— Ненавидишь меня. Да, конечно. Твоё право. Но, поверь, невинность — дело столь временное, что не стоит жалеть об этом. А сейчас я выполню твоё желание и оставлю тебя реветь в подушку в одиночестве. Но лучше поспи, — его рука прошлась по волосам мальчика, и, задержавшись ещё лишь на несколько секунд, Джеральд покинул спальню супруга.

***

Кэссиди не помнил, сколько времени он провёл во сне и как. Он не ходил в лицей, и даже думать об этом не хотелось. Не осталось связи с друзьями, а родственники — ни к чему. Было паршиво. Больно и не за чем. Там все, наверняка, уже не раз перемыли ему кости. Ведь это же Кэссиди Чамберс! Тот, кто всегда в центре внимания, кто с одинаковой лёгкостью помогал забитым новичкам и общался с последними отморозками. Кэссиди Шервуд. И это совсем другая история.

Джеральд заходил каждый день, приносил лекарства, а после по несколько минут сидел рядом, глядя на поспешно отворачивающегося всякий раз мальчика.

— Так и будешь изображать умирающего? Скоро мне может совсем наскучить эта игра. Поднимайся и приведи себя в порядок до вечера. Я хочу, вернувшись, видеть тебя за ужином.

Шервуд не дождался реакции и, положив что-то на тумбу рядом, вышел из комнаты.

Кэссиди поднял голову лишь со звуком закрывшейся двери. Рядом лежал его смартфон. И, увидев любимую вещь, мальчик тут же потянулся за ней, садясь на постели. Куча неотвеченных звонков и сообщений, напоминания об обновлениях в игрушках и социальных сетях. Он выпал из этой жизни слишком надолго, и сейчас, глядя на светящийся экран, чувствовал себя потерянно.

Алан завалил его посланиями, и в них отчётливо читался страх. А Кэссиди не знал сейчас, что ответить. «Всё в порядке»? Это слишком очевидная ложь. Врать Алану он не хотел, ведь привык делиться с ним практически всем. В памяти тут же встала картина их последней встречи. Первый и последний поцелуй. Сейчас же собственные губы казались мальчику грязными. После издевательского поцелуя Шервуда, после того, как он заставлял облизывать ту кошмарную игрушку.

Нужно бежать отсюда! От него! Без оглядки бежать! Эта мысль пришла так резко, что, поднимаясь с постели, Кэссиди придержался за стену. Но как это сделать? Кроме телефона у него нет никакой связи с внешним миром. И что происходит за пределами комнаты, он тоже не знал, уехали ли уже Шервуд или всё ещё здесь?

Мальчик закутался в мягкий длинный халат, и осторожно подошёл к двери, прислушиваясь. Тихо. Может быть, удастся осмотреться без лишнего внимания? Занятно, он уже с неделю в особняке, но так и не знает, что здесь и где. Однако, больше всего ему хотелось знать, как выбраться отсюда, и насколько далеко он сейчас от города. Интернет в комнате ловил паршиво, а это уже не самый обнадёживающий знак. Возможно, в другой части особняка дела обстоят лучше? Кэссиди спрятал мобильный в карман халата, то и дело проверяя, не определил ли тот местонахождение.

Он спустился вниз, в просторный зал, где в тот страшный день было так многолюдно и шумно. Где Шервуд играл роль, а он отказался поддержать эту игру. По коже прошёлся неприятный озноб, и омега остановился посреди гостиной, осматриваясь. Взгляд остановился на висящем над камином портрете. Тогда он не обратил на него внимания, а сейчас завис, рассматривая изображённую на нём женщину. Лет тридцати, она смотрела вперёд с некоторым высокомерием. Её можно было назвать красивой: правильные, чуть резкие черты лица, чёрные волосы в изящной причёске и светло-серые глаза в обрамлении длинных ресниц. В её облике присутствовало нечто неуловимо знакомое, и, прежде, чем мальчик успел задержаться на какой-либо мысли, позади раздался уже знакомый чопорный голос:

— Это мать мистера Шервуда и мистера Тейлора, — Августин легко кивнул на портрет.

— Она умерла? — почему он задал именно этот вопрос, Кэссиди не знал, но ведь матери супруга он ни разу не видел.

— К сожалению, да. Смерть — частый гость в этом доме. Госпожа Иветт прыгнула на скалы внизу, оставив мистера Шервуда в восемнадцать лет владельцем разорённой компании и обветшалого особняка.

— Почему она сделала это?

— Не смогла пережить смерти своего второго супруга.

— Отца мистера Тейлора? А… как же он?

— Да, верно. Мистеру Тейлору тогда было тринадцать. И годы до своего совершеннолетия он провёл в интернате.

Кэссиди ещё раз взглянул на портрет, сжав в руках не вовремя завибрировавший мобильный. Значит, Шервуд и Тейлор рождены от женщины. Это особенная редкость, и почёт. Такие дети считаются более благополучными, их с ранних лет окружает аура «избранности». Что ж, Шервуд вполне оправдывал это мнение: за столь недолгое время он смог сделать разорённую компанию передовой в стране, смог стать тем, кого уважают и боятся, и… отправил брата в интернат.

— Я вижу, вы чувствуете себя лучше? — отвлёк его от неприятных мыслей голос Августина.

Мальчик поспешно кивнул, и двинулся к выходу из зала. Оставаться здесь, напротив портрета Иветт Шервуд-Тейлор, стало неуютно.

— Распорядиться подать вам обед?

— Нет, я не голоден.

— Вам нужны силы. Мистер Шервуд будет недоволен, когда узнает, что вы продолжаете изводить себя.

Конечно же, узнает. Кэссиди одарил дворецкого не самым доброжелательным взглядом.

— Докладывать о каждом моём шаге входит в ваши обязанности?

— Пожалуй.

Мальчик раздражённо двинулся прочь. Не хотелось задерживаться в обществе Августина дольше, к тому же, он дал понять, что Шервуда уже нет дома. А, значит, это шанс убежать именно сейчас. Телефон определил местонахождение за десять километров от города. Это не радовало — значит, просто так отсюда не выбраться. Кэссиди заперся в комнате, перерывая свою школьную сумку. В ней должен быть кошелёк хоть с какой-нибудь суммой денег. И он, к радости мальчика, обнаружился.

Омега прислушивался всякий раз, заподозрив шаги или голоса за дверью, но всё же никто не осмеливался заходить, и он лихорадочно продумывал, как может выбраться из дома незамеченным. Джинсы, толстовка на меху, высокие ботинки и рюкзак через плечо — он собрался за невозможные для себя пять минут. Здесь нельзя оставаться! И образы той страшной ночи, собственные крики в ушах и лицо склоняющегося над ним Шервуда, лишь укрепляли его уверенность, что нужно бежать. Он доберётся до города, а там купит билет на ближайший поезд, неважно куда, и уедет прочь от этого страшного человека. Нужно только увидеться с Аланом.

— Такси на западный холм, дом четыре! Поскорее, пожалуйста! — выпалил он в трубку, и в очередной раз прислушался к звукам в особняке. Спокойно.

Три, два, один…

Кэссиди почти добежал до входной двери, той самой, у которой они с Джеральдом провожали гостей, прежде, чем альфа избил его, затащив в кошмарную пыточную комнату. Передёрнуло от одного воспоминания, и мальчик решительно толкнул дверь, выходя в заснеженный двор. Морозный ветер тут же ударил в лицо, выбивая дыхание, но останавливаться нельзя, и он бросился бежать. Ворота, конечно, не поддались, и, выругавшись, мальчик вскарабкался вверх, спрыгивая по ту сторону.

Такси, на удачу, подъехало в ту же минуту, и он поспешно занырнул в тёплый салон.

— Куда едем? — обернулся на него тучный водитель, окидывая изучающим взглядом.

— В город. Быстрее!

— А конкретнее?

— В нижний район.

Единственный, к кому он мог заявиться без опаски, это Алан. Тот, кто так волновался о нём, кто просил дать хоть какую-то весть. Мальчик набрал его номер, едва машина двинулась с места. Свобода! В это почти не верилось, а ощущение казалось позабытым настолько, что один лишь кислород опьянял.

— Алло! Алан? — набрав номер, воскликнул он, как только на том конце сняли трубку.

— Не совсем. Кто это? — голос, определённо, принадлежал не альфе, но был очень знаком.

— Энди? Это Кэссиди! Мне нужен Алан! Он рядом? Я приеду к нему через полчаса!

— Что стряслось-то? Ты так пропал, а теперь…

— Долго объяснять! Дай мне Ала.

— Он сейчас не может ответить, но приезжай. Ты сбежал что ли? У тебя такой испуганный голос…