Выждав еще немного, старший тихо сказал:
— Бежим…
И они одновременно сорвались с места. Златовласые, что окружали феанорингов, расступались перед ними, не препятствуя братьям в их бегстве. Сердце в груди Маглора колотилось даже сильнее от быстрого бега, чем несколькими мгновениями ранее, когда пришлось в который раз за эти дни мысленно проститься с Эа. Он только сейчас ощутил, каким горячим успел сделаться сверток с камнями, который он все это время крепко прижимал к груди.
Лошадей гнали так, как будто за ними гнались с дюжину валараукар. Волосы растрепались от скачки. Кожа на лице обветрилась от холодного, колющего встречного ветра. Кончики ушей горели не то от холода, не то от внутреннего жара. Маглор ни на что не обращал внимания. Все его мысли сосредоточились на горячих, обжигающих своим жаром, камнях, которые он положил в кожаный чехол, прикрепив его спереди к поясу.
Кано не мог поверить: они с Нельо живы, даже не ранены, и камни у них, здесь, в этом кожаном кармане. Он то и дело касался чехла, ощупывал его, чтобы в который раз удостовериться, что они действительно были там.
Опьяненные нежданным освобождением, они ехали, сами не зная, куда, лишь бы отдалиться на как можно большее расстояние от лагеря майар Эонвэ.
Внутри у Маглора бушевала буря. Чувства и мысли скрутились в один плотный ком, и невозможно было выделить, различить какую-либо четкую мысль или чувство. Все вокруг казалось нереальным. Сознание того, что наконец-то Клятва исполнена, вызывало желание рыдать от горечи и, одновременно, от невероятного облегчения. Этот груз, раздавивший их феар, этот огонь отцовской ненависти к Валар, Мелькору и всему миру сжегший их души дотла, этот рок, ввергнувший их в кровавую пучину, теперь не довлел над ними. Клятву они сдержали. Он не подвел отца, как и обещал, глядя в его сине-серые, глубокие как океан, глаза, мерцавшие красноватым светом.
С рассветом остановились. Лошади не могли продолжать путь. Конь Маглора громко ржал и взбрыкивал, чувствуя спиной горячие камни за пазухой своего седока.
Нельо почти упал с коня, не в силах держаться на ногах, и тут же лег, растянувшись прямо на земле. Он лежал, сглатывая, закрыв глаза, тяжело дыша. Маглор слез с лошади и подошел к старшему, ощущая, как от жара камней постепенно тлеет кожа кармана, в котором они лежали.
Неимоверная усталость обрушилась на обоих, словно они провели двое суток в непрерывной схватке с врагами. Сделалось зябко. Черная пыль облаками носилась над черной же поверхностью земли. Из глубоких расщелин-шрамов на земном теле валил едкий пар. Ни одной живой души не было рядом на многие лиги вокруг. Лишь безмолвие было тем, что окружало их с Нельо в этой черной пустыне.
— Нельо, вот вода, — Маглор сел рядом с братом и, сделав несколько глотков из своей фляги, протянул ее брату.
Тот тоже сделал несколько больших глотков и снова закрыл глаза, оставаясь в том же положении, распростертым на земле, будто сраженный случившимся.
— Где они? — вздохнув, хрипло спросил он через некоторое время.
— Здесь, — ответил Кано, видя, как истлел кожаный мешок, и камни остались лежать на земле. — Не прикасайся… Они сожгут тебя…
Светло-голубые, чуть продолговатой формы, сияющие бело-голубым светом идеальных граней, освещавшим все вокруг, на вид они казались холодными, несмотря на дым, исходивший от них. Маглор видел и чувствовал — сильмарилы были так горячи, что земля под ними не выдерживала, тут же начав гореть.
«И это они были в железной короне Врага…» — подумал он. Невозможно было поверить, что те самые недостижимые сильмарилы, украшавшие собой железный венец Моринготто, теперь мирно поблескивали среди черного песка и серого пепла.
Нельо поднял голову и приподнялся на локтях, глядя на камни.
— Теперь все, да, Кано? — голос его показался чужим.
Маглор тяжело вздохнул и покачал головой. Он озяб. Хотелось придвинуться ближе к брату.
Старший сел рядом, не сводя взора с камней. Маглор взглянул в его перепачканное брызгами крови и черной пылью лицо. Кожа под слоем грязи была розовато-белой, как и прежде, прозрачной, идеальной. Растрепанные встречным ветром во время скачки волосы под слоем пыли чуть потускнели, но тоже были все те же — его темно-рыжие, с медно-красным отливом гладкие, роскошные, волнистые волосы. Губы старшего запеклись, покрылись коркой, но все же были такими же красивыми. Глядя на его губы, Маглор вспомнил, как однажды, проходя мимо палатки Нельо во время одной из охот, часто устраивавшихся в дни бдительного мира, услышал влажный звук поцелуев и почти физически ощутил совершавшиеся внутри движения. Кано знал, кого в тот вечер старший целовал этими губами…
Нельо был таким, каким был всегда, и все же, что-то, казалось Маглору, изменилось в нем невозвратно. Он щурился от частиц пепла, витавших в воздухе и едкого дыма, что поднимался из открытых ран на теле Эа. Кано тоже щурился, чувствуя, что не может пошевелиться от усталости. Глаза его закрывались сами собой, тело и разум отказывались повиноваться, и в какой-то миг он понял, что падает в глубокую пучину тяжелого сна.
========== 18. Расплата ==========
Крик страдания, отчаяния и нестерпимой боли сопровождал его неспокойный, мучительный сон, усиливаясь и эхом отдаваясь в ушах. Маглор не понимал, откуда слышался этот страшный по своей силе крик, заставлявший воздух кругом колыхаться, излучая ощущение безысходности и страшного горя.
«Что это?! Кто?!» — спрашивал он себя во сне, и все не мог определить, откуда доносится этот перешедший в сотрясшее его феа злобное завывание, почти звериный рев.
Наконец, с трудом разлепив веки, Маглор пришел в себя и тут же вздрогнул, осознав, что слышимый им во сне крик существовал и в реальности — многократно усиленный, надрывный, переходящий в захлебывающийся завыванием плач.
Не помня себя от тревоги, Маглор вскочил на ноги. За то время, что он спал, дым из близлежащей глубокой расщелины успел окутать окрестную пустыню. Ветер стих. Вокруг него был серовато-белый густой дым. Он напоминал туман, стелющийся в низинах равнин и у подножия Долмед холодными зимними утрами.
Кано побежал на крик, вытянув вперед руки и напряженно всматриваясь в плотную дымовую завесу, которая начинала окрашиваться в красновато-коричневый цвет по мере того, как он приближался к взрытому краю рваной раны на теле Эа.
Внезапно снова подул ветер, и окружавший Маглора дым постепенно начал рассеиваться. Впереди, совсем близко, он тут же разглядел силуэт, темнеющий на самом гребне расщелины, из глубин которой поднимался, вместе с дымом ярко-красный свет, исходивший от тихо шипевшей далеко внизу, на дне, расплавленной лавы. Старший стоял на коленях, согнувшись у самого края огненной бездны. Его волосы, подсвеченные исходившим из земных недр ярко-красным светом, казались огненными и развивались, скрывая от Маглора лицо главы Первого Дома.
— Нельо! — что было сил, закричал Маглор, пытаясь карабкаться вверх по каменистому склону гребня.
Он старался не упустить из виду очертания высокой худой фигуры брата, а потому то и дело цеплялся за ненадежные, рассыпавшиеся в прах под его пальцами, выступы и рытвины, скатываясь вниз.
— Не-е-е-т! — дико и хрипло, словно загнанное животное, снова закричал тот.
От нового надрывного крика у Маглора затряслись ноги и руки.
— Не приближайся! Не смей! — Маэдрос медленно поднялся на ноги и повернулся к брату.
Только тогда остолбеневший Маглор увидел, что в левой руке Нельо сиял голубым светом один из сильмарилов.
— Нельо… — глядя на брата широко распахнутыми глазами, в которых, при виде выражения лица старшего закипели слезы, прошептал Маглор.
Такое выражение лица у Нельо он видел до того лишь единственный раз, когда на их глазах свирепый валарауко с силой втаптывал в дымившуюся землю изломанное, искалеченное тело кузена Финьо, превращая его в кровавое месиво.
