— Которая до сих пор сопутствовала нам благодаря тебе, amigo. Я верю, что удача не покинет нас и сейчас, когда мы так близки к свободе.

— Коронадо не отдаст приказа о погоне, пока я не вернусь целым и невредимым. Как я уже говорил и как показали события, честолюбивый губернатор и алчный монах не смеют подвергать опасности мою чёрную шкуру. Так что...

Он быстро взобрался в седло, на сей раз сев в него как следует.

— Дай-ка мне нож.

Я отдал ему нож, и мавр в нескольких местах порвал им свою одежду и нанёс себе не опасные, но заметно кровоточившие порезы.

— А сейчас, — сказал Эстебан, отдавая мне нож, — плотно привяжи мои руки поводьями к луке седла. Чтобы выиграть для тебя как можно больше времени, я поплетусь к дворцу как можно медленнее. Мне ничего не будет — сошлюсь на то, что вы, жестокие дикари, избили меня до полусмерти. Кожа у меня, слава богу, чёрная, и отсутствия синяков никто не заметит. Но, Хуан Британико, больше я для тебя ничего сделать не смогу. Сразу по моему возвращению Коронадо пошлёт за тобой погоню, которая, будь уверен, переворошит в окрестностях каждый камушек. К тому времени ты должен оказаться отсюда как можно дальше.

— К тому времени, — отозвался я, — мы уже надёжно укроемся либо в гуще наших родных лесов, либо, не менее надёжно, в том мрачном месте, которое вы, христиане, называете адом. Мы благодарим тебя за доброе сердце и помощь, за твою смелую изобретательность и за то, что ты ради нас не побоялся подвергнуть себя опасности. Езжай, amigo Эстебан. Желаю тебе самому как можно скорее счастливо обрести свободу.

— Что будем делать, Тенамаксцин? — спросил Уалицтли, отдышавшись и присев на землю.

— Как справедливо заметил мавр, сторожевые посты за пределами города не получали приказа губернатора пропускать нас, если мы всё ещё удерживаем заложника. Но в то же время они не получали и извещения о нашем бегстве. Сейчас всё их внимание обращено не в сторону города, откуда движемся мы, а наружу, откуда может последовать нападение. Этим и надо воспользоваться. Следуй за мной и делай, как я.

Мы шли в полный рост, пока не миновали последние лачуги квартала рабов, а потом пригнулись и стали осторожно удаляться от города. Когда на виду показалась хижина, окружённая солдатами (никто из них даже не смотрел в нашу сторону), нам, чтобы не приближаться к ней, пришлось повернуть налево и продолжить путь, пока дорога не вывела нас к следующей хижине, возле которой помимо солдат находилась ещё и одна из тех гром-труб, что называются кулевринами. Поэтому нам пришлось повернуть назад и вернуться тем же путём, чтобы оказаться примерно на равном расстоянии между этими сторожевыми постами. К счастью для нас, в том месте густой кустарник тянулся до самой темневшей на горизонте линии деревьев. Низко пригибаясь, делая всё возможное, чтобы как можно меньше шевелить кусты, я стал пробираться под ними, а бедный запыхавшийся тикитль последовал моему примеру. Мне показалось, что в этом мучительном скрюченном положении нам пришлось медленно преодолевать бесконечные долгие прогоны, причём очевидно, что Уалицтли такое продвижение давалось с куда большим трудом, чем мне, — но в конце концов мы всё же добрались до опушки леса. Оказавшись среди деревьев, я с наслаждением расправил спину, — при этом все мои суставы заскрипели, — а тикитль со стонами снова растянулся на земле.

Я улёгся поблизости, и некоторое время мы с ним молча приходили в себя. Отдышавшись настолько, что уже мог говорить, но ещё не набравшись сил, Уалицтли спросил:

— Не расскажешь ли ты мне, Тенамаксцин, почему белые люди дали нам уйти? Уж конечно, не потому, что мы захватили в заложники одного из их чёрных рабов. Раб любого цвета кожи, по их представлениям, не стоит и плевка.

— Они думают, будто именно этот раб владеет тайной — знает путь к сказочным сокровищам. Им хватило глупости поверить в подобную выдумку, но всё это я объясню как-нибудь в следующий раз. А сейчас попытаюсь придумать способ найти куачика Ночецтли и остальных наших воинов.

Уалицтли сел и бросил на меня обеспокоенный взгляд.

— Должно быть, ты ещё не пришёл в себя после того удара по голове. Если все наши люди и не погибли от выстрелов тех гром-палок, то наверняка рассеялись и разбежались кто куда, лишь бы подальше отсюда.

— Они не погибли, не рассеялись и не разбежались. А я не повредился в уме. Пожалуйста, перестань говорить как целитель и дай мне подумать.

Я посмотрел вверх: Тонатиу уже спускался к западному горизонту.

— Так. Мы снова оказались к северу от Компостельи, а стало быть, не так далеко от того места, где угодили в западню. Не исключено, что Ночецтли вместе с собравшимися под его командованием воинами находится где-то поблизости. Впрочем, он мог повести их в обход города, к югу, кате и было задумано первоначально. Или, напротив, отступить и вернуться в Ацтлан. Какой образ действий мог он избрать, не зная, что стало со мной?

Тикитль благоразумно воздержался от комментариев.

— Мы не можем просто бродить здесь в поисках наших воинов, — продолжила. — Ночецтли обязательно должен нас найти, и я не могу придумать лучшего способа помочь ему в поисках, чем подать какой-либо заметный сигнал.

— А этот сигнал прежде всего привлечёт внимание испанских патрулей, которые в скором времени наверняка примутся нас искать, — не выдержал тикитль.

— Уж чего испанцы точно от нас не ожидают, так это того, что мы станем намеренно привлекать внимание к месту своего укрытия. А вот если где-то неподалёку находятся наши люди, то они наверняка стараются разузнать хоть что-то о судьбе своего вождя. Что-нибудь необычное должно привлечь внимание, по крайней мере, их разведчика. Например, большой яркий костёр. Благодаря богине земли Коатликуе в здешнем лесу немало сосен и земля густо усыпана их иголками.

— Тогда призови бога Тлалока, чтобы он ударил и поджёг эти иголки своей молнией, — усмехнулся Уалицтли. — Что-то здесь не видно тлеющих угольков. В моей лекарской сумке имелись, помимо прочего, воспламеняющиеся жидкости, но сумку у меня отобрали. А чтобы найти что-нибудь подходящее и добыть огонь трением, нам потребуется целая ночь.

— Без всего этого можно обойтись, как и без молний Тлалока, — возразил я, нашаривая за пазухой стёганого панциря, который с меня не сочли нужным содрать, некий предмет. — У меня тоже забрали оружие, но, очевидно, испанцы нашли эту безделицу безвредной и не стали её отнимать.

Я вынул линзу — кристалл, некогда подаренный мне Алонсо де Молиной.

— Я бы тоже не счёл это стоящим, — пробормотал Уалицтли. — Какой вообще может быть прок от этого маленького кусочка кварца?

Ограничившись одним словом: «Посмотри», я встал и отошёл туда, где случайный солнечный луч падал сквозь ветви на устилавшие землю бурые иголки. Глаза Уалицтли расширились, когда спустя всего лишь мгновение оттуда потянулась струйка дыма, потом язычок пламени. А через несколько секунд мне пришлось отпрыгнуть от быстро разгоравшегося и уже довольно внушительного костра.

— Как ты это сделал? — изумился тикитль. — И откуда у тебя этот магический инструмент?

— Достался от отца, по наследству, — ответил я, с улыбкой припоминая историю этого подарка. — Так что с благословенной помощью Тонатиу и пребывающего в Тонатиукане моего покойного отца я способен почти на всё. Кроме, разве что, пения.

— Пения?

— Стражник, который охранял камеру во дворце, с пренебрежением отозвался о моём голосе и сказал, что певец из меня никудышный.

Уалицтли снова бросил на меня подозрительный взгляд лекаря.

— А ты уверен, мой господин, что тот удар по голове прошёл для тебя бесследно?

Рассмеявшись в ответ, я повернулся, чтобы полюбоваться разожжённым мною костром. Пока огонь бежал по иголкам, устилавшим землю, он не был слишком заметен, но стоило ему добраться до смолистых ветвей, как вверх повалили клубы дыма. С каждым мгновением дымное облако поднималось всё выше, становясь всё плотнее и темнее.