Не знаю, чего они добивается. Но ладно. Не мне решать.

*****

Не думала, что время, проведённое, в центре преображения станет для меня огромным испытанием. Жутко болел правый висок. А писклявые голоса помощниц ещё сильнее раздражали нервную систему.

Мечтая воткнуть в висок, лежащие на столе ножницы, думала как-то любезно попросить их заткнуться. Или лучше заткнуть их самостоятельно. Ножницами.

Катон, словно предугадав мои мысли, энергично мотает головой. Нет, говорит он, нельзя. Нельзя жаловаться или быть недовольной. Ведь Брут и Энобария все уши нам прожужжали, чтобы мы не посмели им перечить или ныть.

Мучаемся ещё полчаса, ожидая прикосновения охлаждающего лосьона. Особенно Катон. Покрасневший и раздражённый, он старается глубже дышать, чтобы не сорваться.

И вот ура, мы дожили до конца адской процедуры. Теперь то они отстанут. И они отцепляются.

Помощники довольные результатом, уходят за стилистами. Пока обессиленная я валялась на кушетке, Катон успел сходить за водой в коридор. И вот он уже протягивает мне пластиковую кружку:

— Голова сильно болит? — безэмоционально спрашивает он. Так зачем же спрашиваешь, если все равно.

Или может что-то вроде заботы тоже входит в неизвестный мне кодекс поведения трибутов второго. Думаю спросить, но хватает ума замолчать в последний момент.

— Немного, спасибо за воду, — отвечаю сдержанно, но дружелюбно. Что вы на меня так смотрите? Не стоит его злить, пока он в каком-то смысле доброжелателен.

Просто не хочу быть его очередным Томасом с отбитыми почками. Мирта, хватит его демонизировать. Он обычный парень, который обучен убивать. Ну-ну.

— На здоровье, Мирта. Нам следует быть бодрыми и жизнерадостными на параде, чтобы завлечь спонсоров, — тараторит он и после забирает кружку, чтобы выбросить в урну. Похоже, парень честно старается принести славу нашему дистрикту. И я не могу его винить в этом.

*****

Ротона и Корнин, стилисты второго явно не знают, что делать с нами. Делайте, что хотите только, молю, не натягивайте на нас тогу или белоснежную тунику. Уже и зрителям приелась классическая римская тематика.

Немного подумав, они уходят в кладовку, чтобы по-быстрому что-то сшить. Ведь заранее подготовленные костюмы не могут подойти к нам, потому что они задумывались для Катона и Катрин. А не для меня. Даже не спрашивайте, откуда им известно о мисс Уокер. Наверняка, Брут и Энобария предупредили их еще до жатвы.

Взлохмаченные и измучившиеся, они впопыхах возвращаются.

И мы одеваемся в тогу. Шучу. Нас ожидает ансамбль костюмов из небесно-голубого материала. Ротона бережно одевает меня в длинное атласное платье с сердцевидным декольте, открытыми плечами и короткими рукавами. И делает причёску в виде двух косичек, обвитых вокруг ушей. А на Катоне просто фрак из того же материала. И дают нам в руки плющ, что скорее было бы уместно для трибутов седьмого.

Катон спрашивает Корнин о необходимости плюща. Стилист багровеет, кажись, не ожидая маленького противоборства.

— Молодой человек, вы не можете выбросить плющ. И вы юная леди не смейте тоже этого делать, слушая его, — м-да, похоже, для всех я буду приложением к Катону, — вы мои детки бессмертны как вечнозелёный плющ. И пусть зрители знают, что от вас им просто так не отделаться.

— Все это хорошо, — продолжаю я, — но каким боком наши костюмы символизирует каменоломню?

— Никаким, — отвечает он. Да уж. Видя, как мы с Катоном впали в прострацию, его напарница Ротона поспешно отвечает, что, мол, голубой символизирует вечность, в которую шагают все трибуты.

Только вот мы не боимся это открыто признавать. Из уст капитолийки звучит это даже мятежно, но думаю, что остальных капитолийцев вряд ли волнуют все эти символизмы.

Если им вообще что-то известно из этой оперы. Зрители нуждаются в зрелищности, но времени мало поэтому мы и не спорим. Тем более это игры, а не класс философии, если её ещё преподают в школах.

*****

И мы встаём на колесницу. Под взгляды других участников, стилисты которых старались связать подобранный костюм с родом деятельности их дистрикта. Девушка из первого лукаво поглядывает на нас.

Кажется, её зовут Диадема. Боже, как же она изумительна. Золотистое платье, сверкающее рубинами только подчёркивает её природную красоту. И потенциальная королева вечера, уловив наш взгляд, приветственно махает нам.

Катон, холодный и отстранённый в повседневной жизни, горячо машет ей в ответ. И глупо улыбается. При этом ещё успевает грубо ткнуть меня в бок, чтобы я тоже помахала им. Что ж, машу. А затем строго шепчет мне в ухо:

— Игра в профи уже начинается. Учись быстро и тогда может, я возьму тебя в команду, — на этих словах я непроизвольно фыркаю. Вот это самоуверенность у паренька.

— Как скажешь, босс, — забывая про Томаса, рычу на него обиженно. Он хочет что-то мне сказать, но не успевает, ибо уже начинает играть музыка.

Первыми на колеснице, выезжают трибуты первого. Утончённые и лучезарные, они оба сверкают золотом и рубином при свете софитов, их дистрикт специализируется на ювелирном деле. Толпа взрывается овациями, юноши неустанно кидают алые розы в руку ослепительной красавицы. Но парень тоже ничего, притягателен по-своему. И улыбка у него доброжелательная.

Следующие мы. Катон демонстративно выпрямляет спину и плечи, но не улыбается. Несмотря на аплодисменты, никто из нас не решает показать зубки окружающим. У Катона разыгрывается аллергия на сегодняшние косметические процедуры, а у меня мигрень.

Знаю, мы идиоты, потому что нужно было всего лишь немного потерпеть и приветливо улыбнуться. Жаль, теперь нам будет сложнее обратить на себя внимание спонсоров.

Уставшие и расстроенные , мы не смотрим друг на друга. Каждый сам по себе, как и предусматривалось.

Далее идёт ничем не примечательный дистрикт три. А вот в четвёртом сидят просто фантастические существа. Обворажительные русалки, наряженные в корону из золотых водорослей. И не такое оказывается, бывает.

Рыжая девушка с пятого многозначительно улыбается толпе. Её улыбка обращенная в себя, будто таит какие-то знания, не доступные нам простым смертным. А её напарник даже не делает попыток приветствовать толпу. Должна признать, это довольно неблагоразумно. Вряд ли, ему дадут победить после такого.

Бойкая девчушка из седьмого посылает публике воздушные поцелуи, и самое ужасное делает она это весьма искренне. Ненавижу людей без масок, как они так безбашенно живут?

Дистрикт восемь одет в военные униформы, ведь они изготавливают текстиль для второго и Капитолия. Суровые ребята, а какие взгляды у них хищные. Боюсь, что они даже кровожаднее профи. Говорит, девчонка из второго.

А вот девятые даже на экран не смотрят, настолько они запуганы. Десятые одеты так безвкусно. Опять. И следом выступают смуглые одиннадцатые.

И наконец, двенадцатые. Точно, уголь. Никаких обычных касок. А лишь черный комбинезон, который горит.

Костюм торжественно полыхает. И это восхищает всех сидящих, что большинство скандирует теперь лишь имя Кейтлисс. Или Киннисс. Не могу расслышать её имя из-за оглушительного шума.

Должна признать, это было эффектно. Отблески огня, алые искры и тут же публика забывает о всех нас. Если меня это и не задевает, то Катон раздражён. Крайне раздражён, но пока держится. Хорошо, что я не ваза, которую можно разбить.

Колесница останавливается. Наш «уважаемый» президент произносит официальную речь, рассказывая нам всем, искусные россказни про справедливость.

Делаю вид, что с жаром слушаю. Но к счастью камеры нацелены чаще на двенадцатую, так что безбоязненно закрываю глаза. И тону в своей боли.

Видя это, Катон наклоняется и берет мешок, лежащий внутри колесницы. И, оставаясь рассерженным, подаёт мне бутылку воды.

— Не знала, что в колесницу можно брать вещи, — говорю я тихо. Нет сил пререкаться, главное унять бы раскалывающую боль.

— Нельзя. Но взял, чтобы потом тебя не таскать на себе, если у тебя случится обезвоживание. И ты упадёшь в обморок, ты же у нас слабенькая, — саркастично добавляет более расслабленным тоном.