Он бы еще долго мог простоять вблизи сцены рядом с Мухаммадом в собравшейся вокруг них толпе, если бы не почувствовал позади себя странное движение. В следующий миг его ухо обожгло горячечное дыхание:
— Привет, малыш! — выдохнул ему в шею чей-то низкий и показавшийся отдаленно знакомым голос.
Омар повернул голову и обомлел: прямо за ним, совсем близко, почти касаясь его сзади, стоял Тарик. Он изменился за те годы, что они не встречались. Но пристальные, исступленно глядевшие глаза остались прежними, как и ухмылка тонкогубого рта.
— А ты повзрослел, — улыбнулся ему Тарик, заговорщически поведя бровью. — Кое-кто очень близкий тебе желает взглянуть на своего Омара… Он попросил меня проводить тебя к нему…
Омара мгновенно бросило в жар. Сердце гулко заколотилось в груди от сильнейшего волнения. Дыхание перехватило. Он открыл рот, чтобы говорить, но слова как назло застряли где-то посреди горла, а язык отказывался повиноваться. Безмолвно глядя на Тарика, Омар стоял с приоткрытым ртом, пытаясь хотя бы вдохнуть спертый влажный воздух, когда почувствовал, что в левый бок его уперлось что-то холодное и твердое.
«Пушка!!!» — сверкнуло в голове Омара.
— Не вздумай делать глупости, малыш, — доверительно прошептал ему Тарик. — Иначе может случиться что-нибудь нехорошее, чего не хотим ни ты, ни я… Следуй за мной, — тут же приказал он, схватив Омара чуть выше локтя и потянув прочь из толпы.
На негнущихся ногах Омар пятился, отдаляясь от не заметившего этого Мухаммада. Все произошло почти мгновенно. Тут же на его место встали другие желающие увидеть поближе танцующую Сафию. В то время как самого Омара уводили в сторону ведущей на верх лестницы, что была в холле сразу за длинной, облицованной мраморными плитами, барной стойкой.
У лестницы их дожидались двое подручных Тарика, которых Омар видел впервые. Они же, как ему показалось, были о нем наслышаны, потому что при его появлении тут же принялись глумливо улыбаться. Времени, однако, никто из них не терял. Они тоже были вооружены и, схватив его, больно скрутили руки у него за спиной. Омар шипел и корчился от боли. Хотелось закричать, что есть мочи «На помощь!», но Тарик успел бы застрелить его и скрыться в поднявшейся за этим суматохе. А потому переживавший шоковое состояние Омар интуитивно решил продлить агонию сколько возможно и шел, то и дело спотыкаясь, по ступенькам в мансардный этаж, сопровождаемый Тариком и его головорезами.
Их путь был недолгим. Поднявшись по лестнице, они прошли по освещенному точечными светильниками коридору и остановились напротив двери, что находилась в самом конце. Тарик отрывисто постучал особым стуком.
— Входите! — раздалось из-за двери.
Омара буквально втолкнули во внезапно открывшуюся дверь, которую вскоре захлопнули. Последнее, что он успел услышать из вне, были звуки знаменитой песни «Весь мир — толпа», утопавшие в гомоне, улюлюканье и аплодисментах гостей.
Комната была просторной и хорошо освещенной. Все в арабском стиле — обилие подушек, ковры на полу и непременные арабески, покрывавшие стены. В глубине, на расшитых парчой подушках-валиках, полулежал тот, кого Омар ожидал здесь увидеть — его бывший покровитель, шейх Абдулла ибн Муктади аль-Тани. Он показался Омару постаревшим и обрюзгшим. Тем противнее было вспоминать годы, вынужденно проведенные под его опекой.
По бокам от шейха Абдуллы стояли личные охранники, державшие на поводках двух крупных остроухих доберманов в кованых ошейниках, которые сразу насторожились при появлении Омара и устремили на него начавшие наливаться кровью от едва сдерживаемой агрессии глаза-бусины.
Сам шейх тоже пристально изучал стоявшего посреди комнаты со скрученными за спиной руками Омара. Поглядев на него, Абдулла покачал головой и прищелкнул языком:
— Какой красавец! Тарик, ты посмотри в кого превратился наш малыш Омар?! Как возмужа-а-ал! Как расцвел мой нежный цветок! Вот, что значит великая красота! Она лишь хорошеет с годами! Как поживаешь, сладость моя? — обратился он наконец к Омару.
— Что вам от меня нужно? — с вызовом спросил Омар, глядя ему в глаза. — Пустите же!
Он попытался вырваться, но в ответ руки ему сдавили и скрутили еще больше. В глазах потемнело от резкой боли. Омар ахнул, прикрыл веки и сжал челюсти, слыша, как завозились, зарыкали удерживаемые охраной доберманы.
— Как что? — ухмыльнулся Абдулла. — Разве ты не видишь, как я соскучился по тебе, сладость моя? Скажу по секрету, лучше тебя у меня никого не было. Потому я и приехал сюда сражу же, как только узнал, где ты прячешься, мой смелый сокол, ахах-ах…
Абдулла принялся хохотать. Его охранники и Тарик лишь ухмылялись. А Омар подумал о Мухаммаде, который сейчас был внизу и не знал, в какой беде он оказался.
— Ну-ка, ребятки, дайте мне полюбоваться на моего любимого Омара! — скомандовал Абдулла.
Подчиняясь ему, один из охранников вытащил из-за пояса кинжал и приблизился к беспомощному Омару, которого удерживали двое. Обдав зловонным дыханием, охранник схватился за ворот золотистой кандуры и резко взмахнул кинжалом, одним движением разделив её надвое до середины живота Омара. Затем он схватил за обе половины и рывком распорол одеяние до самого низа. Ткань с треском разошлась и тут же грубые руки оторвали остатки стоячего воротничка и разметали в стороны обрывки шелка.
— Отпустите его, — Абдулла махнул рукой удерживавшим запястья Омара подручным. — Ну, что, мой нежный цветок? Разденешься сам, или желаешь, чтобы мои люди помогли тебе?
На лице Абдуллы было выражение, которое Омар помнил очень хорошо. Эта странная ухмылка означала, что сейчас он опасен и способен на любое безумство больше, чем когда-либо. Растерев затекшие запястья, Омар покорно стащил с себя остатки кандуры, медленно снял нижнюю майку и уже готовился снять вузар, когда в дверь постучали.
Кивком головы Тарик приказал одному из подручных открыть дверь. Оружие у всех было наготове. Омар внутренне напрягся, думая о том, что теперь с ним будет. К немалому его удивлению из-за бесшумно отворившейся двери в комнату шагом победителя вступил Халед.
========== Сафия ==========
Мухаммаду казалось, что он видит сон. В какой-то момент он потерял ощущение реальности происходящего. Пространство и даже время, словно раздвинулись, отошли куда-то, не говоря об окружавших его людях, которые, как казалось, и вовсе исчезли. Лишь Сафия с её чарующими движениями и непрестанно глядящими на него горящими глазами существовала сейчас. Она гипнотизировала его, как песчаная кобра гипнотизирует своим танцем несчастную мышь.
Хотелось смотреть и смотреть на то, как плавно изгибается её тонкий стан под шелковой кандурой, как изящно она склоняет голову, опуская веки, как невесомо и чувственно её ножки касаются паркетного пола. И Мухаммад смотрел внимательно, следя за малейшим движением её фигуры и глаз.
Внезапно музыка стихла. Песня закончилась. Тут же вокруг и позади него раздались громкие аплодисменты, улюлюкание, приветственные крики в адрес танцовщицы и музыкантов. Ребята из «Альзеркал», чувствуя, что поймали кураж и нужный момент, заиграли знаменитую «Весь мир — толпа», и Сафия, мгновенно подхватив быстрый, энергичный ритм, стала пританцовывать и кружиться. Нихаб скрывал её лицо, но глядевшие на него зеленоватые глаза отчаянно улыбались.
Не сводивший с нее глаз Мухаммад даже не заметил, как тоже начал улыбаться, поощряя Сафию на новый танец. Тем временем шум вокруг нарастал. Ко всеобщему гомону, музыке и бархатному мужественному голосу солиста присоединился шум хлынувшего снаружи проливного дождя.
Бубны, как и бубенцы на браслетах, непрестанно и навязчиво звенели. Танцовщицы-египтянки кружились. Зрители хлопали и кричали. Музыка шла кругами. Сафия неуловимо перескакивала со стола на стол. Но вдруг её манящий образ покачнулся, став почти миражом, на какой-то зыбкой, потерявшей равновесие ноте, и исчез, растворившись в полутьме залы.
Снаружи раздался страшный раскат грома, после которого погас свет.