После войны начал заниматься триангуляцией под Петербургом и по всей западной окраине России. Совместно с известным геодезистом и астрономом Струве они проложили триангуляционный ряд от Петербурга до Черного моря. Данные их измерения были использованы учеными для определения размеров Земли.

Карл Иванович дослужился до чина полного генерала, был назначен сенатором, получил самые высокие награды России и многие иностранные ордена. Умер он в 1860 году на 77-м году жизни, – закончил рассказ Иван Максимович.

Андрей, как завороженный, сидел, ожидая продолжения.

– Что молчишь? – спросил его Иван Максимович, оторвавшись от планшета. – Разве я не все рассказал?

– Вы так много рассказали, что я ума не приложу, как мог человек так много сделать в жизни! – возбужденно сказал Андрей.

– Можешь мне поверить, – с усмешкой сказал Иван Максимович, как будто Андрей мог усомниться в правдивости его рассказа, – мне посчастливилось не только учиться по его учебникам, но и несколько раз видеть его в Петербурге.

– Он, как говорят у нас, наверное, в сорочке родился, – покраснев оттого, что говорит не то, что думает, проговорил Андрей.

– Хочешь сказать, что счастливый, повезло человеку? Согласен, случай помог ему найти себя. Его природный талант не скинешь со счетов, тоже верно, а все же главное, дорогой Андрюша, в его усердии, целеустремленности, которую до встречи с землемерами некому было заметить в захолустной деревеньке. Талант – дело хорошее, как я сказал, но нужно непременно найти ему применение и развивать. Если успехи Карла Ивановича отнести только к удаче, то без труда и талант бы не помог, таких случаев в жизни немало бывает. Но возьми другой пример, с Михайлой Ломоносовым, который великим трудом таланту своему дорогу проложил. Слышал, небось?

– Буду и я надеяться, что встреча с вами – это моя удача, – рассмеялся Андрей, – только вот найти свой талант мне пока не удалось.

– Не всем суждено стать Ломоносовыми, не одними ими земля живет, хотя и без них земля жить не может, – посерьезнев, сказал Иван Максимович, – обрети надежду, подкрепи ее усердием – и успех будет, ты малый смышленый и настойчивый. Дерзай, юноша! Что касается случая, то его из участия исключать нельзя. А предстать он может в виде встречи, и человеком, и прочитанной книгой. Опять же нужно желание им воспользоваться.

Через несколько дней капитан зашел в канцелярию и сказал, чтобы Андрей пришел к нему при первой возможности.

– Все в порядке, юноша, – весело отозвался Иван Максимович на его «здравия желаю, ваше благородие», – получил я намедни все, что просил.

– Я не знаю, как вас отблагодарить.

– Будем считать так, что в знак благодарности ты добьешься права быть военным топографом и достойно заменишь меня. Мне прислали программу военной прогимназии, нужную литературу и даже совет по нашему с тобой делу, как поступить. Вкратце еще раз разъясняю, – начал Иван Максимович, прохаживаясь по комнате, глиняный пол которой был устлан толстым слоем степных трав с вкраплениями последних осенних цветов с терпким запахом увядания. – Самостоятельно готовишься и сдаешь экзамен за курс военной прогимназии. После этого подаешь рапорт в военное ведомство с просьбой зачислить тебя на военную службу вольноопределяющимся.

На военную службу тебе рано или поздно придется идти, так в этом случае ты идешь на нее со смыслом для себя. Будучи зачисленным, ты будешь иметь право на сокращенный срок службы, он короче, чем у прочих рядовых, и сможешь сдать экзамен на офицера запаса. Что в этом варианте важно еще? Ты обретешь право на льготы для поступления в Военно-топографическое училище. Ясно?

– Более чем ясно, – растягивая слова и потирая ладонью лоб, как бы призывая свой разум к предстоящим свершениям, которые мало назвать трудными, ответил Андрей на вопрос Ивана Максимовича.

– Попытка не пытка, как говорят, а учиться тебе все равно нужно. Вот и начинай прямо сегодня! – резюмировал тот.

В скором времени к Ивану Максимовичу приехал его начальник принимать работу по рекогносцировке.

Андрей так привык к Ивану Максимовичу, что провожал его, как своего родного отца. Капитан оставил Андрею свой адрес и просил писать, не стесняясь.

Удивительная штука – время. Оно может так медленно тянуться, что изматывает человека. Андрей понятия не имел об этом зле, у него время неслось, как рысак Деркульского конезавода. Переписки по этим рысакам уйма, все дни этим заняты. К его счастью, есть еще длинные осенние вечера с дождями, снегами, когда сидеть дома за учебниками одно удовольствие. Зимой немного хуже. В морозный вечерок, когда падает такой мягкий, белый снежок звездочками, да если это еще и в ночь под Рождество, когда на улице голосистый перезвон во тьме висит, очень-очень трудно усидеть дома за книжкой.

Набежала ватага ребятишек и девчат под окна. Андрей думает: «Делать им нечего, колядовать непременно надо! Все бы ничего, отбился бы, если бы Анютка с подругами без спроса в хату не ворвалась. Натянули мне на плечи тулупчик, шапку в руки всунули и выволокли на стужу. Хорошо, что еще одеть не забыли, и на том спасибо. А что один против ватаги сделаешь? А что делать весной? Сама жизнь заново рождается, и такое время упустить? Не увидеть? Хоть закрывай, хоть не закрывай окна, а от весны не закроешься ничем, когда она в самом человеке гнездится».

Дни полетели чуть ли не быстрее перелетных птиц, спешащих на север, чтобы не упустить время короткого лета. Андрею тоже никак нельзя упустить время. Не видеть ему лета в этом году, осенью экзамены, а там что-то еще более неизвестное, а потому и страшное.

– Не робей, Андрюша! – напутствовал все тот же неутомимый, совсем постаревший, но еще не утративший присущего оптимизма учитель, когда он пришел к нему с просьбой еще разочек погонять по тригонометрии. – Знания у тебя крепкие, думаю, что еще вместе порадуемся твоим успехам. В добрый путь!

В конце декабря 1877 года Андрей, получив в своей канцелярии выписку по приказу из Главного управления государственного коннозаводства, простился с товарищами и отбыл из Деркула в столицу.

Морозом встретил Санкт-Петербург Андрея. Желающих сдавать экзамены в 3-й Петербургской военной гимназии было много. Гимназия должна была обеспечить претендентов помещениями для проживания и занятий, необходимой учебной литературой.

Мало сказать, что Пастухов, как и все, волновался, идя на первый экзамен. Это не то слово. Стоял вопрос: «Быть или не быть?» И не риторический смысл был в этом известном изречении, а смысл дальнейшей жизни. Волновался он, идя и на второй экзамен, да так и до последнего. Вздохнул свободно, захватил полную грудь ледяного воздуха, когда вышел из гимназии в день получения аттестата. Только бы радоваться, а тут какая-то опустошенность внутри.

«Завтра снова волнения, нужно нести рапорт в военное ведомство, а как там посмотрят, поди угадай, какой подвох кто-нибудь замыслит».

– Ну-с, господин Пастухов, – посмотрев на Андрея с миной добродетели процедил писарь канцелярии, кривя губы в улыбке, больше похожей на гримасу пренебрежения и протянул ему выписку: – Позволь тебя осчастливить, ознакомить с приказом.

В приказе значилось, что с 28 января 1878 года Андрей Пастухов определяется на военную службу в Корпус военных топографов, с зачислением топографом рядового звания на правах вольноопределяющегося в учебную команду военных топографов.

– Господин губернский секретарь! – Андрей еще при первом посещении канцелярии был поставлен в известность самим писарем о чине, чем было дано понять посетителю, что здесь фамильярности нет места для таких, как он, провинциальных парнишек. – Позвольте узнать, что это за «учебная команда»?

– Учреждена в прошлом году, – не поднимая головы от бумаг, буркнул писарь, – комплектуется ее штат, занятия начались.

После паузы, как будто предстояло сказать что-то очень важное для стоящего перед ним почти сверстника, он изрек, что, согласно статье 25-й «Положения о Корпусе военных топографов», топографам рядового и унтер-офицерского звания, состоящим на действительной службе, не разрешается вступать в брак.