Бриджит молча вывела на листе бумаги адрес и вручила его девушке, после чего снова уставилась на нее с каким-то странным интересом.
— Благодарю, миссис Фонтэйн… Со мной что-то не так?
— До свидания, мисс Хаммонд, — усмехнулась Бриджит, поворачиваясь к Элизабет спиной и невидящим взглядом сверля оконное стекло.
7 июля, 2002 год
Прочь. Скорее свалить отсюда, не видеть этой мерзкой ухмылки, не дышать этим дымом… нажраться в кои-то веки секонала и наутро забыть про этот вечер к чертовой матери, растворив его в чашке кофе.
— Куда это мы собрались? — лениво протянул Джейк, подкуривая очередную сигарету. Я не обратил на него особого внимания, продолжая застегивать рубашку. — Между прочим, я с тобой еще не закончил.
— Не закончил? Могу поспорить.
— Фи, как пошло. Неужели не хочешь поболтать со старым другом?
Как же он меня достал… Ну почему, почему из всех возможных городов Форестер решил почтить своим присутствием именно Сан-Франциско?!
— Валяй, дружок! — я оперся плечом о стену, стоя возле окна, и равнодушно уставился на небо, поддернутое пастелью предрассветных сумерек.
— Что ты тут делаешь?
— Стою, — ответил я, медленно проводя пальцем по стеклу.
— Решил меня довести, Стоукс? Отвечай нормально.
— Я здесь работаю, Джейки, в чём ты имел счастье убедиться.
— Работает он, — голос Джейка зазвучал как-то странно. — Я думал, ты уехал в Оксфорд, даже планировал туда перевестись… — ага, конечно. Скорее я влюблюсь в Арнольда Шварценеггера, чем тебе поверю, — …а ты тут богатых мужиков соблазняешь.
— Не от хорошей жизни, знаешь ли.
Джейк встал с кровати. Я настороженно наблюдал за его движениями, чувствуя нарастающую злость. Ненавижу чувствовать себя уязвимым. Быть беспомощным, оказывается, куда как хуже, чем быть униженным.
Негромкий щелчок выключателя, свет больно режет глаза и, как ни странно, притупляет эмоции. Чувствую себя пустым, как то выеденное яйцо, которого ничто не стоит.
— Вот как, — тянет Джейк с интонациями мистера Гонсалеса и снова достает из пачки сигарету. Раньше он не курил, а теперь буквально питается никотином. Это не может не наводить на подозрения определенного характера. Нашарив левой рукой край оконной рамы, я приподнял ее, чтобы проветрить комнату.
— Значит, работаешь, — Джейк неторопливо приблизился и выдохнул едкий дым прямо мне в лицо. Я внимательно оглядел его. Белки глаз покраснели и казались практически розовыми, под глазами залегли темные круги. За эти два года он стал чересчур худым и каким-то обрюзглым, выглядящим старше своего возраста на добрые полдюжины лет.
— Раньше тебе не приходилось переспрашивать. Деградация налицо, — ехидно ответил я.
— Ты теперь еще та блядь, Алфи. Даже взгляд у тебя стал откровенно блядский, — презрительно выдохнул он.
— А ты теперь еще тот гребаный наркоман, Джейки. Кожа возле носа до сих пор красная; да и вообще — выглядишь ты дерьмово… Так и представляю, как ты по утрам сыпешь кокаин на журнальную обложку, делишь его на дорожки пластиковой карточкой и хорошенько вмазываешься…
— Заткнись! — глаза Джейка шокировано распахнуты. Значит, я всё детально расписал. О, как же это удачно получилось.
— Руки убери, кроманьонец ты несчастный! — я оттолкнул его, не получив особого сопротивления. — Лучше тебе не связываться со мной, Джейк. Я уже далеко не тот мальчик, которому ты вешал лапшу на уши, так что…
— Я и не собирался, — усмехнулся Джейк, затягиваясь. — Зачем строить из себя идиота, если можно иметь тебя за деньги? Хочешь, могу вообще тебя выкупить… А там уже и сочтемся!
Я не выдержал и расхохотался.
— Поверь, деньги есть и у меня. Но не вижу смысла продолжать этот разговор, так что изволь откланяться, — уже взявшись за дверную ручку, я услышал то, чего даже не предугадал.
— А твоя горячо любимая maman знает, чем ты зарабатываешь на жизнь, Алфи? Бьюсь об заклад, что нет.
Мразь. Прекрасно знает, как я люблю мать, скотина.
— Ты жалок, Форестер. Мог бы за столько лет понять, что шантаж на меня не действует, — я покачал головой. — Не заставляй меня на тебя давить. Не заставляй говорить, до какой степени ты жалок, сколько суицида вмещается в твои глаза и на каком году жизни ты сломаешься, словно сухая ветка. Не заставляй потому, что отлично знаешь всю степень моей обычной правоты, — не прощаясь, я вышел из комнаты. Толку разговаривать с таким придурком?
— До следующей смены, — царапнули мое самообладание слова Джейка. И этого оказалось достаточно, чтобы задать мне направление.
Бриджит сидела на диване у себя в кабинете и меланхолично пялилась на свое отражение в маленьком зеркале с перламутровой рамочкой.
— О, Алфи… привет… Слушай, по-моему мне пора сделать первую подтяжку, пока я не превратилась в старую морщинистую ведьму!
Я уставился куда-то сквозь ее загорелое лицо, не вполне понимая, о чём она вообще говорит.
— Сколько я должен заплатить?
— Что? Ты о чем вообще?
— Сумма неустойки.
Нахмурившись, Бриджит отложила зеркало.
— Ну-ка, сел, — отрывисто приказала она. Я послушно сел. Под этим взглядом как-то быстро забываешь, что у тебя есть участок мозга, отвечающий за волю.
— Рассказывай.
— Это личное, Бридж, — участок мозга попытался оказать сопротивление, но все тщетно.
— Рассказывай, кому говорю! — рявкнула Бриджит. — Здесь для тебя понятия «личное» не существует!
Я тяжело вздохнул, собираясь с мыслями
— Нечего тут рассказывать. Тот вчерашний парень, который был с Гонсалесом. У меня с ним было… кхм, были отношения, если это так можно назвать…
— И из-за этого ты готов отвалить хренову кучу денег в счет неустойки? Как-то не в твоем стиле.
— Вполне готов. Понимаешь, у него откуда-то взялся инстинкт собственника по отношению ко мне. Иными словами, меня повысили из ранга безделушки до статуса неверной женушки, которую надо наказать как следует; это, знаешь ли, не тот карьерный рост, в котором я заинтересован. Помимо того факта, что меня унижает такое положение вещей, я просто не знаю, чего можно ждать от наркомана.
— Героин?
— Нет, пока коксом балуется, но, зная Джейка, можно ожидать и героина. И вообще чего угодно. У него нет тормоза.
— Ладно, это не важно… То есть дело только в том, что ты не хочешь обслуживать этого парня? Ты не будешь этого делать, нет проблем! Развел проблемы на пустом месте…
— Не буду? Каким образом?
Бриджит слащаво заулыбалась.
— О, предоставь это мне, дорогой, — тут она склонилась ближе и критически оглядела мое лицо.
— Ты принимаешь секонал?
— А что, непохоже?
— Если бы было похоже, то я бы не спрашивала, — Бридж покачала головой.
— Я принимаю под страхом мучительной смерти, — проникновенно отозвался я.
— О, только не делай из меня монстра! Я же вам, идиотам, добра желаю, нет?
— Ладно тебе, Матушка. Что плохого в том, чтобы быть монстром? В этом мире слишком много карамельной слащавости… Впрочем, дерьма тоже предостаточно.
— Ты просто невозможен. Впервые вижу человека, который говорит о карамели и дерьме в такой последовательности.
— Излишки добра не идут человечеству на пользу. Ницше назвал бы это растлением воли, как я думаю. А от зла проблем гораздо меньше — все, что не убивает, делает нас сильнее.
— Ницше, Ницше… Да на хуй Ницше! Что бы сказал ты сам? В конце концов, это твоя жизнь, — Бриджит со смешком покачала головой. — Насколько я знаю, ницшеанские настроения свойственны людям, которые мыслят полярно его философии.
— Никогда не думал об этом… Нет, это не логично.
— Женщины не дружат с логикой, Алфи! — шутливо воскликнула она в ответ.
Что ж, значит, во мне еще есть хоть что-то мужское.
13 июля, 2002 год, Беркли, штат Калифорния
— Блэкстоун, какого черта ты вытворяешь? — отрывисто поинтересовался Пол Уилсон. Винсент всеми силами изобразил раскаянье, хотя кроме досады ничего и не испытывал. Это же надо было так облажаться: опечататься в собственных расчетах и провести по ним операции. Чем вообще думал, непонятно… Еще и кредитное плечо задействовал.