– Аманда была… весьма жёсткой и властной женщиной. Она дала нам многое, но у неё были чёткие планы на нас, и мы должны были неукоснительно придерживаться их. И, как ты понимаешь, работа в полиции в этих планах нигде не фигурировала.
– Коннор сначала пытался её убедить, но это было бесполезно. Затем начались скандалы. Пару раз он даже сбегал, но его находили и возвращали обратно, а все записи тихо подчищали, потому что подобный скандал в семье Стерн сильно бы ударил по имиджу. Макс считал это глупой блажью. Мне кажется, где-то в подсознании он считал смерть наших родителей своего рода предательством по отношению к нам, как бы иррационально это ни звучало, и поэтому больше нас привязался к Аманде и был недоволен бунтом Коннора.
– А потом нам исполнилось восемнадцать, и Коннор тут же собрал вещи и уехал окончательно. Аманда пыталась его вернуть, уговаривала… угрожала… запретила нам с Максом общаться с ним, заморозила все его счета, оставив без гроша посреди зимы. Коннору было всё равно. Он спал чуть ли не под мостом, находил подработки, ходил по сослуживцам отца, которых раскопал каким-то чудом, чтобы получить рекомендации, когда Аманда начала давить на руководство полицейской академии, выцарапывал какие-то немыслимые гранты – и всё-таки сумел поступить. Я встречался с ним тайком, передавал вещи, деньги – разумеется, он не хотел брать, но упрямства мне тоже не занимать, это у нас семейное. Так прошёл почти год…
Хэнк слушает, не перебивая, часто мигая жёлтым диодом. Ричард вздыхает:
– А потом меня спалили, когда я в очередной раз возвращался от Коннора. Аманда поставила меня перед выбором: или Коннор, или они с Максом. Надо было видеть её лицо, когда я без раздумий выбрал Коннора и уехал в тот же день.
– Почему? – впервые подаёт голос Хэнк. – Вы не любили второго брата?
Ричард усмехается:
– Ну почему же. У Макса непростой характер, и порой он бывает ужасным засранцем, но я люблю его и сейчас, да и Коннор, думаю, тоже, пусть у нас и очень сложные отношения. Но у него была Аманда, и он всегда хотел в совет директоров, где она мечтала нас видеть, поэтому я знал, что он не пропадёт. А Коннор бы остался совсем один: все наши знакомые были из другого круга, и его решение никто не понял и не поддержал. Перед отъездом, правда, я пригрозил, что если Аманда и дальше попытается ставить нам палки в колёса, я сам пойду к журналистам и вывалю им всё, они вцепились бы в такой скандал, как голодные псы в кусок отбивной. Для Коннора это был вопрос принципа, как ты понимаешь, но я был готов играть не по правилам, если придётся. Разумеется, меня тоже сразу отрезали от довольствия, но я понимал и принимал это условие. Но больше Аманда уже не препятствовала нашим планам, а журналистам скормили историю о том, что мы хотим добиться успеха на совершенно ином поприще и поэтому больше не будем появляться на мероприятиях «Киберлайфа».
Ричард с задумчивым видом хрустит печеньем, запивая его чаем.
– Первый год я не учился, только работал, потому что двух подработок восемнадцатилетних пацанят без опыта нам бы точно не хватило на жизнь, а уходить из академии я Коннору запретил, ведь тогда всё это было бы зря. Сменил несколько мест, познакомился на одном с отставным спецназовцем, мы разговорились о его работе, я заинтересовался и решил попробовать, благо, физические данные позволяли. В общем… в итоге пришли к нынешнему результату. Аманда до последнего дня нас не простила, даже на похороны, когда уже тяжело болела, потребовала не звать, мы узнали из новостей… Пытались достучаться до Макса, сначала он игнорировал все наши звонки и письма, не пускал в дом, но потом немного смягчился. Теперь мы встречаемся раз в год на его вечеринке в честь нашего дня рождения, обмениваясь подарками и создавая иллюзию братской дружбы перед журналистами, и подписаны друг на друга в «Омниконнекте», но…
Ричард обрывает сам себя и неловко улыбается.
– В общем, ты понимаешь, почему Коннор не может не сочувствовать девиантам и так старается на службе. Он считает, что должен доказать всему миру, и в первую очередь себе, что не ошибся с выбором.
Хэнк медленно кивает. Пару раз его диод сбивается даже на красный, но постепенно цвет выравнивается в голубой.
– Спасибо за информацию. Она мне очень помогла.
– Всегда пожалуйста. Постарайся по возможности не распространять её: Коннору не очень приятно вспоминать о том времени, да и Макс, я смотрю, всё ещё не хочет широкой огласки, – Ричард подмигивает ему, поднимаясь, и начинает убирать со стола.
– Ричард?.. – голос Хэнка звучит слегка неуверенно.
– М-м?.. – не поворачиваясь, тот начинает ополаскивать посуду и расставлять её сушиться.
– А вы… никогда не жалели о своём выборе?
Ричард пару мгновений молчит, глядя на отражение жёлтого диода в стекле перед собой. Его подозрения всё крепнут – и, еле заметно улыбнувшись, он отвечает:
– Никогда. Я жалел – и жалею – о том, что мы все были слишком упрямы, чтобы найти компромисс, что Макс не пошёл с нами, что мы так и не успели помириться с Амандой. Но о том, что я ушёл вслед за Коннором – нет, ни разу.
– Спасибо, – повторяет Хэнк – и, попрощавшись, уходит, тихо закрывая за собой дверь.
Ричард провожает его взглядом и про себя решает, что если этот не девиантнется в ближайшую неделю, он до самого Рождества не притронется к сладкому.
========== Часть 14 ==========
Гэвин возвращается из магазина какой-то озадаченный, чем сразу же настораживает Ричарда.
– Что-то случилось, Гэв? – окликает он.
Тот растерянно пожимает плечами.
– Да я как-то не понял, если честно… В смысле, что-то явно случилось, но что именно, никак не отдиагностирую.
Ричард забирает у него одну из сумок и начинает помогать раскладывать продукты – конечно, Гэвин на закупку еды изначально запрограммирован не был, но уже давно делал это, потому что если эта обязанность возлагалась на кого-то из братьев, они радостно забивали на поход в магазин, набирали – особенно Ричард – всякую ерунду вместо нормальной еды или не успевали из-за срочных вызовов и в итоге питались тем, что доставка пошлёт.
– Рассказывай уже, – Ричард легонько пихает Гэвина плечом.
Тот моргает и неуверенно начинает:
– В общем, иду я из магазина, и тут чувствую, что у меня вот-вот порвётся пакет. Останавливаюсь у лавочки, ставлю на неё всё и начинаю перекладывать, с другого края сидит какой-то подозрительный мужик в плаще. Косился на меня, косился, потом поднялся и подошёл ближе. Я думал, что-нибудь свистнуть хочет – ну, знаешь, всякие бомжи любят отнимать покупки у андроидов, нам же нельзя причинять людям вред – уже напрягся, а он меня за руку вдруг цапнул, законнектился и вполголоса пафосно сказал: «Ты свободен!» А я даже не понял, что он андроид – там ни диода, ни формы, и в целом на человека похож, не отличить. И вот как только коннект загрузился, та странная красная стенка взяла и рассыпалась, как будто её никогда и не было.
– Шутишь, – ошарашенно говорит Ричард, чуть не уронив пакет молока, но в последний момент кое-как поставив его на стол. – И что ты сделал?..
Гэвин пожимает плечами:
– Да ничего. Сказал «о, пиздато, так куда удобнее, заебал этот сраный антимат – спасибо, мужик, удружил», отдёрнул руку и пошёл домой от греха подальше, пока он мне ещё что-нибудь не подгрузил, а то мой файрвол его проигнорил и ни писка не издал. Не лезть же с ним драться посреди улицы, это палевно. Пока шёл, прогнал все тесты, которые только мог, но больше вообще ничего не поменялось. Что за хуйня случилась, не пойму…
– Покажи его, – требует Ричард.
Гэвин послушно выводит изображение на ладонь, но лицо Ричарду незнакомо, а кого-то с гетерохромией он бы точно не забыл.
– Последи пока за системами, мало ли, что там, – встревоженно говорит он наконец. – Хотя я подозреваю, что вот так и распространяют девиацию… Уж не был ли это тот самый rA9, о котором говорили девианты? Чёрт, как бы сказать Коннору, но при этом не спалиться?
