— Непременно! — просиял старший, — Пойду, попрощаюсь с остальными! Я думаю пробыть у деда несколько дней.
— Послушай, — неуверенно начал его родитель, — а не привести ли тебе как-нибудь твою невесту погостить в наш дом на несколько недель? — сказал он с самым невинным видом, — Она бы познакомилась со всеми нами, искупалась бы в море… Ведь ей предстоит когда-нибудь переселиться в Альквалонде. Что скажешь?
Финдарато уже набрал в легкие воздуха, чтобы ответить, но в этот миг в распахнувшихся с грохотом дверях возникла высокая фигура Нэрвен в серебристо-белом одеянии. Лицо ее было встревоженным, глаза лихорадочно блестели, на щеках рдел яркий румянец. Казалось, дочь Арафинвэ не в себе.
— Отец! Я должна ехать в Тирион! — объявила Артанис, решительно врываясь в гостиную.
— Милая моя, — Арафинвэ вскочил с кушетки, отбросив покрывало и книгу, — Что с тобой?! — коснувшись руки дочери, финвион ощутил, насколько она была горяча.
— Оставь меня, прошу, — Нэрвен мотала головой, стараясь высвободить руку, — Я должна ехать к нему!
— Жемчужина моя, — попытался обнять дочь за плечи Арафинвэ, — О ком ты говоришь?! — слегка встряхнув Артанис, вопрошал ее отец, испугавшийся, как бы любимая дочь не наделала еще больших глупостей, скрыть которые от досужих сплетников будет гораздо сложнее.
— Я еду к Феанаро, отец! Я не могу жить без него… — произнесла вдруг побелевшими губами Артанис, глядя блестящими глазами в расширившиеся от ужаса глаза младшего сына Финвэ.
За прошедшие со свадьбы и переселения в приготовленный для них дом в центре Тириона недели Морьо неплохо успел изучить привычки молодой супруги. Илиссэ нравилось подолгу оставаться в постели, нежиться под слоями покрывал, спать по много часов. Пищу она тоже любила принимать, сидя в их с Морьо широкой кровати.
Отец ее был одним из приближенных деда Финвэ, поэтому выросшая в достатке Илиссэ привыкла быть окруженной многочисленными служанками, готовившими еду, наводящими порядок в комнатах, убиравшими постель, омывавшими и натиравшими ароматными маслами ее красивое тело, шелковую, нежную кожу, а затем одевавшими их госпожу в дорогие одежды, приличествовавшие новому для нее статусу принцессы нолдор.
Лежа рядом с ней в постели, среди скомканных в беспорядке простыней, покрывал и подушек, Карнистиро, прикрыв глаза, прислушивался к ее дыханию, шороху покрывал, создаваемому ее движениями во сне, и доносившимся сквозь приоткрытое окно спальни звукам с улицы.
Подумав о том, что чем больше они это делают, тем больше хочется сделать это снова и снова, он потянулся к жене, почувствовав тепло ее тела, стаскивая с нее покрывала и простыни, охватывая ее. Морьо придвинулся вплотную, крепко сжимая съежившуюся в его объятиях Илиссэ. Она вздрогнула, когда почувствовала его, но не вскрикнула, только крепко зажмурилась и вдруг прошептала:
— Еще… еще, еще…
И тут же обвила его торс тонкими руками, выгнув шею. Привычная выдержка изменила ему от этих слов и атмосферы душной, теплой неги, которую создавала в их спальне его супруга.
Оба окна были плотно занавешены тяжелыми непрозрачными занавесями. В комнате по углам курились пряные благовония. Среди перин и покрывал было жарко.
Взбудораженный ее голосом и тесными объятиями, Морьо исступленно двигался, вдруг заметив, что она отпустила его и прикусила запястье, чтобы не закричать. Чувствуя приближавшуюся разрядку, феанарион содрогнулся всем телом, еще сильнее прижимая к себе Илиссэ и хрипло зарычал, утыкаясь лицом в ее шею, задыхаясь.
Через некоторое время, пребывая еще в состоянии полудремы, Морьо попытался рукой нащупать хотя бы нижнюю рубаху среди вороха их с Илиссэ смявшейся одежды, разбросанной по постели и на полу перед ней. Хотелось отправиться справить все естественные нужды, и мучила жажда. Вставать, однако, не хотелось совсем. Морьо был без сил. В голове чувствовался какой-то словно бы туман, даже думать не хотелось ни о чем. Опустошение, которое он ощущал внутри, было всеобъемлющим, как телесным, так и духовным.
Кое-как отыскав штаны, Морьо с трудом натянул их, поднялся с постели с полузакрытыми от изнеможения глазами и, пошатываясь, отправился к цели своего пути. Возвращаясь обратно в спальню, феанарион зашел на кухню, представ, как был, в одних тонких штанах, находившимся там служанкам своей супруги.
Карнистиро жмурился от лившегося из окон света, длинные черные волосы его были растрепаны, он потирал переносицу, силясь собраться с мыслями.
Ему подали воды, которую он залпом выпил из кувшина, не наливая в предложенный стакан. Капли, не попавшие в рот, стекали по шее на грудь и живот Морьо.
Усилием воли ему удалось заставить себя одеться, завязать в хвост на затылке непослушные волосы, надеть сапоги, опоясаться ремнем и в таком виде вывалиться на улицу. Свежий воздух подействовал благотворно, постепенно проясняя разум, а ходьба помогла его поступи приобрести уверенность.
Ноги сами несли его к главному проспекту, в конце которого, в сердце Тириона, стоял дворец их деда. Подумав о том, что пребывание в знакомой обстановке стен жилища деда Финвэ поможет ему почувствовать себя лучше, Морьо направился туда.
Внуков Финвэ пропускали беспрепятственно, не задавая вопросов, внутрь дворцовых стен, и Морьо теперь шел под колоннадой внутреннего двора, залитого серебряным светом, в центре которого был разбит небольшой сад с аккуратно подстриженным газоном и насыпными дорожками, разыскивая деда и соображая, где тот может находиться в этот час.
Уже на следующий день после того, как Мастер Феанаро завершил работу над самым славным из своих творений, к нему в приемную, где финвион отдыхал после семейного ужина, рассматривая камни, явился неожиданный гость.
На этот раз Мятежный Вала предпочел материализоваться прямо из воздуха посреди комнаты, избежав, таким образом, встречи с прислугой и домочадцами Пламенного Духа. Его появление сопровождалось легким потрескиванием, желтоватыми искорками и расплывшимся по комнате голубоватым дымом.
— Привет тебе, Великий Мастер! — произнес Мелькор, распахнув полы длинного темно-синего плаща и делая шаг в направлении стола, за которым сидел Феанаро.
— Что тебе нужно? — нахмурился финвион.
— Всего лишь поздравить тебя с победой, — широко улыбнулся Мятежный, — Камни, я вижу, получились даже прекраснее, чем я ожидал, дева Артанис скоро прибежит к тебе и сама станет умолять взять ее в жены, — он сладко зажмурился.
— Что ж, если так, — заговорил Феанаро, убирая камни в ларец, — я благодарен тебе за совет и приглашу тебя на свадьбу, — он выпрямился во весь высокий рост, встав из-за стола.
— С удовольствием принимаю! — воскликнул Мятежный, — Но разве я не заслужил небольшого подарка за мои старания? — он насмешливо прищурился.
— Подарка? — непонимающе нахмурился Пламенный Дух.
— Разве нет? — переспросил снова Мелькор, — Эти три премилых жемчужины ты можешь отдать мне, ведь в твоих руках окажется другая жемчужина, та, прекрасней кого не найти…
— А не ты ли говорил, что эти камни я должен отдать Валар, чтобы те разрешили мне отплыть с Артанис в Эндорэ? — грозным голосом спросил его хозяин дома.
— Валар? Ты забываешь, что я тоже один из них, — ласковая улыбка тронула его губы, — И я не только разрешаю тебе покинуть Аман, я помог тебе, наставив на истинный путь. У кого еще ты хочешь спрашивать разрешения? Уж не у моего ли младшего братца и кучки его прихвостней? Это также нелепо и абсурдно, как если бы народ должен был слушаться приказов твоих сводных братьев, признавая их владыками нолдор, а тебя низвергнуть до уровня их прислужника! — воскликнул Мелькор.
— Все знают, что ты пал в глазах Единого и остальных Валар, поэтому и был низвергнут, — отвечал Феанаро, прижав к груди ларец с камнями.
— Кто такие Валар, чтобы ты — Великий Мастер и будущий Владыка нолдор спрашивал у них разрешения, что делать? — спокойным тоном парировал Мелькор, — Подумай? Они держат вас здесь, словно овец в загоне, словно слепых рабов, которыми можно понукать, а искусство и талант которых можно использовать в своих целях, пока в землях Эндорэ жизнь течет привольная. Там квенди, свободные от диктата этой кучки ленивых и жадных поработителей, живут себе, наслаждаясь бесконечными просторами тех земель и полнейшей свободой. Ты сам знаешь, что Манвэ — король рабов, а другие ему под стать, только не такие слабые и безвольные, — он загадочно улыбнулся одними губами.
