========== 7. Tinn-Till-Silmarill ==========
Комментарий к 7. Tinn-Till-Silmarill
Tinn-Till-Silmarill это можно перевести как “Блик-Блеск-Сияющий”
“Сияющие жемчужины” - на квенья Silmarilli, соединение слова Sill (Till) - сиять и marilli - жемчужины.
“Тилль” - так произносили изначально - “Териндэ”, “Тилльмарилли”. “Th” перешло в “S” позже, уже в последние годы жизни народа нолдор в Амане.
Эта история в свое время наделала шуму при дворе Владыки нолдор, хоть Феанаро совместно с Нэрданель, Нолдараном, Арафинвэ и старшим арафинвионом и старались ее замять. Внимание гостей, сразу же после недолгого замешательства, отвлекли от произошедшего последовавшие веселые танцы, щедрые угощения, от которых ломились столы в высоких и светлых залах, и лившийся рекой мируворэ.
Посреди обильного пиршества Финвэ объявил, что во время следующего смещения света Древ гости смогут наблюдать праздничный фейерверк. Члены королевской семьи подчеркнуто делали вид, что ничего особенного не произошло и всячески избегали, словно сговорившись, обсуждения подробностей того, чему были свидетелями все приглашенные, с кем бы то ни было.
Ничего не понимавший, словно впавший в беспамятство, Морьо был почти сразу же уведён одним из его доверенных друзей — Тиаро, на принадлежавшее ему в тот час Лаурелина место рядом с Илиссэ, с которого не вставал более в течение всего праздника.
Финвэ, заметивший в какой-то момент, что сидящий рядом старший сын медленно поднялся с места, и кипит гневом, собираясь броситься к танцующим посреди залы внукам, схватил, словно сдавив железными тисками, руку Феанаро чуть ниже плеча и не отпускал, удерживая сына рядом с собой, пока Артанис не скрылась из виду за дверями залы.
Подошедший в этот миг к трону Нолдарана младший из сыновей взирал на отца и сводного брата непонимающим потерянным взглядом и часто моргал, озираясь вокруг.
— Я что-то пропустил, Куруфинвэ? — строго спросил Нолдаран у старшего из сыновей, медленно отпуская плечо Феанаро, — Чем ты так встревожен?
Из ноздрей Пламенного Духа от клокотавшей внутри него злобы уже готов был пойти дым.
— Ты все пропустил, отец… — ответил он, задыхаясь от возмущения.
— Успокойся, мой Великий Искусник, — похлопывал его по плечу Финвэ, — Расскажи мне, в чем дело?
«Ни один волос не упадет с головы той, чьих волос золотое сияние вложу я в сердца трех камней. Пока живут, блистая ее светом, камни, она будет жить, и цвести, и сиять, словно майский полдень. Ни ложь, ни наветы, ни меч, ни стрела, ни змеиный огонь, ни морской шторм, ни черная тоска и ничто другое не будут страшны ей. Никакое зло не приблизится к ее роа, не заставит померкнуть ее красу, не погасит света ее феа, пока камни эти пребывают в мире Арды!» — таковы были слова, произнесенные Великим Мастером, когда он завершал работу над тремя кристаллами-самоцветами.
Вслед за этими словами он произнес магическое заклинание, которому его научил Мелькор, призванное приворожить навсегда сердце Артанис к нему — создателю чудесных камней, вложившему в них частицу ее света.
Долго и кропотливо трудился над созданием трех волшебно-прекрасных камней Мастер Феанаро. Он работал в своей подземной мастерской, совершенно один, не слушая ничьих советов, многие дни он провел там, не видя света Древ, позабыв о пище и потеряв чувство времени.
Работа требовала верности руки и глаза. Мастер хмурился от напряжения, щурясь, сдвинув брови. По вискам медленно стекали капельки пота, ноги его затекли. Подолгу приходилось оставаться, стоя в одном положении, производя манипуляции с заготовками будущих мерцающих неземным светом, скрытым в их глубине, самоцветов.
Никому не было позволено тревожить покой Пламенного Духа в те дни, когда создавались они. Ни супруга, ни сыновья, ни даже сам Нолдаран не смели беспокоить его.
Затворившись в своей мастерской, наглухо закрыв ставни единственного маленького окошка под потолком, заперев дверь на засов, Мастер работал при свете нескольких зажженных светильников.
Когда же работа его была, наконец, завершена, Феанаро, силы феа и роа которого были на исходе, вдруг ощутил необъяснимый прилив никогда прежде не изведанного чувства счастья. Эйфория накрыла его с головой и, успев дойти до кресла, Пламенный Дух рухнул в него, будучи уже без сознания.
Первое, о чем подумал Феанаро, открыв глаза, были камни. Он все еще полулежал в своем кресле, и единственным его желанием в тот миг было увидеть эти бесценные сокровища. Поднявшись, Мастер дошел до бочонка с водой, бывшего в мастерской. Он зачерпнул ладонью воду, чтобы сделать несколько глотков, затем плеснул себе в лицо.
Они лежали, скромно поблескивая в царившей в мастерской полутьме, на его рабочем столе, среди разбросанных по нему инструментов, на слое сложенной в несколько раз мягкой ткани его рубашки. Феанаро осторожно приблизился, разглядывая их, вытянув вперед шею. Три больших, совершенно одинаковых, полупрозрачных жемчужины, светящиеся изнутри голубовато-белым светом.
«Сияющие жемчужины!*» — подумал Феанаро и залюбовался ими.
Мастер долго стоял перед столом, не в силах отвести глаз от своих новорожденных творений. Ему казалось, в них соединилось все самое прекрасное, самое исключительное и чудесное. Лишь они одни отныне были его единственной отрадой и любовью…
Жизнь семьи третьего сына Финвэ в Альквалонде, после возвращения со свадебных торжеств, проходивших в столице нолдор, начинала входить в привычное, спокойное и безмятежное русло. Глава Третьего Дома всячески избегал разговоров на тему произошедшего на празднике между его жемчужиной и четвертым сыном Феанаро.
Ни единым словом, ни взглядом он не напомнил дочери об увиденном там, и запретил делать это сыновьям и жене. Сейчас Нэрвен нужно было время, чтобы собраться с силами, оправиться и обрести вновь гармонию феа. Когда придет момент, она сама захочет поговорить с ним об этом и все расскажет обожаемому отцу, а если и не захочет, а просто переживет все внутри себя, ничего, главное — чтобы малышка Артанис не страдала еще и от его назойливых расспросов.
Она, как ни странно, была самой мужественной и сильной среди всех его детей. Братья не могли похвастаться выдержкой, умением владеть собой и силой воли, присущими Нэрвен. С самого раннего возраста малышка жила, участь сознавать огромную ответственность, которую накладывал на нее дар предвидеть будущее. Арафинвэ не знал, почему его жемчужине достался этот дар, но его наличие заставляло отца гордиться ей еще больше.
Привычно устроившись с ногами на любимой кушетке в своей гостиной, Арафинвэ, укрылся покрывалом и в очередной раз перечитывал «Сказание о Первых Днях», размышляя над судьбами народов ваниар, нолдор и тэлери. Думал он и о Валар, майар и самом Едином, что скрывался где-то от их взора, предпочитая быть всегда в тени, невидимым, но при этом неусыпно наблюдая за ними и направляя их в делах и поступках. Мысль о том, что все в мире Арды происходит по воле Илуватара, заранее знающего все, что должно случиться в будущем со всеми ними, заставляла младшего финвиона чувствовать себя слабым и беспомощным.
Вошедший в гостиную старший сын прервал его раздумья.
— Отец, я еду в Тирион, — скороговоркой произнес Инголдо, — хочу отвести деду рукопись моего трактата «Об основах мироздания», он просил ее почитать, когда я закончу.
Арафинвэ вздохнул и опустил взор в свою книгу.
— Езжай, конечно, и передай отцу мой привет, — он не знал, что сказать.
Частые отлучки Финдарато в столицу нолдор беспокоили его. Младшему финвиону хотелось поговорить с сыном об Амариэ, что уже давно ходила в невестах Инголдо, но он не знал, как подойти к этой теме, чтобы не обидеть сына и не создать у того впечатления, будто он пытается давить на него.
