Да, я разглядывала блеклые воспоминания как хрустальные сувениры, который изготавливает мой родной первый. И так же нещадно разбивала их, чтобы совесть не мучала меня. Все-таки я рада, что представляла на играх второй, ведь многие бы меня не сторонились бы меня после всех моих поступков во имя выживания. Стоило ли оно того? Честно, не знаю. Говорю себе, что это теперь не важно, но я все-таки немного даже счастлива, узреть дальнейшие события.
В первые дни с меня не снимали кислородную маску, уверяя в том, что я отравлена туманом. И за ними последовали серые дни забытья вперемешку со скудной кормёжкой: зелёный чай, бульон и булочка. Пульс нормализировался, а настроение стало ровным и спокойным.
Никого из менторов я не видела, а оставалась в комнате без окон и дверей. Впрочем, я не понимала одного, почему я все ещё взаперти? Со мной все в порядке, не контужена и не глубоко ранена. Да и вроде не из буйных, которых усмиряют десятки санитаров. Меня заперли без объяснении, словно преступницу. А ведь так оно и есть, если подумать.
Но в один день, обеспокоенная медсестра, пересадив меня на кресло каталку, молча повезла в другое место. Я даже не сопротивлялась, не спрашивала, ведь зачем тратить остатки той крошечной энергии, которую вдруг придётся применить в случае нападения?
Она привозит меня в сад, усыпанный белоснежными розами. И уходит, оставляя в полном неведении. Поправив поседевшую прядь за ухо, начинаю медленно озираться вокруг. Осеннее небо было облачным, а серое солнце истончало слабые лучики прощанья. Кажется, уже наступает конец ноября. И погружение в искусственный мир так поглощает меня, что я и не замечаю человека пришедшего навестить меня.
— Ровно год назад, я так же приветствовал вашего предшественника, мисс Ньюсом, — всматривается он изучающее, словно пытается понять, что я из себя представляю.
Это президент Сноу.
Внешне напоминает моего дедушку. Только если его глаза излучали теплоту прозрачного весеннего неба, то в глазах властителя Панема бушевал грозный океан.
— Ваша власть и вправду велика, раз вы так смогли оперативно копнуть в прошлое моей семьи, — намекаю на то, что он называет меня моей реальной фамилией. Рано или поздно это должно было бы выясниться.
— Вы мне льстите, юная леди. Нами было изучены все претенденты с самой жатвы. И ваш дистрикт традиционно меня заинтересовал, что я решил немного покопаться в вашей биографии. Довольно занятно. Недавно читал ваши работы, написано мрачно, но в них чувствуется жизнь без прикрас. Думаю за способность излагать мысли, можно простить вам убийство вне арены.
— Вы подразумеваете, случай мисс Галифаксе? — отвожу взгляд в сторону, понимая, что позволяю себе проявить преждевременное бессилие.
— Нет, я про смерть вашей сестры. Наши служащие провели анализ утопленницы. Видимо, вы сбросили её после удушения, — снисходительным тоном проговаривает он.
— Вы весьма проницательны, — остаётся лишь признать этот факт.
— Не могу сказать, что вы удивлены, — с наигранным разочарованием парирует высказывание.
— При всем уважении к вам, господин президент, мне было как-то все равно на происходящие события. Думаю, я перестала соображать что-либо стоящее после удара гонга, — отрешённо усмехаюсь.
— Полагаю, ваши мысли решили взять перерыв. Впрочем, пока отдыхайте. Второму дистрикту изрядно везёт на играх. Хоть и были кандидаты колоритнее. Как ваш земляк, Катон? Как бы то ни было на финале, я счёл, что ваше умение внушать через письмо могло бы сослужить неплохую службу в сфере коммуникаций вместе господином Хэвенсби.
— Полагаю, мне придётся жить в Капитолий.
— Ну, что вы хмуритесь, моя дорогая. Ведь это дом вашего отца, это ваша родина. Многие победители бы многое отдали, чтобы заполучить столь прекрасную возможность. Тем более, это освободит вас от дальнейшего менторства. Только между мной и вами, мы ведь оба знаем, как вы привязаны ко второму. Как вы написали в своём дневнике «дыра с величественными горами?».
— Я думала, что бумаги уже обращены в пепел, — смущаюсь я, оттого что ему известны все незначительные переживания моей жизни.
— А мы туда отправились сразу после жатвы, — лукаво улыбается. Видимо, он опередил моих маленьких помощниц.
— Полагаю, что в этом словесном споре мне вас не переиграть в силу жизненного опыта, — силюсь закончить эту утомительную беседу.
— Не волнуйтесь, у вас будет много времени, чтобы научится. И кстати, я был единственным читателем. Слуга доставить дневник сегодня вечером.
— В палату? — успокаиваю себя, пытаясь привести рассудок в чувство. Получается неплохо.
— Ваше состояние уже улучшилось, что вас уже можно переводить в одну из комнат тренировочного центра.
— Хорошо, — говорю ему, лишь бы отстали. Он уходит, а я так и остаюсь. В заслуженной сырой прохладе.
========== Интервью победителя и показ фильма. ==========
Вечером я наконец-то смогла покинуть очерствевшую больничную комнату и направилась в тренировочный центр. Так было странно подниматься по лестницам, зная, что когда-то здесь веселились, боролись и болтали другие трибуты. Живые. Вспомнился даже тот неловкий разговор с Катоном состоявшийся после неудачного парада. Где теперь он, а где я?
Сердце больше не болит, теперь ведь и его у меня отняли.
Поднявшись на второй этаж, открываю дверь и в комнате, где я гостила, стоит букет белоснежных роз. Не могу сказать, что я особо жалую этот тип цветов, но уродство этих бутонов перекрывал запах смешанный с кровью, который невероятно дурманил. Любимый аромат, ведь мои страдания в столице обычно сопровождались этим благоуханием. Благодаря бабушке.
Подхожу ближе к дубовому столу и рассматриваю его. Острие шипа пронзает палец, и кровь рубинового цвета капает на конверт, как те камни, которые украшали наряд Диадемы. Раскрывая очередное пунцовое верже, вижу послание от президента. Полагаю, личного характера, раз на конверте не стоит герб Панема.
Ваша покойная бабушка, леди Элеонор восхищалась этими цветами. Надеюсь, и вы восхититесь этим совершенством.
Устало сажусь на кровать и понимаю, что выиграла я игры не просто так. Слава моего дистрикта, умение писать и знакомство президента с моей бабушкой обеспечили мне жизнь. Они были знакомы, это уж точно. Была бы я из двенадцатого, вряд ли бы сидела бы здесь.
Может и Лиса чувствовала такое, но не говорила мне? Нет, я не стою своей победы. Простой трибут с непростой победой. Да, я боролась. Но фаворитизм президента окончательно угробило мою самооценку. Какая я эгоистичная, думаю лишь о себе, а не об убитых трибутах. Лишила их жизни и жалуюсь на такую победу, имея в руках жизнь.
Рву бумажку на мелкие кусочки, пытаясь спрятать ото всех реальную причину победы. Еле справляюсь с этой тяжёлой задачей, ведь в последнее время пальцы не слушались меня. То и дрожат, то ли трясутся. Выпив стакан холодной воды, решаю, переместись в гостиную.
Оказывается, я не одна. На диване разговаривают Брут и Энобария. Бежать и обниматься не в моем стиле, потому размеренно подхожу к ним. Будь моя воля, я бы всегда бы избегала их. Просто мне так стыдно за все, за смерть Катона и за собственную беспомощность.
Брут располагающе улыбается и энергично жмёт руку, пока Энобария вымученной улыбкой приветствует меня. Понимаю её, ведь она так надеялась на победу Катона. Слышала, что он был первым из трибутов, которого она сама тренировала с юных лет. А победила я, оставив его на терзание переродков.
— Скоро будет интервью и тебя нужно приготовить. Сядь, а не стой. Какой мы тебя подадим? — с торжественной задумчивостью обращается ментор ко мне.
— Традиционно наши победительницы всегда облачались в разные оттенки красного. Ведь красный цвет победителя, покровительницы нашей академий — Виктории. Я в цвет раскалённой лавы, а Лукреция в оттенок малинового вина. Но учитывая, что в этом году у нас была огненная Китнисс, я даже не знаю. Да и тебе необязательно, ты не обязана академии ничем. Просто хотела, чтобы ты знала, когда завтра увидишься с командой подготовки, — измождённо изрекает Энобария.
