, и ещё через один. Вместо него заявлялся Августин или какой-то тучный молчаливый слуга, чье имя оставалось неизвестно.

Кэссиди много спал. Наверное, от того, что сон — единственное спасение из реальности, в которой нет ни тепла, ни надежды. Хотя и в сновидения гадкие картинки проникали, навязчиво и преувеличенно ярко, так, что он, то и дело, просыпался с криками, а после снова засыпал, надеясь, что без сновидений. Энди и Алан, снова и снова, то обнимаясь, то смеясь над ним, то вовсе трахаясь на его глазах. И на фоне этого Шервуд, чьё поблескивающее красным камнем кольцо он безуспешно пытался стянуть с пальца, но оно оставляло кровавые царапины и возвращалось на место.

В эту ночь сон был странный. Сквозь него пробивались ощущения тепла и лёгких мурашек по обнажённой коже. Слишком откровенно и, в то же время, так дразняще, что Кэссиди, ещё не проснувшись, подался навстречу источнику ласки. Чужая ладонь прошлась по его груди, вниз, к животу, и мягко, но, вместе с тем, настойчиво, к члену. Он вздрогнул, нервно облизнув губы, и попытался открыть глаза, но увидел лишь темноту. Что-то мешало, и он потянулся к своему лицу, успев коснуться гладкой ткани кончиками пальцев, прежде, чем его запястье аккуратно перехватили сильные пальцы, укладывая на матрас.