— Откройте дверь, пожалуйста! Я не хочу здесь умирать! Не хочу… пожалуйста…
Попытка встать, чтобы еще раз ударить по запертой двери, не увенчалась успехом, и Кэссиди упал на пол. Подступило страшное ощущение, что из темноты на него смотрят те, кто остался здесь навсегда, и он лишился чувств, испытав очередной болезненный приступ.
***
— Кэссиди, ты меня слышишь? Очнись! Кэссиди, — его звал незнакомый мужской голос, вытягивая из пустоты, в которой хотелось остаться.
Ведь, если он откроет глаза, снова будет больно. Он уже ощущал это, и изо всех сил пытался задержаться там, где нет ничего. Но голос не унимался, а, вместе с ним, всё отчётливее становилось ощущение, что кто-то касается его лица, волос, и ладони эти очень тёплые.
Он всё же разлепил глаза, видя над собой смутно знакомое лицо: тот самый человек, чей взгляд ему так запомнился на церемонии. Он хотел сказать что-то, спросить, но при попытке пошевелиться, острой болью свело живот, и, вместо слов, он издал тихий жалобный стон.
— Тише. Не говори ничего. Всё хорошо. Главное, ты в сознании, — незнакомец провёл ладонью по его волосам, успокаивая, как маленького, и Кэссиди невольно улыбнулся.
Он понятия не имел, кто этот человек, ни имени, ни статуса. Ничего, кроме медово-карих глаз, которые почему-то показались добрыми там, в церкви. И он приводит в чувства, пытаясь успокоить. Нелепо и абсурдно, в доме его законного супруга. Почему?
Кажется, он снова провалился на какое-то время. Всё вокруг стало, как на акварельном рисунке. Блеклые краски и приглушённые тона, а голоса доносятся обрывками фраз. Он лежал в мягкой постели, пришедшей на смену твёрдому холодному полу. А тот мужчина что-то говорил, но слова получалось разобрать с трудом. С ним еще один голос, тоже незнакомый, более низкий, и, должно быть, старческий.
— Это побочный эффект… в столь юном возрасте нельзя принимать такие препараты… я сделал укол, он немного нейтрализует их действие…
Кэссиди прислушался, чтобы понять, о чем речь. Препараты? Но он не принимал ничего, кроме обычных успокоительных. Кроме чая на травах, что приносил ему Генрих. Но ведь старик не мог подсыпать ему подобную дрянь!
Он попытался открыть глаза, выбраться из этого вязкого бредового состояния, в котором едва различал, что реально, а что лишь плод воспалённого воображения. Дверь где-то поблизости хлопнула, и раздавшийся голос оборвал его попытки.
— Кажется, я просил вас, мистер Уилсон, докладывать мне лично о важных новостях, — послышался жёсткий недовольный голос Шервуда.
— Простите, этого больше не повторится… мистер Тейлор попросил меня приехать, и я…
— О, мистер Тейлор у нас в любой бочке затычка, — в голосе Джеральда послышались ядовитые интонации. — И кто же разрешил тебе лезть, Ричи?
— Только моя совесть, братец. Которой ты обделён. Накачать ребёнка своей этой дрянью и запереть в чулане на ночь. Браво, Джед, ты совершенствуешься!
— Спасибо за твои бесценные комментарии. Убирайся. Доктор Уилсон, это правда, что здесь замешан наш препарат?
— Да, мистер Шервуд. И, скорее всего, тот, что снят с производства из-за его опасности. Провоцирует усиленное желание омеги и снимает психологические барьеры. Пару лет назад был очень популярен среди…
— Шлюх, — жёстко закончил за доктора Шервуд. — Я знаю, что производит моя корпорация. Спасибо вам. Дальше я справлюсь сам.
— Справишься? Да ты даже не заметил, что он загибается. Думал лишь, как бы вставить ему поскорее.
— Это свадебная традиция, — ответ Джеральда прозвучал, как непреложная истина. — И вообще, почему ты всё ещё здесь?
— Ухожу-ухожу! А, знаешь, мальчишка молодец. Правильно сделал, что врезал тебе.
Дверь за Ричардом Тейлором закрылась. Брат? Почему-то это казалось Кэссиди невозможным. Да у них ведь даже фамилии разные! Эта мысль размазалась вместе с тем, как мужчина ушёл. Он сильнее зажмурился, стараясь лежать неподвижно, пока звук размеренных шагов приближался к нему.
— Вот мы и одни, Кэссиди. И я знаю, что ты не спишь.
Комментарий к 7. Белые простыни, красная кровь
Извиняюсь перед теми, кто, возможно, ждал от этой главы горячей НЦ. Оно будет, но чуть позже)
Глава вышла небольшая и такая себе. Но всё же надеюсь, не сильно разочаровала.
========== 8. Убеди меня ==========
Наверное, если задержать дыхание и сильнее зажмуриться, это будет слишком очевидно? Кэссиди старался выглядеть так, будто совершенно не слышит и не ощущает присутствия Шервуда рядом. Тот усмехнулся, остановившись у постели супруга и некоторое время глядя на его бледное лицо, а затем сел на край, беря холодную руку мальчика в свою. Тот подавил желание в ту же секунду отдёрнуть ладонь. Если он выдаст себя, ему придётся реагировать на этого отвратительного человека.
— Спишь, значит? — в голосе альфы слышится усмешка, и становится страшно, что он чувствует его маленький обман. — Бедный маленький мальчик, попавший к такому извергу, как я. И мне стоит сжалиться над тобой и позволить валяться здесь, вместо того, чтобы наслаждаться твоим телом? А ты не подумал, что я могу сделать это с тобой, даже когда ты без сознания? — Шервуд склонился к лицу Кэссиди, почти касаясь губами скулы с проявившимся синяком, а затем мучительно-медленно спускаясь к острому подбородку и задерживаясь у шеи.
Кэссиди изо всех сил старался сдержаться, никак не подать виду, что пробирает дрожь от одного его присутствия, от прозвучавших мерзких слов. Наверное, в этом старании помогало только то, что у него не было сил пошевелиться. Смешок раздался у самого уха, и он отстранился.
— Ты лжец, мой дорогой, — его пальцы легко прошлись по щеке Кэссиди, почти невесомо касаясь сжатых губ и поднимаясь к дрогнувшим ресницам. — И, как только ты откроешь глаза, я накажу тебя за эту ложь.
С этими словами Шервуд поднялся и, спустя пару секунд, дверь за ним захлопнулась. Кэссиди резко распахнул глаза, шумно и прерывисто выдохнув. Стереть бы все следы этих издевательских прикосновений со своей кожи, запах альфы, который словно въедался, делая грязным. Движения всё ещё давались с трудом, и было жутко холодно, даже под большим толстым одеялом.
Он лежал на широкой постели в незнакомой полутёмной комнате. Непонятно, то ли уже наступал рассвет после этой страшной ночи, то ли вновь темнело. Что теперь будет и как? Как выбраться из этого кошмара, и есть ли выход вовсе? Он всегда верил, что решение обязано быть, сам так часто говорил об этом друзьям, но сейчас было больно и страшно, как никогда. И он, испытывая стыд за эту слабость, уткнулся лицом в подушку, расплакавшись. Отчаянно и навзрыд, до нехватки дыхания, пока не настал спасительный сон без сновидений.
***
Дворецкий Августин заявился к Кэссиди через несколько дней. До того он смутно помнил каких-то незнакомых слуг, приносивших лекарства, но, возможно воспоминания об этом и вовсе являлись тем бредом, что бывает на грани между сном и реальностью. Пожилой бета бескомпромиссным движением раздвинул шторы, пропуская зимние солнечные лучи в спальню.
— Доброе утро, надеюсь, вы чувствуете себя лучше, — не вопрос, а утверждение, и тон, чопорный и заученный, Кэссиди совершенно не понравился.
Дворецкий в его представлении должен быть таким, как Генрих: заботливым, мудрым и относящимся к семье с теплотой. Этот же тип под стать особняку: холодный и жёсткий. Совершенно чужой. Генрих всегда так волновался, стоило его любимому мальчику простудиться или даже плохо спать. Сейчас, как никогда, захотелось, чтобы старик сел на край его постели, погладил по волосам, вручая какое-нибудь волшебное лекарство и позволяя позавтракать в постели.
— Мистер Шервуд ждёт вас на завтрак, — сообщил Августин, и Кэссиди нахмурился, натягивая одеяло повыше. — Поднимайтесь, он не любит опозданий.
На последней фразе он всё же не сдержал пренебрежительной усмешки. Как официально! Ещё бы приглашение в письменной форме прислал!
— Я не голоден.
— Тогда я распоряжусь на вас не накрывать. Хватит ломать комедию, не вынуждайте супруга заходить за вами лично.
